Женщина подходит ближе, по ее знаку подбегает старичок в полосатых штанах и холщовой рубахе до пупа. Рубашка не мала, как вначале показалось Алексею, это горб тянет ее вверх. Старик бос, худое лицо кажется еще больше вытянутым из-за седой бороды клином. Волосы завязаны узлом на затылке. Через плечо болтается старая и застиранная сумка. Женщина усаживается на песок, по-восточному сложив ноги, старик наклоняет голову, изготовившись внимательно слушать. Алексею тоже надоело стоять столбом, уже насмотрелся на природу и на циркачей, справляющих нужду где попало.

  – Okay, explain, – произносит женщина, старик тут же переводит: – Ладно, объясню.

  – So … итак, деньги заплатят за тебя. Ты товар, я продавец. Понятно?

  – Работорговля? – удивился Алексей. – Тогда зачем далеко везти? Да еще с такими мерами предосторожности? Я кое-что слышал о местных нравах, невольничьи рынки есть в каждом городишке.

  – Но там нет в продаже таких, как ты, – качает головой женщина.

  – Я такой красивый? – пошутил Алексей.

  – Тебя продадут не в гарем, – ответила женщина. – Ты предназначен для другого.

  – Нельзя рассказать? Я просто сгораю от любопытства!

  – В разбившемся самолете не выжил никто, кроме тебя. Даже царапины не получил. Таких ищут. Есть человек, который хорошо платит за везунчиков вроде тебя. Настолько хорошо, что я простила тебе сломанное бедро напарника и шестерых убитых охранников.

  – Четверых, – буркнул Алексей. – Двоих убил твой коротышка, сама приказала.

  – Это неважно, – покачала женщина рыжим хвостом на затылке. – Главное доставить тебя покупателю.

  – Раз я такая ценность, дай мне приличную одежду и пожрать как следует.

  – Ни в коем случае! – улыбнулась рыжая. – Тебя будут кормить раз в три дня, поить один раз. Ты будешь связан с ног до головы, а пасть заклеят липкой лентой.

  В туже секунду чуть слышно щелкает спусковой механизм стреломета, острый клюв ампулы впивается в бедро.

   Глава 2

  Пробуждение было мучительным. Мешок завязали так плотно, что воздух почти перестал поступать. Бешеное солнце жгло слева, справа невыносимо вонял псиной верблюжий бок. Спина затекла, рук и ног не чувствовал, верхняя губа вывернута и прижата скотчем чуть ли не к носу, отчего дышать совсем не комильфо. Или как там еще на языке древних жителей Европы! “Так жить нельзя, – решил Алексей. – И что, вообще, за свинство так обращаться с ценным товаром!” О том, что “ценный товар” могут продать каким-нибудь людоедам гурманам, он не думал.

  Чувствуя, что еще чуть и задохнется от вони и пыли, Алексей начинает барахтаться. Оказывается, его действительно связали, как … обвязали. Обмотали тряпками, словно мумию, даже глаз открыть нельзя! Злость вскипела, словно разум возмущенный у пролетариев всех стран, которые так и не объединились. С первого раза освободиться не получилось, зато со второго ткань издала грустный треск, плотные объятия разомкнулись, правый локоть уперся в бок верблюда, спокойная скотина изрыгнула рев и повернула голову, подозрительно глядя на оживший тюк. Алексей успокаивающе ткнул еще раз, затем ухватился за складки мешка и почти без усилия разодрал. Глубоко вздохнуть мешал скотч. Аккуратно снял, вытер лицо тряпьем. Когда мышцы наполнились свежей кровью и перестали дрожать, высунул голову. Вокруг, насколько хватает глаз, простирается равнина, поросшая кактусами и кустами, почти лишенными листьев. Красный суглинок потрескался от длительного лета, слабый ветер ворошит пыль, уныло бренчат колокольчики на верблюжьих шеях.

  “И чего мне так везет на пустыню? – подумал Алексей. – Терпеть не могу чертовы пустыри!” Изображать младенца в люльке больше не хотелось, но и лезть наружу тоже нельзя – получишь очередную дозу, откинешься, потом очнешься в каком нибудь ящике. Пришлось ехать на верблюде, озирая окрестности из мешка. Цирковой караван шел не спеша, но все-таки шел и уже через полчаса пахнуло влагой. Верблюды и прочая скотина оживились, растительность стала гуще. Провести привал в мешке не хотелось. Алексей выждал момент, когда мимо проходил кто-то из циркачей с крашеными палками, высунул голову из мешка и как можно вежливей просит:

  – Престут… престат… Бл…ь, позови рыжую бабу, разговор есть!

  С треском разрывает мешок и прыгает на землю в ворохе цветных тряпок, которыми был спеленат. Если бы верблюд зарычал и превратился в белого медведя, жонглер или, проще говоря, престидижитатор испугался бы меньше. Крашеные палки летят на землю, смуглое лицо страшно белеет, выступает обильный сальный пот, нижняя челюсть отъезжает вниз и вбок, глаза увеличиваются раза в полтора. Жонглер издает звук, похожий на шипение проткнутого мячика, ноги подгибаются, тело приникает к земле.

  – Ты чего людей пугаешь? – раздается совсем рядом старческий голос.

  Алексей оборачивается. Возле верблюда стоит тот самый старик, который переводил разговор с рыжей.

  – Чего? Да никого я не пугаю, – на “автомате” отвечает Алексей, затем спохватывается: – Ты кто? Откуда русский знаешь?

  – Я монах. Русский язык знаю, ибо сам русак, – обстоятельно и не торопясь говорит старик.

  – Русский монах в Америке? – не поверил Алексей.

  – Представь себе, – кивнул старик. – Людям темной земли необходим свет истинной веры.

  – Ага. И каким же ветром тебя занесло? В темные-то земли!

  – Никаким. Я здесь на свет появился.

  У Алексея вытянулось лицо.

  – Ты здешний!? Тогда какой же ты, на хрен, русский? Я слышал, как ты мяукал на британском языке.

  – Да, я знаю американское наречие британского языка, – кивнул старик. – Ну и что? Разве плохо знать другой язык? Ты вот, кроме русского, ни хрена больше не знаешь, верно?