Это и решило исход сражения. Люди начали разбегаться в стороны, оставляя свои ранее занимаемые позиции в строю.
Спустя полчаса баталия преобразилась в чистую рубку, где мусульмане крошили других мусульман с не меньшей злобой и жестокостью, чем, если бы перед ними были неверные.
Надо отдать должное врагу, он сопротивлялся упорно и не менее жестоко. То там, то там падали с лошадей воины султана, но это все же не останавливало остальных.
Эмир видел, как от основной массы теснивших врага отделилась небольшая группа всадников и направилась к каравану, который и назвать так сейчас было нельзя.
Лошади и мулы стояли и бродили, как попало, таская за собой тюки и выпотрошенные мешки. В некоторых местах разостлались по земле узорчатые ситцевые ткани, а чуть поодаль Абдах видел целую гору одежды для обеспечения служб султана, шитых в том же Бахчисарае на заказ.
Он снова выругался. И хотя это несколько противоречило Корану, эмир не мог сдержать своих эмоций.
Сражение потрясло его вконец. И боялся он, скорее, не за себя, а за ту маленькую женщину и ее ребенка.
Почему-то вспомнились его дети – сын и дочь, совсем маленькая, но эмир отмахнул все это и принялся за дело.
Он подошел к повозке и заглянул внутрь. Жена султана сидела под наметом и кормила ребенка грудью.
Он поспешно отошел в сторону, оставив приоткрытым намет. И снова эта картина напомнила ему о своей семье, погибшей совсем недавно от рук неизвестного убийцы, пробравшегося в сад, где они отдыхали.
Никто не знал об этом, даже султан. Абдах скрыл ото всех свою утрату, боясь, что его обвинят в излишней жестокости или несправедливости.
Утерю родных он переживал в душе. На глаза накатились слезы, но эмир сдержал внутренний порыв и руками просто омыл лицо, обращаясь мысленно к богу.
«О, Аллах, если ты там, на небе, то почему не дашь мне того, чего я заслуживаю на самом деле. Если же я достоин смерти, то почему не дал сегодня умереть?»
Но времени на подобные разговоры и мысли не было, и эмир вновь стал таким, как и прежде. Он отошел от повозки еще дальше, со стороны наблюдая, чтобы ничего не произошло.
Всадники приближались. По белому коню и дорогой упряжи эмир узнал султана. Тот направил коня прямо к повозке, не обращая внимания на Абдаха.
– Слава Аллаху, они живы, – вырвалось у него при виде жены с ребенком на руках.
Султан повернулся к эмиру и огляделся по сторонам:
– Я вижу, тебе пришлось немного потрудиться, Абдах, верно?
– Да уж, мой повелитель, пришлось, но немного. Хорошо, что вовремя подошли аскеры.
– Я предчувствовал этот подвох, – ответил султан, – и намеренно дал время на раздумье и действия.
– Ты, что, хочешь сказать, что знал о готовящемся? – удивился Абдах.
– Точно нет, но сделав выводы и решив, что для них это лучший вариант, я понял их замысел.
– И кто же это? – спросил эмир.
– Ты их знаешь, – угрюмо ответил султан.
– Я тут встретил своего бывшего знакомого, – сказал Абдах, показав рукой на труп, лежавший неподалеку, – так вот он поведал мне то же.
– Ладно, не здесь, поговорим позже. Заночуем на этом же месте, ничего страшного, они больше не вернутся.
– Как прикажешь, повелитель, – ответил эмир, отходя в сторону и приступая к своим обязанностям по сбору караванного добра.
Султан прошел к повозке и долго там сидел, держа сына на руках и радуясь его здоровому облику.
Ребенок улыбался и смеялся. Жена сидела рядом, снова опустив паранджу и молча наблюдала за игрой отца с сыном.
Битва давно утихла. Уцелевшие убежали, и воины вместе с погонщиками возвращались к каравану, по дороге приступая каждый к своим обязанностям.
Кто сматывал ткани, кто собирал одежды и опять складывал в мешки, а кто сносил тюки и сундуки, привязывая обратно к лошадям и мулам.
Животные тоже пострадали в бою, и часть из них дорезали и обратили в пищу, которую готовили тут же на кострах, только что разведенных.
Постоянная походно-кочевая жизнь заставляла людей не думать о чем-то другом, кроме своих обязанностей. Поэтому, очень скоро все было приведено в должный порядок, и караван приобрел свой прежний вид.
На ночь всех лошадей и мулов связали друг с другом, а некоторых приторочили к повозкам. Таким образом, получалась живая изгородь в виде полукольца.
Выставив охранение и часовых, эмир приблизился к султану, который теперь сидел возле костра и почему-то грел руки.
– Что-то мне холодно, – сказал Осман, поближе пододвигаясь к огню.
– Может, нездоровится? – спросил эмир, хотя и знал, что у султана отменное здоровье.
– Не думаю, – ответил Осман, – скорее, это яд. Кто-то подсыпал мне его в чай, когда я собрался уезжать.
– Не может быть, – ужаснулся эмир, понимая, что от этого ожидать.
– Скорее так оно и есть, – хмуро отвечал султан, – как я раньше об этом не догадался.
– И что же делать? – беспокоился Абдах, – может вызвать сюда лекаря?
– Он не поможет, – так же хмуро отвечал Осман, – надо вводить противоядие, а его здесь нет, да и во дворце тоже вряд ли найдется.
– Так что же делать? – не унимался эмир.
– Ничего, – спокойно ответил султан и, обратившись к охране, стоявшей вблизи, сказал, – уйдите все подальше и никого ко мне не пускайте.
Те повиновались и отошли на порядочное расстояние, образовав вокруг них круг.
Султан, посмотрев на это, продолжил:
– Слушай меня внимательно, Абдах. Я скоро умру. Не знаю, может через час, два, но к утру это точно. Яд, который мне всыпали, так же убил первого моего сына. Я только теперь об этом догадался.
– Ho, может.., – начал, было, эмир.
– Не перебивай и запоминай. Всю власть дворца передаю в руки халифов. Ты будешь главным исполнителем до совершеннолетия моего сына, – и он рукой указал на повозку, – береги его, как зеницу ока. Я знаю, у тебя нет родных, их убили. И убили, скорее всего, те же, кто подсыпал сегодня мне яд. Разберись во всем. Накажи виновных и оповести все провинции. Не забывай, что у них тоже есть сподвижники. Скорее всего, это дело рук Телибада и моей неверной жены Селихад, но все может быть. Возможно, кто-то подтолкнул их к этому. Те же иерусалимцы или поляки Сигизмунда. Я им верю, но все ж не до конца. Никогда не любил тех, кто попирал свою веру и переходил на сторону врага. Его род когда-то приютили мои предки. Тогда они бежали из своей страны за разбой и святотатство. Но это знаю только я из уст отца и ты, окромя сына, никому не говори. Это тайна, связанная кровью многих халибов. За нее положили головы десятки вражеских лазутчиков. Смотри за ними всеми. Сегодня Сигизмунд признался, что за моей спиной водят козни. Но кто знает, может это он сделал специально.
Султан на минуту остановился, о чем-то думая, а затем продолжил:
– Я знаю, ты не веришь моему звездочету. Не верю ему и я. Да, да. Не удивляйся. Но в его словах и деяниях есть много достоверного. Научись выбирать изо всей лжи и чепухи это, и ты увидишь истину не за семью замками, а у тебя на ладони. Ты меня понял?
Эмир согласно кивнул. Сердце его тревожно стучало, а виски гудели. Ему было не по себе.
Султан, очевидно, заметил эту перемену и сказал:
– Не волнуйся и успокойся. Тебя они не тронут. Ты им больше не нужен. Им нужен только я. Это я им мешаю строить их коварные замыслы. Они уже давно хотели продать Месопотамию, выманивая меня на это,
но им не удалось. Они хотели ускорить кончину моего ближайшего помощника, то есть тебя, это тоже не удалось. Они же составляют подложные договора с другими государствами, выманивая у меня на это деньги и средства. В общем, много чего происходит за спиной, и всего сразу не увидишь. За наружной покорностью и радушием кроется камень лжи и злоба. Сотри их в порошок, но бойся одного. Бойся сам обрести в себе это же. Это самый суровый урок, который дарит судьба. Я свое отжил. Мне сорок три года, и я еще силен, но та же судьба велит мне сегодня уйти. Это закон природы. Подумай на досуге об этом. Вместе с этим вверяю тебе все грамоты, удостоверяющие твою правоту в управлении империей, скрепленные своей подписью и личной печатью в присутствии нашего походного экумена. Все эти документы предъявишь, а потом вместе с документами моего сына и тем алмазом вложишь в одно место, которое покажешь и сыну. Только ты и он должны знать это место. Оно должно быть выбрано так, чтобы спустя годы могло сохраниться в целости и сохранности. Кто знает, может они еще и пригодятся. Здесь будет указана дата рождения сына и дата моей смерти. Береги экумена. Его могут убить. Каждому хочется изменить свою историю, а от него зависит многое. Что еще тебя интересует, спрашивай, а то я чувствую времени у меня осталось немного, – и султан вновь ближе подвинулся к огню.
