Да, империя не самый лучший вид организации общества. Простой народ одинаково страдает от несправедливости и грабежа власть предержащих. Русские, украинцы, казахи, народы Кавказа и Дальнего Востока — все были рабами и имели равные причины ненавидеть эксплуататоров. За редким исключением выходцы из низов могли стать инженерами, учителями и врачами, не говоря уже о чиновниках даже городской администрации. Но вот произошла революция, которая отменила сословные ограничения, все стали равны. И диво дивное, в руководстве республики, еще только создаваемой на развалинах империи большинство должностей занимают иудеи! Притом, что согласно указа еще Екатерины Второй иудеи даже временно не имели права находиться на территории Центральной России, не учились в школах и ни в коем случае не занимали хоть сколько нибудь важных административных должностей. И вдруг — министры, то бишь народные комиссары, командармы и главкомы, руководители разведки и контрразведки — почти вся верхушка новорожденной РСФСР. Откуда столько гениальных управленцев и талантливых организаторов? И почему только они? Что, белорусы или украинцы глупее? Казахи, киргизы, армяне и грузины, прибалты и поляки — словом, все те народы, что входили в состав империи, неужто сплошь дураки да неучи, способны лишь быть исполнителями да мальчиками на побегушках?

  Объяснение только одно — не строили они новую страну, а разрушали то, что веками строилось всеми народами России. Миллионами убивали на фронтах братоубийственной войны, морили голодом в тылу, взрывали храмы всех религий, продавали за бесценок произведения искусства, золото, драгоценности и землю своим зарубежным единоверцам.

  И вот теперь Янкель Мовшевич Розенфельд желает «это» возродить! Нет, если речь идет о людях, то пусть возрождаются. Не в людях дело. Мы все одинаково любим себя, своих близких и Родину. И недолюбливаем других, чужих, а также тех, кто лучше нас. Но Янкель хочет воссоздать человекообразных носителей самой людоедской идеологии, самой древней теории о расовом превосходстве, от которой произошли все остальные, включая фашизм и теорию классовой борьбы».

  Валерий прикасается лбом к холодному стеклу, пальцы сжимаются в кулаки.

  - Найти и уничтожить, - прошептал он. - Начинать прямо сейчас, не дожидаясь результатов выборов. Когда выборный балаган закончится, подключусь и я. Источник заразы выжигают огнем, одного меча в таком случае бывает недостаточно.

   Часть 6.

   Глава 1.

  Ноябрьские небеса укутаны в разжиревшие от влаги тучи, капли дождя стремятся вниз с таким рвением, словно возжелали вечного упокоения, но коварный мороз встречает на полпути, дуновением ветра превращая их в маленькие и красивые кристаллики льда, именуемые снежинками. Переход в иное качество как иллюстрация вечной проблемы жизни и смерти?

  - Чушь какая! - бормочет Денис. - И вообще, почему так тянет примитивную философию, когда случается облом? Попытка обелить собственную глупость как средство успокоения? Видимо, так. Ведь мы так любим себя, что прощаем все любимому своему эго. Все, без исключения.

  Денис торопится на лекцию. Вернувшись домой, он устроился на работу преподавателем в педагогический институт. Самым обыкновенным преподом без претензий на кафедру, руководство научными работами и безделушками для тщеславных дураков в виде званий и титулов. Местное минобрнауки предлагало ему возглавить институт. Тот самый, из которого вышибли в свое время. Не захотел. Опять чиновники, опять склоки ученых рвачей, дележ бюджета и грантов — к черту!

  Посмотрев сочувствующим взглядом, отечески вздохнув и проникновенно сказав «понимаю», минобрнауки (словечко-то какое, а? огры, обры, бобры …) предложило занять вакантную должность преподавателя истории в местном «педуне». Денис согласился сразу, не раздумывая и даже не поинтересовавшись окладом. Институт недалеко от дома, можно пешком или на троллейбусе. Сегодня черт дернул связаться с общественным транспортом. Нашептал, колченогий, что погода испортилась, «пёхом» сыро и скользко, а троллейбусом самое то, тепло и быстро. Ага! Получилось, как в старой советской комедии — у вас ус отклеился. Контактный провод не захотел контактировать со штангой и она шмякнулась на крышу, перепугав пожилых пассажиров и насмешив молодежь.

  Денис мысленно выругался — и так опаздываешь, так еще и бус для перевозки троллей ломается! Дряпайся теперь по раскисшему тротуару. Туфли промокли сразу, едва только стал на асфальт. Ветер швыряет снег в лицо ведрами, ледяные щупальца лезут за воротник, холод и сырость радостно карабкаются под брюками наверх — лепота! Переобуваться на работе будет некогда, да и не во что, разве только взять резиновые тапочки уборщицы. М-да, препод в резиновых тапках и при галстуке — это что-то! Ладно бы парни в аудитории сидели, так ведь почти одни девушки. Перед женщинами всегда стыдно втройне.

  Громада главного здания института приблизилась, широкая лестница блеснула мокрыми ступенями, высоченные двери — так и хочется сказать: из мореного дуба! - из железа и подделки под дерево неохотно сдвинулись с места под напором рук. Холл встречает приятным сухим теплом, пожилая приемщица одежды улыбается и машет пластиковым кругляшком номера — Денис суеверно полагал, что вешать куртку надо всегда на одно и то же место. Типа новее куртка-то станет, что ли?

  Быстро раздевшись, Денис шагает по коридору. Старый паркет чуть слышно поскрипывает, в унисон с ним хлюпает вода в туфлях. Ректор давно собирается сменить паркетную доску на ламинат, ему не раз вежливо напоминали об этом, но сейчас Денис очень благодарен «деду» за беспамятство, так как скрип паркета маскирует мерзкое чваканье сырой обуви.

  - Денис Витальевич! - раздается манерный голос секретарши «деда». - Денис Витальевич, вас приглашают в ректорскую.

  - Прямо сейчас? - чуть раздраженно спросил Денис.

  - Сию минуту! - почти эпически восклицает секретарша.

  Денис наклоняет голову к плечу, глаза сводятся к переносице, из горла вырывается тихое рычание — меньше всего хотелось бы идти к ректору именно сейчас. Но отвертеться — переобуюсь-причешусь-возьму бумаги! -не удастся, бдительная секретарша сразу доложит «деду» о непочтительном поведении молодого препода. Она такая, эта зараза секретарша! Под сороковник уже, пять раз у пластического хирурга была, глаза постоянно распахнуты, грудь как таран для вышибания крепостных ворот, зад того гляди лопнет — нет, все это очень неплохо, только одно смущает — не настоящее. Тут не тронь, там не прижми! Денис, как разведенный холостяк, категорически не приемлет такую подделку и молчаливо протестует всякий раз, когда видит секретаршу. Она чувствует это и тихо ненавидит симпатичного молодого препода, который смеет осуждать ее, да еще как — глазами!