Высокий человек со своего места поднялся. Он почти дрожал от ярости.

- Сэр, - начал я, - мы...

- Я приехал из Нью-Йорка, потому что думал, что это необходимо. У меня была назначена серьезная операция на сегодняшнее утро. Я думал, что у вас к нам есть серьезные вопросы!

- Сэр.

- И что я вижу? Вы позволили себя поймать на шутку какого-то мерзавца. - Он проложил себе дорогу, дошел до угла, потом подошел к кафедре, вынул из кармана кусок бумаги, нацарапал на ней несколько строчек и бросил ее на кафедру. - Вот мой счет, - сказал он. - И очень прошу, оплатить это мне ранее четырех месяцев.

Я нагнулся, чтобы взять бумаги и вежливо ответил:

- Я очень огорчен, что вы это так принимаете, сэр. Я прослежу, чтобы ваш счет был оплачен своевременно.

Какая глупейшая выдумка!

Он вышел твердым шагом. Я молча следил за ним. Многие другие последовали его примеру, положили свои счета на кафедру. Я подобрал их.

Другие были расположены остаться. Я продолжил свой рассказ. Он был короток. Я пояснил, что мы рассчитываем на то, что женщина эта еще жива. Я закончил все в четыре минуты. Я просил всех в случае, если кто-нибудь из них будет иметь возможность общения с медиком и женщиной, способными объяснить татуировку и последовательную ампутацию позвонить по телефону мне. Я повернулся и на доске написал свой номер телефона.

- У кого-нибудь есть ко мне вопросы?

Нет, вопросов ко мне не было. Большинство из оставшихся в зале не утруждали себя предъявлением счета и уходили. Я выключил микрофон, потом направился к распределительному щиту и выключил все лампочки в аудитории. Я сел за письменный стол, на котором горела настольная лампа и стал перелистывать листки счетов. Их было около пятидесяти.

В глубине темной аудитории раздался голос:

- У меня есть к вам вопрос, старина.

Я не поднял даже головы. Ханрахан.

- Да, сэр.

- А каким образом вы расплатитесь со всеми этими счетами?

Эта мысль меня ужаснула. По всей вероятности, это все останется на моих плечах.

- Государство оплатит, - сказал я.

- А оно разве имеет разве малейшее влияние на "Феср Национал Труст?"

Это был мой банк. Я ничего не ответил.

- Если вы не хотите ответить на этот вопрос, - продолжал Ханрахан, у меня есть к вам этот лист от моего имени. И вы тут заявили, что имели мое разрешение на использование аудитории. Это было не глупо. И совсем не умно, но я очень доволен. Вы при последнем издыхании, не правда ли?

Я не возражал.

- Я хотел вас только поблагодарить. Мне нужен этот лист с вашим заявлением и подписью, и заявление от конторы, заявляющие, что вы солгали, заявляя, что я уполномочил вас на использование аудитории. Ведь это так?

- Я сделал бы то же самое на вашем месте.

- Да, - сказал Ханрахан. - Это составит отличную переписку к вашему досье. Может быть, я даже заставлю вставить его в рамочку, чтобы украсить стены моего кабинета. Людям, которые придут ко мне, я буду говорить:

- Хотите посмотреть на отличный экземпляр того, как человек может сам себе свернуть голову? Тогда посмотрите на картину.

Он вздохнул и встал. Потом слегка зевая направился к выходу.

Я смотрел, как он выходил. Дверь с тяжелыми полотнами захлопнулась за ним.

Если они думали, что в зале находилось триста человек, то мне еще не на что было жаловаться, у меня было на руках только пятьдесят счетов. Большинство медиков оказались бескорыстными, но некоторые хотели получить все свои деньги.

Большинство предъявленных счетов касались оплаты такси или поезда. Тот врач, который выразил свой протест, не постеснялся запросить 80 долларов за расход по транспорту. Он заявил, что потерял четыре часа времени, в течение которых мог заниматься своей клиентурой по 35 долларов в час.

Может быть, я что-нибудь и выиграл бы подав в суд на столь чрезмерную претензию. Но самым простым, было заплатить самому. Но этот выход также и не был простым, так как если бы банк и располагал большим количеством денег, то очень малое количество из них принадлежало мне. Если подсчитать все мои ресурсы, то я располагал тремястами семьюдесятью четырьмя долларами.

Бывают моменты, когда мне не следовало выходить без уздечки.

15

В четверть двенадцатого позвонил телефон. Это был Ханрахан.

- Да, сэр, - сказал я.

- Главный администратор подал жалобу комиссару, - сказал он.

Он издавал какие-то звуки, похожие на то, какие издает лошадь жующая сено. Через секунду я уже понял, что это он кусает свою сигару.

- Да, сэр.

- И у нас есть еще одна жалоба.

- Да, сэр. Я поставил свою машину в неположенном месте.

Я все равно ничего не выиграл, показывая себя почтительным.

- Вы сделали, что?

Нет никакого смысла шутить с людьми, которые не понимают шуток. Я постарался смолчать и ничего не ответил. Ханрахан так любит сообщать мне плохие новости, что это подавляло в нем все остальные чувства.

- Вторая жалоба исходит от инспектора Ханрахана. Он предупредил главного комиссара, что вы то тут, то там сделали фальшивые заявления. Теперь догадайтесь, что он ответил.

- Я доставлю вам удовольствие сообщить мне об этом.

- Вы должны выяснить все это дело в течение тридцати шести часов. В противном случае, берегитесь!

Я не знал, какого ответа от меня требовали и предпочел промолчать.

- И держите меня в курсе дела по телефону. Вы даже можете вызывать меня по PSV. Я буду счастлив заплатить за это. Я жду от вас новостей, инспектор.

Он повесил трубку.

Я повесил трубку в свою очередь. Прощай хорошая жизнь. Прощай полиция Нью-Йорка. Прощай мое жалование и небольшая, хорошая пенсия. Прощайте мои путешествия в Порт-Рика и отличные обеды в хороших ресторанах.

Я пил кофе чашку за чашкой. Я не мог себя заставить выйти, чтобы купить газету.

Я влил себе двойного скотча в кипящий чай. Я поднес это пойло к губам и тут мне пришла в голову мысль, что пока я буду спать, может быть зазвонит телефон. У меня будет мутная голова и я рискую не все понять. Я вылил содержимое чашки в умывальник и налил себе немного молока. Я сделал глоток, поставил чашку около телефона и ненадолго растянулся на кушетке, прежде, чем раздеться и лечь в постель. Я погрузился в дремоту, как тяжелый камень на дно болота.

Телефонный звонок быстро вывел меня из этого состояния.

- Инспектор Санчес? - Голос был слабым и, казалось, исходил издалека. - Я один из врачей, которые сегодня утром были в Центральной школе.

- Да, я слушаю.

- Вы можете позвать мне к телефону инспектора Санчеса, пожалуйста.

- Он сам у телефона.

- Вы можете меня соединить с инспектором?

Я с трудом сдержал свое нетерпение.

- Я думаю, что соединение...

- Вы не можете говорить яснее, прошу вас?

- Я полагаю, что соединение очень плохое, - ответил я. - Если вы мне дадите свой номер телефона...

Все звуки прекратились. Я внимательно посмотрел на трубку, которую держал в руке. Я посмотрел на часы. Один час дня. Некоторое время я ругался. Испанский язык вне всякого сомнения лучший для этого язык. Там очень много этих "р". Я знал очень много отвратительных слов. Я упражнялся таким образом в течение одиннадцати секунд. Телефон снова зазвонил.

Я с такой быстротой поднял трубку, что опрокинул чашку с молоком, которое разлилось на мои брюки. Но наплевать. Это был тот же голос.

- Инспектор Санчес?

- Да.

- Я пытался некоторое время тому назад соединиться с вами, но была очень плохая слышимость. Мое имя Морисон. Я один из врачей, с которыми вы говорили сегодня утром.

- Да, доктор?

- Я думал над тем, что вы говорили... Я... ну вы ведь не думаете, что я зря отнимаю у вас время?

- Нет. Нет. Я вас слушаю.

Я старался говорить спокойным, твердым голосом. Очень хороший способ, чтобы успокоить нервных врачей.

- Хорошо. Вы знаете, эти обрывки сведений могут оказаться полезными.