В старом мире рушились прежние идеологии, распадались государства, возникали новые. Противоречия достигали такой силы, что войны вспыхивали с ужасающей силой. Государство за океаном росло, крепло и вот уже ни одно событие в мире не происходило без его участия. Новая цивилизация воплотилась в империю планетарного масштаба, сопротивляться которой становилось все труднее и труднее. Казалось, еще чуть-чуть и весь мир вынужден будет принять новый образ жизни, новое мышление и даже новый язык. Появилось такое странное понятие, как реальный суверенитет. Вообще-то, суверенитет или независимость, они или есть или нет. Нереальной независимости не бывает, как не бывает и нереального суверенитета, это бред какой-то. Но нельзя же сказать человеку в лицо, что он – раб! Обидится, в драку полезет. В глубине души он понимает, что раб, но сказать вслух ни за что не решится. Так и с государствами. Попробуйте открыто назвать страны старого континента колониями новой цивилизации, какой шум поднимется! Найдутся тысячи профессиональных болтунов – журналистов, писателей, политологов и прочих, которые с пеной у рта и до потери сознания станут доказывать, что это не так, совсем не так. Самое интересное, что докажут. Ведь они тоже рабы, но высокооплачиваемые и с иллюзией свободы – ездят заграницу, в эту самую новую цивилизацию.
Когда в огромной, размером с одну шестую часть суши, стране был социализм, все население верило в коммунистическую идеологию и искренне считало ее единственно верной. Потому что так внушали с самого детства, потому что другого не видели. И только те, кто был на самом верху, знали истинную цену социализма.
Уже несколько поколений выросло в условиях, когда новая цивилизация господствует в экономике, культуре, в идеологии. Новые люди просто не знают, как жить самостоятельно, без постоянной опеки из-за океана. Для них такая жизнь нормальна, они другой не видели. Когда хозяин покупает раба, он обязан обеспечить его едой, одеждой и жильем. Должен научить работать, научить правилам поведения, научить новому языку, одним словом, заставить его жить по-другому. Потомки этого раба, рожденные в неволе, будут считать, что так и надо, это и есть свобода. Главное, разрешить рабам развлекаться, есть вдоволь и плодиться, а за проступки строго не наказывать. И еще: почаще демонстрировать, как трудно живется тем, кто остался за оградой, как тяжело им добывать хлеб насущный и вообще, как это опасно, жить по ту сторону забора. Так было в государстве победившего социализма и так было во всех странах старого континента, что стали колониями заокеанской империи. Рожденный в рабстве мнит себя свободным, а если и чувствует некое смутное беспокойство – что-то не так! – то профессиональные агитаторы и пропагандисты, всякие там журналисты, публицисты и просто грамотные дураки быстро промоют мозги. А главное, новая цивилизация положит на тарелочку кусок хлеба с толстым слоем масла и икры. Возможность много и вкусно жрать - вот самый сильный стимул оставаться в клетке как людям, так и целым народам!
Не зря Моисей таскал за собой евреев по пустыне аж сорок лет, не зря. Он каленым железом выжигал рабскую печать с души народа. И выжег навсегда! Только евреям удалось сохранить культуру и обычаи, то есть остаться народом, не имея собственного государства на протяжении двух тысяч лет. И не важно, что говорят об Израиле всякие там арабы и европейцы. Важно, что он есть, а великая цель – собственная независимая страна! – оправдывает любые средства. По крайней мере, в глазах самих евреев, а остальные, которые только болтают о свободе, пусть подавятся от зависти!
… когда ноги налились тяжелой водой и мышцы свело судорогой, Павел остановился. Подлый ветер сразу переменил направление, подул в спину. Густое облако пепла, что до сих пор оставалось позади, неспешно надвинулось. Голые руки и шею неприятно защекотало, вулканический пепел темно-серым покрывалом накрыл с головой. Павел скривился, поспешно отошел в сторону, стараясь не пылить еще больше.
Мертвый континент весь покрыт такой пылью. Треть поверхности залил раскаленной магмой гигантский вулкан, еще треть поглотил океан. Оставшееся от огромного материка пятно суши укрыто толстым слоем вулканической пыли. Дожди и время спрессовали в корку. Длинная, в несколько лет, зима расколола серый панцирь и когда сошел снег, из трещин вылезли растения. Там, где есть вода, болотные травы выросли до размеров деревьев. Где посуше, мхи толщиной в несколько метров. Они опаснее любой трясины, из них невозможно выбраться, если ступил, а проворные хищные насекомые, что в изобилии населяют мох, сожрут за считанные минуты. Все остальное – каменная пустыня, покрытая толстым слоем пыли и песка. Жизни здесь нет. А если есть, то очень агрессивная.
Павел посмотрел вокруг. Ровная пустыня простирается до горизонта, словно футбольное поле для великанов. Изредка попадаются на глаза валуны и невысокие холмики – все, что осталось от горного кряжа, что когда-то располагался здесь. Злой пустынный ветер от не фиг делать закручивает черные пылевые смерчи. Они, словно шайтаны в стремительном кружении, носятся над пустыней, сбиваясь в стайки или сливаясь в один страшный жгут, но чаще просто бродят по мертвой поверхности, глотая и выплевывая пыль. Вот и сейчас с полдюжины таких, похожих на стоячих змей, колышутся вдалеке.
Павел садится на небольшой камень дать отдых ногам. Кусок застывшей лавы с острыми краями больно давит и щипает. Павел ерзает, пытаясь усесться удобнее, не получается. Чувствуя, что еще немного и порвет штаны, встает. Вполголоса ругается, как будто его кто-то услышит, раздраженно плюет. Комок грязной слюны пробкой вылетает из пересохшего рта, на месте падения появляется маленькое пылевое облачко, словно пуля упала на излете. Краем глаза замечает движение наверху. С высоты, прямо из свинцовых туч, вываливается что-то продолговатое, с длинным хвостом и широкими кожистыми крыльями. Шеи у неведомого существа нет, вытянутая, как у крокодила, морда растет прямо из туловища. Раздается резкий вопль, похожий на карканье подавившейся вороны. Точно такой, как прошлой ночью, когда в последний раз говорил с Сашкой. Летучая тварь закричала еще раз, словно оповещая всю округу, что это двуногое ее добыча. Кожистые крылья вытягиваются, складываются уголком и воздушная гадина стрелой несется вниз. Павел замирает, глядя на приближающуюся смерть. Тварь уже близко, поджатые лапы выпрямляются, крючковатые пальцы растопыриваются, громадные кривые когти разворачиваются веером. Каждый раза в полтора больше, чем солдатский нож у него за поясом. Жизни остается на один вздох…
Молниеносно срывает бронежилет вместе с курткой. Застежки, пришитые намертво суровыми нитками, летят на землю мелким дождичком. Короткий взмах рукой, зубы лязгают над ухом, волна воздуха бьет в грудь. Павел отпрыгивает, падает в пыль, катится в сторону, вскакивает. Пальцы сжимают рукоять ножа. Тварь взмывает вверх, валится на бок и летит по кругу. Морда задрана, судорожно дергается, челюсти открываются и захлопываются с сухим стуком. Сделав полный круг, чудовище прекращает попытки проглотить бронежилет, плюется. Мокрый кусок изжеванного кевлара падает прямо под ноги Павла. Он смотрит и не верит своим глазам – модифицированный кевлар, прочнейшая на свете ткань похожа на использованный кусок туалетной бумаги. Бронепластины дополнительной защиты, тоже, кстати, из модифицированной стали, разгрызены в кусочки, словно чипсы.
