– Умыться пойти, что ли? – бормочет Стас и в этот момент на лестнице раздаются шаги. Неторопливые, какие-то шуршащие, словно ноги неизвестного обмотаны газетными листами. Это лунатик, решает Стас и отступает в темноту. Он слышал, что страдающих сомнамбулизмом нельзя пугать, это может сильно травмировать психику или вовсе с перепуга коньки отбросят. Шаги приближаются, шуршание становится все громче, слышно прерывистое сопение, как будто незнакомец тащит на плечах тяжеленный мешок с картошкой. Приоткрытая дверь медленно уплывает в темноту, узкая щель выхода на лестничную площадку превращается в черный портал, за которым скрывается неведомый параллельный мир и блеклый луч дежурного освещения падает на человеческую фигуру, будто высвечивая рентгеном расплывчатый контур. Раздается короткий вздох, в звенящей тишине слышится радостное шипение:

– С-спи-ит, мальчиш-шка-а!

В холле появляется грушевидная фигура дежурной нянечки или санитарки – Стас до сих пор не разобрался в должностной иерархии дома престарелых – со второго этажа. Просторный халат болтается на упитанном теле, словно саван, что колышется от порывов ночного ветра. Короткие бутылочные ноги произрастают из «убитых» шлепанцев. Давным-давно они были балетными тапочками или по-простому, чешками. Сорок третьего размера. С грацией умирающей слонихи санитарка крадется к сторожке. Еще несколько секунд и зловредная баба обнаружит отсутствие парня. Тогда невозможно будет доказать, что не спал в укромном уголке, гадина будет клясться и божиться, что дрых и Кукса – тоже вредина еще та! – поверит. Плакало воскресенье и ноутбук. Но просто выйти из угла и сказать что ни будь типа – добрый вечер, как дела – Стас считал ниже своего достоинства. Нужно что-то неординарное, запоминающееся и прикольное… Марьяна крадется, до цели остаются считанные шаги. Грузное тело с трудом приподнимается на цыпочки, короткая шея вытягивается максимально возможно для такого возраста, глаза распахиваются до предела, отпущенного природой. За стеклянной перегородкой никого нет! Марьяна аж приседает от радости, ладошки стучат друг в дружку, слышны тихие хлопки. Санитарка похожа на счастливого пингвина, нашедшего дохлую рыбину на берегу моря. За спиной раздаются странные звуки, какой-то стук. Марьяна вздрагивает – ночь все-таки! – лицо искажает гримаса, санитарка поспешно оборачивается… Кувыркаясь, из темноты стремительно приближается нечто. Вращающийся предмет тускло блестит при свете дежурного освещения, изогнутые полумесяцем клыки – или рога? – смыкаются концами, хищно дергаются в такт вращения. Голова страшного бестелесного чудовища летит прямо на санитарку, издавая звуки смыкающихся челюстей. Марьяна в ужасе отступает, хочет закричать, но парализованные страхом лицевые мышцы не дают воплю вырваться наружу. Только раздается короткий стон висельника, оборванный смачным шлепком. Санитарка гупается объемистым задом на пол, рядом падает обыкновенное пластмассовое ведро. От удара рукоять из белого пластика отрывается и отлетает в угол. Бешеные глаза санитарки опускаются долу, взгляд замирает на ведре, что шаловливо крутится аккурат между ног… и тут рождается вопль! Марьяна Сергеевна исторгает звук дивной мощи и фантастической тональности. Нечто среднее между пароходным гудком, сиреной воздушной тревоги и воплем угодившей под каток кошки. Стас буквально оглушен бурным потоком звуков, от которых возникает ломота в ушах и головная боль. Понимая, что остановить «ниагару» криков обычным путем не удастся, а надо, изо всей силы швыряет швабру. Тяжелая, не просохшая до конца тряпка ляпается прямо в лицо орущей санитарке, а перекладина бьет точно в лоб. Вопль обрывается на самой высокой ноте, словно выключился некий рубильник. Наступает тишина, появляется звон в ушах и кажется, будто остановилось время. В следующее мгновение швабра падает на пол, кафель отзывается звонким стуком. Санитарка громко охает. Щелчок по лбу и хлесткий удар в лицо мокрой тряпкой оказываются последней каплей – нервная система не выдерживает очередного сюрприза, сознание покидает бдительную сотрудницу и Марьяна беззвучно проваливается в глубокий обморок.

Стас выжидает несколько мгновений, затем осторожно покидает свое убежище. На цыпочках, словно опасаясь разбудить, подбирается поближе и застывает в недоумении. Санитарка лежит, словно Виртувианский человек Леонардо да Винчи – ноги расставлены шире плеч, руки раскинуты в стороны. Только вот лицо скрыто мокрой тряпкой. Парню становится не по себе. Марьяна все-таки человек пожилой, да и склочность характера не свидетельствует о крепком здоровье. «Блин! Не хватало только старуху убить шваброй. Вот облом будет»! – взволнованно подумал Стас. Осторожно снимает с лица обеспамятевшей санитарки тряпку, отодвигает в сторону швабру. В полумраке плохо видно, приходится нагнуться пониже. Дыхания не слышно и Стас расстегивает халат на груди, чтобы послушать биение сердца. В эту минуту на лестнице появляется дежурная с другого этажа. Не разобравшись в темноте, что происходит, она громко охает и прижимает ладони к лицу. Ноги от волнения слабеют, женщина садится прямо на ступеньки.

– Маниак? Мания-аак!!! – истошно визжит санитарка.

Стас пугается неожиданного вопля. Словно нашкодивший кот, прыгает вверх и в сторону и только после этого замечает орущую тетку на лестнице.

– Закрой рот, дура! Какой еще маньяк в доме престарелых! – кричит он срывающимся от волнения голосом.

– А чо тогда? – визгливо спрашивает санитарка.

– Плохо стало человеку, вот что! Видишь, ведро на голову упало… и швабра… вырубилась старушенция, блин! – пояснил Стас.

Санитарка с кряхтеньем, будто постарела сразу на двадцать лет, поднимается со ступенек. Держась за сердце, поминутно охая и мелко крестясь, приближается. Ослабевшие ноги слушаются не очень, так что санитарка вынуждена хвататься за стену. Приблизившись, она опасливо смотрит сначала на Стаса, потом на неподвижную Марьяну.

– Марька, ты чо, кукукнулась? – строго спрашивает дежурная с таким видом, будто Марьяна ученая ворона и обязана отвечать быстро и четко.

Не дождавшись ответа, санитарка опускается на колени. Просторный халат становится тесным и едва ли не трещит по швам, когда санитарка склонятся над неподвижной подругой. Пробыв несколько секунд в позе молящейся паломницы, санитарка со вздохом выпрямляется.

– Сердечко-то бьется, – сообщает она.

– И что делать? – спрашивает Стас.

– Поднимись ко мне на этаж, там за шкафом носилки есть. Тащи сюда, отнесем Марьяну в палату.

Носилки оказались армейского образца, то есть тяжелые, неудобные и слишком длинные. Вдобавок Марьяна в отрубоне оказалась неподъемно тяжелой. Санитарка с третьего этажа просто слабая женщина, да и Стас отнюдь не чемпион по пауэрлифтингу. С трудом уложили Марьяну на брезентовое ложе, санитарка взялась за ручки впереди, Стас ухватился сзади. Однако преодолеть даже один пролет оказалось задачей почти непосильной. Бесчувственное тело Марьяны то и дело норовило соскользнуть с носилок, ноги в вонючих шлепанцах упирались в грудь Стасу и ему казалось, что озлобленная тетка вовсе не в обмороке, а прикидывается и нарочно упирается ногами, норовя ткнуть пятками повыше, в лицо. Пыхтя и ругаясь про себя последними словами, Стасу удалось взгромоздить носилки на перила, потом вместе с санитаркой развернули их и, обливаясь потом, потащили наверх. На лестничной площадке санитарка со стоном опускается на пол, носилки наклоняются, голова Марьяны угрожающе нацеливается в дверной косяк. Стас торопливо ставит носилки, садится рядом.

– Что дальше? – спрашивает он.

– Больше не могу. Тащи ее вон туда! – машет рукой санитарка куда-то в коридор.

Стас волоком оттаскивает носилки с Марьяной к столу дежурной. Санитарка тем временем встала, на лице появилось выражение расчетливости.

– Знаешь что? Оставь-ка здесь, – задумчиво произносит она. – Ну ее, корову…

Проснувшиеся рано утром старухи с изумлением разглядывали разлегшуюся на носилках Марьяну, чей глубокий обморок плавно перешел в не менее глубокий сон. Все, кто мог передвигаться, собрались вокруг носилок и с умным видом гадали – напилась Марька или просто дрыхнет, проглотив двойную дозу димидрола, который вообще-то предназначается болящим старушкам. Дежурная мужского отделения предпочла не нарушать сладкий сон «коллеги», которая своим сутяжничеством и склоками достала всех. Поэтому когда Клыкова пришла на работу, то первым делом узрела спящую Марьяну Сергеевну, лежащую на носилках в плотном окружении старушек и старичков. На лицах обитателей интерната цвели ехидные улыбки – все уверены, что Марька лежит вусмерть пьяная.