К концу екатерининского царствования 29 губерний были устроены по новому образцу, было построено 144 новых города, издано более 200 указов для облегчения положения народа, вчетверо увеличились государственные доходы и количество фабрик, вдвое выросла армия, втрое – количество кораблей флота, были присоединены новые земли с 7 миллионами жителей – все результаты замечательные, но лишь утверждающие общество в его прежнем состоянии. Развитие по-прежнему шло экстенсивным, а не интенсивным путем.

В 1782 г. образована Комиссия об учреждении народных училищ, а в 1786 г. обнародован Устав народных училищ, по которому предусматривалось создание сети средних учебных заведений в губерниях и уездах России. В 1876 г. в стране насчитывалось 165 школ с общим числом учащихся 11 088 (10 230 мальчиков и 858 девочек), в 1796 г. их количество выросло до 316 школ с общим числом учащихся 17 341 (16 220 мальчиков и 1121 девочка). В дворянской среде получило широкое распространение домашнее обучение с приглашением иностранных, чаще французских, учителей и гувернеров.

«Решительно нет никаких оснований считать, что Россия екатерининского времени в самом деле сколько-нибудь сильно отставала от наиболее передовой в индустриальном отношении страны Европейского континента», – делает вывод Е.В. Тарле. С ним следует согласиться, но с существенной оговоркой: равенство могло быть лишь по формальным показателям – стоимостной объем внешней торговли или объем продукции металлургической промышленности. Цена достижений и способы этих достижения этих показателей на Западе и в России были уже различны. Уровень развития сельского хозяйства также был высок, но все же крепостной строй сдерживал развитие русской деревни и главное – препятствовал росту русского города, промышленности и ремесел.

Таким образом, реформы внутри системы укрепляли эту отжившую свое феодально-крепостную систему. Однако кризис системы нарастал, и очевидным проявлением его стал финансовый кризис.

Победоносные войны Суворова и Ушакова стоили немало, еще Петр в свое время говорил: «Деньги суть артерия войны». Царский двор, административный аппарат, армия и флот перенапрягали денежные ресурсы страны, в то время как главными источниками дохода оставались подушные и таможенные сборы, питейный и соляной налоги. Питейный налог за царствование Екатерины увеличился более чем втрое (в 1763 г. – 4,4 млн рублей, в 1796 г. – около 15 млн рублей), что говорит о распространении народного пьянства, ибо население страны за те же годы выросло менее чем вдвое. Возникший дефицит государственного бюджета покрывался внешними займами и печатанием бумажных ассигнаций, неумеренный выпуск которых привел к их обесценению.

Необходимо также сказать и о состоянии общественной мысли в России в ту эпоху, ибо серьезным переменам в государстве или в экономике должны предшествовать перемены в сознании людей.

Человек есть субъект и объект в общественной жизни. Человек сам более или менее активно участвует в ней и одновременно испытывает ее воздействие. Вот почему так важно, как он воспринимает мир и избирает свой образ жизни в мире. Инерция традиционного уклада жизни была сломана в России Петром, но – преимущественно для первого, дворянского сословия. Именно оно открылось новому миру: европейским идеям и европейской культуре.

Русская деревня в Петровскую и послепетровскую эпохи сохраняла верность традиционным устоям. Мужики с удивлением и усмешкой смотрели на господ, которые ходили в чужеземном платье, говорили на чужом языке и тратили время на пустые забавы. Тяжелый каждодневный труд на земле и низкий уровень грамотности не давали крестьянам возможности активно включиться в жизнь общественную. Впрочем, в самодержавном государстве это было непросто и дворянам.

А.С. Пушкин, размышляя о русской истории XVIII в., писал: «Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения». Тем не менее, по мысли поэта, «действия правительства были выше собственной его образованности, и добро производилось ненарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе».

Придя к выводу о невозможности согласования интересов различных сословий в полной мере, а также смягчения крепостнических порядков без риска потерять престол, Екатерина утвердилась в мысли, что основная опора ее власти есть дворянство. И последние 20 лет царствования матушки-царицы стали «золотым веком» вестернизированного русского дворянства. 15 февраля 1786 г. был издан высочайший указ, согласно которому на прошениях, адресованных императрице, следовало подписываться не «раб», а «верноподданный».

Императрица Екатерина оставила размышления о серьезных изменениях в государстве, но планы подобного рода имелись во множестве. Стоит назвать проекты государственной, военной и экономической реформ близких к трону П.И. Шувалова, Ф. Салтыкова, экономические труды И.Т. Посошкова, планы Н.И. Панина. Правда, все эти проекты оставались достоянием весьма узкого круга лиц, достаточно образованных для их понимания и довольно смелых для их обсуждения.

Стоит заметить, что импульсы к составлению масштабных проектов преобразований в России исходили как извне, так и изнутри. В частности, ощутимо европейское влияние в «конституции Никиты Панина», в которой предлагалось предоставление дворянству избирательных прав для создания верховной и местной власти и постепенное освобождение крестьян и дворовых людей от личной зависимости. То было следствием петровского переворота в умах. «Петр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более чем Наполеон», – заметил А.С. Пушкин.

В дворянском, европейски образованном обществе, далеком от трона, также задумывались над состоянием России, и там рождались мнения и заключения противоположные. Так, А.Н. Радищев не удовольствовался уничтожением звания «раба», он желал большего.

Думается, что А.И. Радищев и Н.М. Карамзин в равной мере уязвлены были «человеческим страданием окрест». Выводы же они делали прямо противоположные. «Страшись помещик жестокосердный», – писал один путешественник, ехавший из новой российской столицы в старую. Другой путешественник, странствуя по Европе и въявь увидя воплощение отвлеченных идей французского Просвещения, писал так: «Народ есть острое железо, которым играть опасно, а революция – отверстый гроб для добродетели и самого злодейства». Так в русской общественной мысли возникает роковое противостояние идей социального радикализма и позитивного консерватизма. Правда, позднее Радищев изменит свое отношение к французской действительности, но и Карамзин спустя несколько лет напишет: «Французская революция – одно из тех событий, которые определяют судьбы людей на много последующих эпох. Новая эпоха начинается…»