*

На двенадцатилетие Джиль получил подарок от Деда. У Деда были имя и фамилия, но все звали его просто Дед. Он это одобрял, принимая, как знак признания своего авторитета. Подарком оказалась портативная рация. Красивая такая коробочка, размером с портсигар отца и тремя разноцветными кнопками. Дед вынул ее из ящика стола, вручил внуку. – Она не работает. – А починить, Дед? – Кто ж тебе починит. Эта техника – неремонтопригодна. Дед любил длинные составные слова и сочинял их с превеликой легкостью. Джиль поблагодарил, сунул изящную в своей бесполезности вещицу в карман, и отправился в школу. Дорого внимание, и Дед его проявил. Показал рацию одноклассникам. – Батарейку вставить и заработает, – посоветовал один. – Тут аккумулятор, – поправил второй. Среди разнообразного барахла, которое во все времена невесть зачем собирают мальчишки, у кого-то нашлась зарядка. Через полчаса глазок на корпусе засветился красным. Еще через час он стал желтым, а потом зеленым. Честь нажать кнопочку, конечно, предоставили Джилю. Рация протяжно пискнула и замолкла. Товарищи уважительно посмотрели на Джиля. Обладать вещью, которая когда-то работала и до сих пор проявляет признаки жизни – это что-то. Прозвенел звонок. Вошел учитель, заметил возбуждение класса. – Что стряслось на этот раз? Все дружно загалдели. Учитель успокаивающе поднял руку. – Хочу сообщить вам, что школьный совет собирается ввести совместное обучение. В классах будет поровну мальчиков и девочек. Переждал протестующие возгласы. – Зачем девчонки? Хотя бы затем, что в их присутствии вы будете вести себя прилично. Из нынешней банды получится вполне достойное первобытное племя. Рассказывайте, из-за чего сыр-бор? Что-то у всех вид... первооткрывателей. Делать нечего, Джиль встал, предъявил подарок Деда. Учитель повертел рацию в руках. Особенным нажатием снял заднюю крышку. Извлек тонкую пластину, испещренную золотистым паутинным узором. Осмотрел внимательно. Пожал плечами. Вернул ее на место. Со щелчком закрыл крышку и вернул устройство Джилю. – Микротрещина в электронной схеме, наверное. Тут ничем не поможешь. Впрочем, на перемене поройся в архиве. Пароль доступа я вам всем давал. Шарить по базе данных никому не хотелось. Что за глупость: потратить перемену на чтение с экрана всякой непонятицы. Лучше в футбол погонять. Джиль тоже так думал и большую перемену провел весело и с толком. Забил два гола, чем еще больше поднял свой авторитет. Уроки закончились, ученики дружно и радостно ринулись вон. Учитель увидел, что Джиль нерешительно топчется в дверях. Весело сказал: – “Уйти нельзя остаться!” Где поставишь запятую? В результате Джиль больше часа провел у доски – она же демонстрационный экран. Пишешь на нем стилусом запрос, читаешь ответы. Учитель ушел, напомнив любознательному ученику выключить всё и активировать сигнализацию, когда закончит работу. Так Джиль и сделал. Прошел пустынным тихим коридором, спустился по широкой лестнице на первый этаж. У выхода его ждал малец из интернатских. – Опять? Прошлый раз ты меня подвел. Не вернулся сразу в школу, где-то шлялся. Мне из-за тебя влетело. Первоклашка зашмыгал носом. – Я больше не буду... – универсальный ответ всех детей во все времена. Джиль взял его за руку и так провел через калитку. Что такого в этом чугунном шедевре, что одних она пропускает свободно, а других нет? Джиль всегда мог войти и выйти, а малец – только войти. Джиль довел его до лавки, где торговали сладостями. Учеников там отоваривали за счет школы. Когда выходили, малый обеими руками держался за кулек с конфетами. В таком эйфорическом состоянии он вряд ли способен на вредные фокусы. Не убежит и не отправится шаболдаться, как в прошлый раз. Но рисковать Джиль не хотел. Предложил: – Проводить тебя, на всякий случай? Мало ли, кто на сласти позарится. Уловка сработала. Джиль сопроводил подопечного до школы и с чувством выполненного долга отправился домой. После ужина отец с мамой уселись перед телевизором – смотреть очередной сериал. Дед ушел, объяснив, что у него сегодня дежурство. Отец сказал вдогонку, мол, синекура бы подождала. Дед уже был на пороге, но услышал и проворчал: – Это без вас можно обойтись. А без меня нет. И сердито хлопнул дверью. Через полчаса издалека донесся раскатистый гул, в окнах зазвенели стекла. Станция обороны произвела очередной залп по Врагу. – Там же всё на автоматике, – сказал отец. – Зря он так переживает. – Папе нравится чувствовать себя нужным, – ответила мама. Джиль ушел к себе, вроде как делать уроки. Вынув из школьного рюкзачка рацию, он извлек из нее микросхему. Подражая учителю, осторожно держал ее пальцами за оба края. Пробрался с ней на кухню. Там, на полке в стенной нише стояла микроволновая печка. Джиль аккуратно выставил на регуляторах температуру 220 градусов и время 7 минут. Положил пластину микросхемы внутрь. Закрыл дверцу и включил печку. Всё по инструкции, найденной сегодня в школьном архиве. Крайнее средство. Или поможет или нет. Когда время истекло и печка с тихим звяком выключилась, Джиль кухонными щипцами вынул тарелочку, в которой лежала микросхема. И отнес к себе в комнату. За окном почти стемнело и Джиль зажег настольную лампу. Подождал пока пластинка остынет и вернул ее в рацию. Перед тем, как закрыть крышку, прочел надпись на внутренней стороне. “Subetero ligulo. Mago Novoterra”. Задумался. Не всегда удается понять сложное слово. Sub – устаревшая форма предлога “под”. Etero – кто его знает, что такое? Ligo – “связь”, Ulo – “инструмент, устройство”. Нажал на кнопку. “Устройство” молчало. Потом на нем засветилась узкая полоска с яркими зелеными буквами: “Прием”. Работает?! Ожог никогда ранее не испытанной светлой радости еще не прошел, как из приборчика донесся высокий детский голос: – Ты кто?!

*

Бобби больше всего ненавидела здешнее утро. Спозаранку верещит... “верещалка”, по другому не скажешь. Выскакиваешь, не разлепив глаза из кровати, вместе с такими же пятнадцатью несчастными девчонками. Сталкиваешься спросонья с Теей, ее кровать рядом. Бегом в умывальную комнату. Коридор полон топота – из всех спален мчатся не отошедшие до конца от сна девочки и мальчики. Слышен резкий голос Лейсан – школьной охранницы. В очередь, в очередь, в очередь. В темпе, в темпе, в темпе – не вы одни хотите умываться и чистить зубки. Да не хотим, к той самой матери! Бобби ругалась только в мыслях, верная слову, которое они с Теей дали друг дружке. Тея крепилась тоже. Хотя видно, как иногда ей хочется заорать и послать всё и всех в то самое, известное место. И горько заплакать. Нет уж. Пусть пацаны рыдают. Говорят: в их комнатах кровати двухэтажные – так кто-то по утру сверзился и разбил нос. Рева и соплей было много. В трусах и майках во двор, на пробежку. Лейсан с утра полила двор из шланга, чтобы прибить пыль. В одном краю двора девчонки, в другом пацаны, глотая утренний, пахнущий мокрой землей воздух, нарезают круги... Бегают, то есть. Потом раз-два, ноги шире, руки туда-сюда, наклоны взад-вперед... Намахавшись попами и другими частями тела – одеваться и на завтрак. В столовке опять же – лопай и не мешкай. Вскоре “тьма египетская” наступает – обычное утреннее затмение, когда восходящее солнышко скрывается за Гатором. Вон он, огромный и темный в небе висит, с места не сходит. Никогда. Зато почти час свободный в запасе, перед началом занятий. Кто не успел выучить-списать-повторить – не мешкай. Бегом в школьный вестибюль – на это время там включают свет. Бобби как-то спросила у Лейсан: что такое египетская темнота, но та пожала плечами. Так иногда говорят, вот и всё. Сестрам ни доучивать что-то, ни списывать нужды в этот раз не было. Отошли, пока совсем не стемнело, в облюбованный уголок двора – узкий проем между забором и стеной школьного здания. Сиденье от парты служило подобием скамьи. Хорошее место – грустить в одиночестве, глядя вовне. Там смыкались две улицы – главная, с которой когда-то (не так уж давно) они вошли в эту школу-тюрьму, и переулок, на другой стороне его находилась продуктовая лавка. Хрен туда сбегаешь. Как везде, невидимая, упругая стена силового поля не давала даже дотронуться до забора. Между ним и силовым полем оставался промежуток около метра. Послышался голос Кати: – Чего расселись, как тараканы в темноте? – Темно, вот и сидим, – отозвалась Тея. – Посиди и ты вместе с нами. Катя, вытянув руки, осторожно подошла к ним. – Я по двору могу ходить с завязанными глазами. Уже всё до камешка выучила. – А нас как нашла? – По дыханию. Вы сопите, как два паровозика. Тея хихикнула. – Врешь. Ты просто видишь. Мы тебя тоже видим. Глазам, привыкшим к темноте, достаточно света Звездного облака. – Я придумала, как выйти! – заявила Катя. – Как?!.. – хором воскликнули сестры, а Катя предостерегающе прошептала: – Тшш-ш! Не орите... Судя по тому, что на улицу свободно можно выбросить хоть камень, хоть яблочный огрызок, система охраны не отличает живое от неживого. Но когда мальчишки поймали где-то мышь и запулили ее наружу, то бедняжка не преодолела невидимую преграду и упала тут же, оглушенная. – Пацаны... они глупые, злые... пинали ее, издевались. Она умерла. Тогда ее снова выбросили и она улетела далеко, аж на улицу. Там ее коты съели. Прогнали собаку – она первая примчалась и съели. – Ну... и что? Дохлая мышка или камень. Оба неживые, – Тея пожала плечами. – Какая разница? – Как ты не поймешь?! Яблоком я могу бросить так, что через улицу улетит. Оно – живое! Посади семечку – дерево вырастет. Но, выкинуть отсюда живую мышку – не выходит! В чем разница? Ты видишь?! Тея медленно сказала: – Яблочко... – безмозглое. Оно – не думает. Кто умеет думать – тому выхода нет. Бобби удивленно спросила: – А как перестать думать? Я вот думаю, что надо не думать, а получается: всё равно думаю! Все трое замолчали. Шли минуты, постепенно становилось светлее. Скоро темнота пройдет совсем, тогда прозвенит звонок. Первый урок – арифметика. Катя задумчиво пощипала пальцем нижнюю губу. Потом сказала: – Очень просто. Задушите меня. Вдвоем. Моими же косами. Когда я потеряю сознание, вытолкните меня наружу.