Вместе с И.Ф. Дремовым и В.П. Воронченко Военный совет изучил трофейную карту и уточнил направление для наступления корпуса. Главный удар решено было нанести в районе города Либенау, расположенного на южной оконечности Восточного вала: здесь были наилучшие возможности для прорыва УРа. Затем мы заторопились к Бабаджаняну: хотели лично убедиться в наличии на его направлении захваченного моста.

Во второй половине дня 28 января, подхватив на КП Бабаджаняна, подъехали к переправе, где разместился штаб 44-й гвардейской танковой бригады полковника Гусаковского.

- Может, моста-то и не было? - сомневался Михаил Ефимович.- До сих пор нам "цельными" мостами только голову морочили. Не мог же Моргунов до сих пор не использовать такую - готовенькую! - переправу у себя под боком. Он же опытный командир, не первый день воюет...

Но командир корпуса упрямился: нет, на этот раз мост на самом деле существует. Причину замедления, или, как выражался Катуков, "танца" на Обре он склонен был целиком относить на личный моргуновский счет, и весьма нелестные эпитеты так и сыпались на его голову. Икалось, должно быть, тогда Моргунову.

- Вот Гусаковский пойдет передовым - сразу будет порядок! - обещал Бабаджанян.

В штабе Гусаковского шло совещание: комбаты и начальники штабов готовились к выполнению задачи. Нельзя сказать, чтоб наше прибытие обрадовало Иосифа Ираклиевича. Он заволновался, даже поза выражала связанность и неловкость, а на лице так и было написано: "Какая причина, что ко мне командование корпуса и армии приехало? В чем дело, или где не углядел?" Помазнев - тот прямо спросил, правда, тихонько: "Что случилось? В бригаде все нормально: передали Бирнбаум пехоте, получили от комкора новую задачу, готовимся..." Катуков, сразу разобравшись в обстановке, сделал знак: дескать, не обращайте на нас внимания, занимайтесь своими делами. Михаил Ефимович передал Гусаковскому трофейную карту укрепрайона, а сам отошел в сторонку и начал расхаживать по комнате, стараясь не нарушать установившийся рабочий ритм. К сожалению, это удалось ему не сразу.

Причиной были... шпоры. Они приятно позванивали "малиновым звоном" при каждом шаге, как бы напоминая присутствующим: "Внимание, здесь генерал!" Не знаю, по какой причине, а существовал такой приказ, изданный начальником тыла Красной Армии: чтобы все генералы обязательно носили шпоры. Кого мы должны были пришпоривать - аллах знает, но Катуков, как человек дисциплинированный, и сам носил и требовал того же от других.

Заметив, что звон шпор нервирует собравшихся, Катуков, наконец, сел в уголок и стал очень настойчиво угощать меня табаком.

- Да не курю же я.

- Знаю. А ты все-таки попробуй, попробуй!

* * *

Гусаковский постепенно вошел в колею, позабыл обо всем на свете и в полный голос стал наставлять своего любимца Карабанова. Правда, иногда он искоса поглядывал и в наш уголок, но Катуков не отрываясь смотрел в потолок, и успокоенный комбриг снова уверенно и четко продолжал изложение ответственной и тяжелой задачи. Пока ее надо было решить только на карте, но всего через два часа лучшие люди бригады и армии должны будут начать осуществление ее на местности. И каждая ошибка сейчас означала бы их смерть, смерть боевых друзей и товарищей.

Несмотря на внешнее безразличие, Катуков внимательно слушал.

Мне в ухо доносился его шепоток:

- Этот проведет бригаду, а за бригадой и вся армия пойдет. Знаешь, кого мне Гусаковский напоминает? Талантливого дирижера симфонического оркестра: вот так же Гусаковский комбатами и прикрепленными командирами командует. Ни один инструмент не должен слукавить.

И снова, остро и глубоко воспринимая каждое слово Гусаковского, Катуков машинально закивал, как бы подтверждая свое согласие с командиром бригады. Михаил Ефимович не только сам не вмешивался в распоряжения Гусаковского, но даже грозил пальцем горячему Бабаджаняну, который то и дело пытался помочь командиру бригады.

"Главное, чтобы Гусаковский понял основную роль автоматчиков и саперов,тихо размышлял командующий. - Ночь на нас пока работает!"

И, будто на какой-то невидимой волне уловив мысли Катукова, Гусаковский принимается наставлять опытного командира саперного батальона, грудь которого украшают пять орденов и четыре нашивки за ранения.

- Саперы и автоматчики должны провести танки между дотами. Ваша задача не только разминировать поля, но обозначить проходы в них световыми точками.

- А где же я эти световые точки возьму?

Надо сказать, что маневр бригады Гусаковского был задуман с той рассчитанной дерзостью, которую взбешенный неудачами Гудериан однажды назвал в приказе "гусарскими выходками" советских танкистов. Наши танки должны были атаковать готовый к обороне укрепрайон на полном ходу и, главное, ночью. Танковая атака в темноте вообще считалась делом трудным, а штурм танками У Ра - и вовсе невозможным. Вот в этой комбинации мы и видели залог неожиданности маневра для противника и, следовательно, нашего успеха. Но как пройти полосу минных полей в густом мраке? Даже если саперы и сделают основательные проходы - как ввести туда танки и не дать им сбиться с курса? Ведь боевые машины пойдут под сильнейшим встречным огнем противника!

Бабаджанян подсел поближе ко мне.

- Большая просьба! Из познаньских запасов дайте немножко фонариков, а?

- Для Гусаковского тыщу не пожалею, а тебе в личное пользование один дам, пожалуй. Так и быть, по старому знакомству!

- Благодарю, - сияет вполне удовлетворенный таким вариантом Армо.

Огромные запасы фонариков наша армия нашла в районе патронного завода южнее Познани. Я тотчас прибрал их к рукам.

- Я уже придумал, как пользоваться! - жарко шепчет Бабаджанян.- Саперы зажгут зелененький огонек, станут по краям прохода, к противнику лицом, а фонарик повесят себе на пояс сзади. Наши танки "зеленой улицей" пройдут, а гитлеровцы ничего не увидят: огонек будет телом прикрыт. А на танки сзади прицепим красный огонек, чтоб не побились в проходе. Просто и хорошо, дешево и сердито! Так где же фонарики? Помазнев, иди сюда, член Военного совета вам фонариков дарит, надо немедленно посылать за ними грузовик.

- Не волнуйся, пятьсот штук получите здесь же, сразу после окончания совещания. Позвоню Конькову, и вам сюда подвезут из резерва.

Еле видными штрихами, сберегая драгоценную карту, Гусаковский наносит окончательный маршрут движения своей бригады.

- Эти доты - орудийные,- показывает он командиру саперов,- они могут расстреливать танки. Ваша задача - подорвать их! Взрывчатка и люди у вас готовы?

Тот усердно кивает головой: все в порядке. Михаил Ефимович не выдерживает: встает за плечом у Гусаковского и начинает пристально разглядывать обозначенные с немецкой пунктуальностью доты, дзоты, минные поля и все прочие сюрпризы УРа.

- Ну и рай! - цедит сквозь зубы. - Гитлера бы наперед пускать через этот рай!

Иосиф Ираклиевич обращается к людям с последним наставлением:

- Разведку вести широким фронтом, особенно на флангах. Сделайте все, чтобы сохранить силы и успеть пройти УР в течение ночи: учтите, что впереди нас ждут тяжелые бои с резервами противника. У него на подходе резервы. Рейд необыкновенный! Задача - разрубить кинжалом УР, а уж корпус сумеет доломать остальное.

Катуков нетерпеливо говорит:

- Иногда требуется молотобоец для вскрытия вражеской обороны. А сейчас достаточно умелого слесаря, чтобы подобрать отмычку к бетонированной двери и взломать замок...

Уже уверенный в успехе операции, он достает цветной огрызок и резко обводит тоненькие пометки Гусаковского, обозначавшие расположение саперов, самоходчиков, "катюш". Чего там беречь карту, которая через какие-нибудь двое суток станет только памяткой еще одного минувшего боя?

- Смотрите. Замочная скважина обороны находится вот здесь. Противник оставил целым последний мост через ров, бережет его для своих отступающих частей. По данным разведки, перед ним нет "зубов дракона"...