Дед явно успокоился - ствол автомата утыкается в пол, черты лица смягчаются. Алексей опускает руки, садится за ближайший столик.

  - Штаны дурацкие, не обращай внимания, не нашёл пока других, - с кривой улыбкой сообщил он. – Я бывший офицер пограничник, после дембеля вернулся домой.

  Дед внимательно выслушал нехитрую историю демобилизованного пограничника, не забывая поглядывать в коридор и прислушиваться к звукам снаружи.

  - А я тебя знаю! – внезапно объявил он.

  - Откуда? – удивился Алексей.

  - Две недели назад ты был здесь. Ну, на площади перед торговым центром. Баба к тебе подошла одна странная. Я мимо проходил, закурить спросил.

  - А-а, ты бомж! – вспомнил Алексей. – Точно!

  Дед нисколько не смутился при слове «бомж», как ни в чём ни бывало, продолжил спрашивать:

  - Та баба смотрела тебе в глаза... что потом было?

  - Чуть не подох! – признался Алексей. – По ночам кошмары преследовали, голова болела так, что орать хотелось. Никакие таблетки не помогали. Уехал из города на рыбалку, свежий воздух вылечил.

  - Ну и? – с напряжением в голосе спросил дед.

  - Днем голова болела. А по ночам сны дурные снились, какие-то голоса слышал, звали куда-то, а у меня ноги отнялись, ходить не мог, ползал. Вернулся домой, в доме никого. И в городе никого! Приехал сюда, – криво улыбнулся Алексей.

  - Понятно. Ну, что сказать - везучий ты, майор Волков. Думаю, один на миллион. А может, и на миллиард, пока неизвестно.

  - Ты о чём, дед?

  - Объясню, - кивнул тот и небрежно отодвинул ППШ. – Только давай сначала оденемся по-хорошему и оружием настоящим обзаведёмся. Без него сейчас никак!

  - А это? – кивнул Алексей на автомат.

  - Муляж! – пренебрежительно махнул рукой дед. – В отделе сувениров взял.

  Алексей недоверчиво покрутил автомат, хмыкнул – это действительно муляж, но изготовлен настолько качественно, что не отличишь от настоящего.

  - Тьфу на тебя три раза, дед! – улыбнулся Алексей. – А я ведь повёлся!

  Минут через двадцать они опять сидели в этом же кафе. Дед сменил спортивный костюм на охотничий камуфляж, причесал вихры и прикрыл всё той же синей бейсболкой с надписью adidas. Из обуви выбрал кроссовки модели прошлого века и тоже adidas, только белые. Крест-накрест висят на впалой груди кожаные патронташи, к бедру прижимается помповое ружье без приклада. Волков тоже в привычном камуфляже, голова повязана чёрным платком, армейские ботинки с высокими берцами тускло блестят чёрными боками, нагрудные карманы «лифчика» набиты патронами, на коленях покоится «Сайга» двенадцатого калибра с круглым магазином.

  - Хорошая штука для ближнего боя, - пробубнил полным ртом Алексей, кивая на дробовик. – Стальная картечь бьёт навылет даже в бронежилете.

  - Угу, - кивнул дед. – А если кевларовая подкладка? – проявил он осведомлённость в военном деле.

  - Неплохо. Но пока не вспотел, как следует.

  - ?

  - Кевлар теряет защитные свойства при намокании. Поэтому его и не используют так широко, как хотелось бы. Кстати, дед... о себе-то расскажи, имя назови. Ты не похож на обычного бомжа. Ну, в смысле, явно не дурак безграмотный.

  Дед неохотно откладывает кусок пиццы, молча жует. Глаза утрачивают блеск, пальцы начинают дрожать, черты лица горестно остывают. Заметно, что рассказывать ему совсем не хочется.

  - Да чего там, – махнул он рукой, - Борькой зовут. Ну, Борисом Леонидовичем, фамилия Захаров. Вот, бомжевал тут, неподалеку от вокзала.

  - С рождения, да?

  Дед засопел, выцветшие от солнца брови шевельнулись.

  - С рождения был как все. Ну, детский сад, школа, институт... тьфу! – дед выплюнул косточку от оливки, выругался: - Вот заразы, нечищеные оливки сунули! М-да, - вздохнул он. – Аспирантуру закончил, защитился, чуть доктором не стал.

  - Так ты врач? – удивился Алексей.

  - Нет. В смысле, докторскую защитить готов был, да зарезали ещё на подходе.

  - Борис Леонидович, дорогой! - взмолился Алексей. - Вы не могли бы попроще выражаться, а? Я человек не учёный, слово «зарезать» понимаю в буквальном смысле.

  Дед вздохнул ещё раз, выцветшие глаза под сдвинутыми бровями сверкнули застарелой болью и злостью.

  - Работал я в одном институте на кафедре философии. Марксистско-ленинской, ес-сно... Ну, будучи аспирантом, а потом и кандидатом наук, имел доступ к документам, которые обычным гражданам прочесть не давали. Я узнал правду о коммунизме и тех, кто его придумал и строил. И чем больше я узнавал, тем больше его ненавидел. Ну, вначале стал сомневаться, вопросы всякие задавать. Когда дали по макушке, умолк. Понял, что разбираться надобно самому. А когда разобрался, до того стало противно и мерзко, что в диссертацию докторскую включил наиболее, скажем так, интересные цитаты вождей и классиков марксизма-коммунизма, да ещё и комментариями собственноручными снабдил. На предварительном чтении на меня чуть с кулаками почтенные профессора не набросились. Как же, покусился на святое! Еретиков всегда ненавидели. В средние века на костёр отправляли, во второй половине двадцатого века просто изгоняли из рядов «учёных» и запрещали заниматься наукой. Ну, а если упорствовал в ереси, то могли в психушку засунуть на всю оставшуюся жизнь. Веселуха была – мама не горюй!

  - Как же можно здорового человека в дурдом отправить? – удивился Алексей. – Врач сразу определит, что он не болен!