А мои вдруг заволокло туманом, поэтому я надела очки.

Он махнул рукой охранникам, толпившимся у ворот.

— Чего тебе хочется? Хочешь попробовать заехать в «Короля Пруссии» (прим. King of Prussia Mall — торговый центр для семейного шоппинга)?

— Конечно. Я охотно побродила бы по торговому центру, — ответила я и приготовилась к поездке. — Что вы делали для синдиката до того, как стали моим опекуном?

Он искоса взглянул на меня и ответил:

— Ничего хорошего.

Приклад пистолета, что выпирал из-под пиджака, подтвердил его слова.

— А Вы давно знаете Нэйта? — спросила я. Мне показалось, что было бы неплохо собрать о нем побольше информации.

— О, дай подумать. Я знал его отца, да упокоится он с миром. Так что я, вероятно, встретил Нэйта, когда ему было лет десять или около того. Может, я и встречал его раньше, но до десяти лет он не делал ничего запоминающегося.

Харгут вывел машину на автостраду, и я оживилась:

— А что он сделал тогда?

Он рассмеялся, и смех вырвался из его круглого живота.

— В десять лет он был самым настоящим шалопаем и не в меру активным, уже наводил шороху в округе, играл с друзьями и ошивался с Конрадом Мерсером и его стариком.

Я вздрогнула.

— Наемный убийца.

— Правильно. Кон сейчас отошел от дел, — или мертв, зависит от того, кого будешь расспрашивать, — так что не стоит переживать из-за него. Я знаю твою историю, но могу гарантировать, что меньше всего Кон хотел причинить тебе боль. Он спас тебе жизнь, верно?

Воспоминание о стволе его пистолета, направленном на меня, когда я была еще ребенком, пронеслось в моей голове.

— Он не стал убивать меня, — проговорила я. Я вовсе не была уверена, что это то же самое, что спасти мне жизнь.

Харгут кивнул, словно тоже заметил разницу.

— Ну что ж, всё это уже позади. Нужно добиваться чего-то для себя, вместо того, чтобы болтаться с такими, как Нэйт и я.

— Я собираюсь уговорить Нэйта позволить мне остаться в доме, — ответила я, включила кондиционер и принялась крутить ручку радиоприемника.

— Ну… э-э, ты, наверное, планировала не только это...

Я пожала плечами и остановилась на популярной музыкальной станции, и из динамиков полилась новая песня Джастина Тимберлейка.

— Можете мне не верить, но я планирую именно это.

— Не лучше ли тебе найти жильё где-нибудь поближе к школе? — мягко предложил он.

— У меня уже был подобный разговор с Нэйтом, — ответила я со вздохом и уставилась на машины рядом с нами. Очевидно, мы пропустили сообщения о том, что сегодня День белых внедорожников, так как три белых Рэйнджровера загораживали мне вид.

— Нэйт желает тебе только самого лучшего. Всегда желал. Вот почему он отослал тебя от всего этого. Тебе нужна была программа, план. Ходить в школу и пытаться понять, какой женщиной ты хочешь стать. Это то, что Нэйт хотел для тебя.

— Нэйт меня даже не знает, — ответила я. В моём голосе проступило разочарование, которое сказало больше слов. — Он даже не пытался узнать меня получше. Он просто отправил меня в школу, приставил Вас ко мне и продолжал жить своей жизнью, пока я была там.

Он взглянул на меня.

— Я не знал, что Нэйт так много значит для тебя.

— Он спас меня, — ответила я и пожала плечами. Как я могла объяснить, что Нэйт не просто вытащил меня из опасной ситуации, но что в последующие недели он подарил мне чувство защищенности, такое, которого я никогда не испытывала, даже когда жила со своей приемной семьей? Если я попытаюсь рассказать Харгуту, он, вероятно, отмахнется от этого, как от юношеского увлечения, и, возможно, я не стану его винить. В конце концов, мне было восемнадцать, а Нэйту тридцать три. Но что-то у меня внутри, часть меня — та, которая не знала своей родной матери, отеца, которого убили у неё на глазах, и жизнь, которая только со стороны выглядела нормальной — не могла поколебать связь, которая соединяла меня с Нэйтом. Он был тем, кого я представляла, обнимающим меня каждую ночь в школе-интернате, когда я боролась со своими кошмарами. И когда я стала старше, у меня появилось еще больше фантазий, которые менялись от детских до откровенных и взрослых по мере полового созревания. Я никогда не представляла себя с кем-то еще. Мы с Нэйтом были сплетены вместе, наши нити переплелись с первого момента нашей встречи. Я не могла объяснить это, но связь была реальной, и иногда, когда я вспоминала жестокость своего прошлого темными, одинокими ночами, эта связь была единственной, что удерживало меня на земле.

Воздух между нами стал тяжелым, когда я погрузилась в пропитанные кровью воспоминания, в машине повисла тишина, прерываемая звуком ветра и шин.

Харгут откашлялся и, побарабанив пальцами по переключателю передач, спросил:

— Итак, какой декор ты хочешь подыскать?

— Может быть, что-то в голубых тонах, — сказала я, благодарная за то, что мне дали передышку. — Наверное, какие-нибудь светло-серые стены и голубое покрывало с китайскими узорами — примерно такое я себе представляю.

— Стильно, — кивнул он и повернул на подъездную дорожку к торговому центру «Король Пруссии». — Мы всегда можем купить другую мебель. Если тебе что-то не понравится…

Вдруг выстрелы разбили окно со стороны Харгута, и он повалился на руль, когда белые Рэйнджроверы окружили нас. Мой крик был заглушен скрежетом металла о металл, когда машины догнали нас, начали прижимать к обочине и принудили остановиться.

— Харгут! — позвала я, потянулась через переднюю панель и встряхнула его, но он повалился на бок, не двигаясь.

Внедорожник у моей двери сдал назад, из него вышли двое мужчин и направились ко мне. Я сунула руку под куртку Харгута и схватила рукоятку его пистолета, когда моё окно разлетелось вдребезги, а дверь распахнулась.

Я вытащила пистолет из кобуры и развернула его дулом вперед.

— Ты будешь стрелять в меня, малышка? — спросили у меня. Мужчина, в которого упирался конец моего ствола, ухмыльнулся; его светлые волосы сияли на солнце, но темные глаза были холодны как камень.

Я нажала на курок. Ничего не произошло.

Он ухмыльнулся и выхватил пистолет из моей руки, прежде чем схватить меня за волосы и вытащить из машины. Мою голову как будто огнем обожгло, когда он дернул. Разговаривая по-русски со своими людьми, он подвел меня к ближайшему Рэйнджроверу и толкнул в спину, затем забрался в машину позади меня, когда какофония гудков и криков прорезала воздух.

— Idi! — прикрикнул он, хлопнув ладонью по подголовнику, и мы помчались вниз по пандусу. Я оглянулась, но Харгут не двинулся с места.

Иди. Он сказал: «Иди». Я думала, что совсем забыла свой родной русский после того, как меня удочерили, но некоторые слова все еще могла разобрать.

Мужчина обнял меня за плечи и крепко прижал к себе, когда мы выехали на шоссе и направились в центр города.

— Слезь с меня.

Я попыталась оттолкнуть его, но он схватил меня за горло и прижал к сиденью.

— Прекрати драться, kukla, — сказал он. Его темные глаза пронзили меня. — Теперь ты моя. Моя идеальная куколка, — продолжал он, остановив взгляд на моих губах. — Ты меня не помнишь?

Я попыталась покачать головой, но он крепче сжал мою шею, в то время как я вцепилась в его запястье.

— Мы с твоим отцом были близки. Я был его учеником. Четырнадцать лет мне было.

Я начала припоминать урывками, неясные картинки из прошлого замелькали перед глазами. Светловолосый мальчик, который помогал отцу с порошком, пока я играла в куклы. Мальчик, который никогда не говорил со мной. Дмитрий, так называл его мой отец.

Он рассмеялся, но холодный звук, словно острые гвозди, пронзил мой разум.

— Я сказал «ученик», но твой отец использовал меня намного больше, чем просто для изучения торговли наркотиками, — проговорил этот тип. Он уставился на меня, не мигая, понизив голос до шипения. — Ты знаешь, что твой отец предпочитал мальчиков? Ты знаешь, как он любил их опускать? Опускать меня?