Ему было предъявлено обвинение в том, что «открыто высказывал свои контрреволюционные террористические намерения против вождей компартии и Советского правительства; не имея разрешения, носил огнестрельное оружие». Приговор был вынесен согласно статьям 58–10 и 182. Статья 58–10 гласила: «Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, – лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трёх лет, а в тех случаях, когда шпионаж вызывал и мог вызвать особо тяжёлые последствия для интересов государства – расстрел».

Этот отдел мог без присутствия обвиняемого, прокурора и адвоката отправить людей в ссылку или в ГУЛАГ сроком до 5 лет. Особое совещание имело уникальные функции, поскольку врагом народа можно было объявить любого человека и можно было по простому подозрению отправить его в ссылку или в лагерь на целых 5 лет.

Статья 182 носила более мягкий характер: «Хранение огнестрельного (не охотничьего) оружия без надлежащего разрешения – принудительные работы на срок до шести месяцев или штраф до одной тысячи рублей с конфискацией снарядов и оружия».

В общей сложности Евгений провёл в тюрьмах Ленинграда почти год, когда его, наконец, перевели в «Кресты» для отправки на этап в лагеря…

Заключённых перевозили в теплушках под усиленной охраной. На крышах и площадках вагонов были установлены прожектора и пулемёты, на остановках выводили собак – овчарок. Делалось всё, чтобы ещё до места назначения сломать волю бедолаг.

Больше двух месяцев тащились на Дальний Восток эшелоны с зэками, простаивая целыми сутками на запасных путях. Вагоны с заключёнными доехали до Хабаровска, долго здесь простояли, наконец, их прицепили к составу, который дотащился до Волочаевки, и повернули к северу по новой железнодорожной ветке до разъезда Облучье. Евгений попал в БАМЛАГ (Байкало-Амурский исправительно-трудовой лагерь) НКВД.

Основными здесь были работы по строительству железных дорог.

Лагерная система в СССР образовалась не на пустом месте. Ещё в царские времена сложилась целая система ссылок, каторг и тюрем. Эту систему стали использовать сразу же после революции, создав концентрационные лагеря, в которых должны изолироваться «классовые враги». Система лагерей была подчинена ГУЛАГу – Главному управлению лагерей, созданному в 1930 году, и подчинена ОГПУ (НКВД), не только выполняла функцию надзора и наказания осуждённых, но и использовала труд заключённых на социалистических стройках.

Самыми страшными были лагеря на Колыме, где заключённые умирали не только от жестокого обращения, физического перенапряжения и болезней, но и от голода.

А самая горькая расшифровка ИТЛ – «исправительно-трудовые лагеря» была на Колыме переделана на «истребительно-трудовые».

Как правило, лагерь для заключённых состоял из трёх-четырёх десятков деревянных бараков – времянок, окружённых несколькими рядами колючей проволоки с караульными вышками по углам, на которых маячили вооружённые часовые.

В бараке были установлены по две печки типа буржуек, сваренные из железных бочек. Печки топились только в холодное время года. В каждый барак набивалось до пятисот заключённых. Запах в бараках стоял тошнотворный.

Особенно трудно было выживать зимой, в сырую, типичную для севера погоду, когда зэки в одежде, пропитанной насквозь влагой, пробовали сушиться, растапливая печки: с потолка начинала капать вода, а в углах барака накапливалась изморозь. Каждый день умирали люди, их свозили к отдельному бараку, где складывали в штабеля…

Работающим зэкам давали в день от полукилограмма до килограмма хлеба, суп из солёной или мороженой рыбы, мороженую же картошку, а иногда суп из капусты. Одежда состояла из б/у (бывших в употреблении) кирзовых сапог, валенок и телогреек.

Узнав о приговоре для Евгения, Валерия Александровна не могла спать несколько ночей, а однажды, заглянув утром в зеркало, ужаснулась: её волосы стали белыми, а на лбу и висках возле глаз залегли глубокие морщины.

Ей сообщили, куда отправили Евгения для отбывания наказания.

«Это не так далеко от Владивостока», – подумала она и тут же написала письмо брату Дмитрию[16], чтобы тот съездил в колонию и поддержал Евгения.

Она даже не представляла себе, как Женя, её мальчик, сможет выдержать каторгу, надрываясь на чёрных работах.

По настоянию Валерии Александровны Дмитрий Мацкевич, дядя Евгения, выехал в Облучье, где как мог поддержал его нелегкую долю.

– Держись, Женя, держись, – напутствовал родственник. – Пять лет пройдут быстро, и ты будешь вспоминать эти годы как страшный сон…

Сестре он отписал, что Женя выглядит неплохо, совсем не «доходяга». Режим лагеря не такой жёсткий, Женя приспособился к этому режиму и чувствует себя довольно терпимо.

В ноябре 1937 году профессора, бывшего капитана 1-го ранга царского флота Дмитрия Александровича Мацкевича после приезда его в Ленинград для защиты докторской диссертации арестовали, а в числе обвинения предъявили и поездку к племяннику – политзаключенному БАМЛАГа[17].

Худо ли, бедно ли, но Евгений втянулся в тягомотину лагерной жизни и даже ухитрялся выполнять, казалось бы, невыполнимую норму по укладке шпал и рельсов или перемещать тонны грунта для железнодорожной насыпи.

Два года Евгений Богданов провёл в Облучье, в лагерях БАМЛАГа, история которого начиналась с 1932 года. В соответствии с секретным постановлением Совнаркома СССР строительство железной дороги передали ОГПУ, впоследствии НКВД. Количество заключённых составляло более трёхсот тысяч человек, которые и построили железную дорогу с помощью тачек и лопат. Первый поезд пришёл в посёлок Тындинский в 1937 году.

В июне этого же года Евгения перевели в СЕВВОСЛАГ (Северо-Восточный исправительный лагерь), а сначала он попал на пересыльный пункт во Владивостоке, расположенный в районе Моргородка, в четырёх километрах от нынешней станции. Местные краеведы после долгих споров сошлись на том, что пересыльный пункт находился за стадионом «Строитель» и занимал часть территории нынешнего «Флотского экипажа».

В настоящее время от лагеря почти ничего не осталось, за исключением остатков каменного карьера, откуда заключённые носили камни для обустройства лагеря.

Этот пересыльный пункт, или лагерь особого назначения, действовал с 1931 года на протяжении десяти лет. Через эту пересылку прошли, отправляемые морским путём на Колыму, сотни тысяч заключённых, в том числе и политических «врагов народа».

Через этот лагерь прошли: покоритель космоса академик С. Королёв, выдающийся актер театра и кино Г. Жжёнов, писатели В. Шаламов и Ю. Домбровский, остался навечно в Приморской земле поэт О. Мандельштам…

Старожилы Владивостока называют это место «капустным полем», на котором какая-то организация высаживала и собирала большие урожаи капусты. В 30-40-е годы на берегу был пирс, который входил в охранную зону пересыльного лагеря и предназначался для посадки на суда зэков, отправляющихся на Колыму.

Сокращённо лагерь имел неблагозвучную аббревиатуру Владперпункт (Владивостокский пересыльный пункт Дальстроя).

Ещё в 1935 году начальник пересыльного пункта Ф. Соколов докладывал:

«Владивостокский пересыльный пункт находится на 6-м километре от Владивостока. Основной его задачей является завоз оргсилы в Колымский край ДВК. Пересыльный пункт одновременно служит также перевалкой оргсилы, направляемой по отбытии срока заключения из Колымского края на материк. Для полного обслуживания возложенных не первых задач последний на своей территории имеет нижеследующие единицы: