— Ты такая узкая, но при этом мягкая и податливая. Теплая, — прошептал он. Он поглаживал её тело снизу вверх. — Я люблю быть внутри тебя, ощущать тебя вокруг. Я люблю дрожь твоего живота, когда ты близка к оргазму. Даже сейчас ты отказываешься смотреть на меня, но я чувствую, насколько ты мокрая. Чувствую, как твое лоно сжимает меня, затягивая глубже.

— Заткнись, — прошептала Амелия. Его теплое дыхание щекотало ей ухо, отчего сжались её внутренние мышцы. Его слова и низкий уверенный голос только усиливали ощущения от занятия любовью. Она заметно задрожала и возненавидела себя за проявление слабости.

— Почувствуй, как я беру тебя. Осознай, что я могу делать всё, что пожелаю, с твоим сладким маленьким телом, и ты не можешь остановить меня.

Амелия уловила хищную улыбку в его голосе, пока он медленно входил и выходил из нее. Каждое движения ощущалось сладкой пыткой, её бедра двигались навстречу, несмотря на попытки остаться безразличной. Он нежно лизнул изгиб её уха. Амелия вздрогнула от неожиданного чувственного контакта. Её руки и ноги замерли в оковах, напоминая о полном контроле Брефта, от чего усилился жар в её матке.

«Ну и где ты, мама? Почему не говоришь мне, какая я злая и извращенная? Расскажи мне обо всех пытках, что меня ждут в аду за плотский грех. Расскажи мне о вечном огне за мгновения удовольствия. Сделай так, чтобы я расхотела грешить. Спаси мою душу, черт бы тебя побрал!»

Но голос мамы оставался безмолвен, потерян в нежных толчках горячей плоти Брефта и его искушающем шепоте.

— Я хотел бы освободить тебя в лесу и позволить убежать. Я хотел бы охотиться на тебя, как на добычу, идти по твоему запаху, чувствовать твой страх, когда приближаюсь. Я догоню тебя, брошу на землю, сорву одежду. И возьму тебя, как зверь, буду кусать, царапать и трахать тебя, пока ты борешься за свободу, зная, что проиграешь. Я возьму тебя жестко, ты кончишь в криках.

Амелия застонала. Его темп ускорился, с каждым толчком она становилось более мокрой и горячей.

Она разжала зубы, её дыхание сбилось. Брефт прижал её спиной к стене.

Он продолжил дразнить её, нашептывая фантазии.

— Наверно, я оставлю тебя прикованной к стене, чтобы брать тебя, когда пожелаю. Чтобы я мог сделать так… — он ущипнул за соски, от чего она изогнулась с тихим криком, — …когда прохожу мимо. Ты будешь красивой декорацией для моего удовольствия. Ты будешь висеть для наслаждения моих глаз и тела. Художница сама станет произведением искусства.

Амелия стонала громче по мере ускорения его толчков. Она остро ощущала свою беспомощность. Понимала, что он может сдержать обещание и оставить её прикованной к стене, сделать из нее игрушку и играть с ней, когда пожелает. Страх усилил возбуждение, и она почувствовала, как подступает очередной оргазм.

Брефт взял её за подбородок и повернул к себе. Его губы грубо впились в её, вынуждая открыть рот для глубоко поцелуя. Он удерживал её одной рукой, в то время как другой грубо ласкал грудь. Амелия не переставала стонать от его штурма. Брефт, рыча, врывался в нее быстрыми толчками.

Амелия почувствовала губами его клыки, поняла, что он уже близок к оргазму.

Она чувствовала, как подступает её оргазм. Брефт вколачивался в нее у стены. Он откинулся, его клыки поранили её язык, когда он отстранился, чтобы взреветь в оргазме. Порез обжег её язык на мгновение, но затем оргазм поглотил её тело и она заметалась в оковах.

Брефт оставался внутри, пока она не затихла.

— Я умру за тебя, моя маленькая землянка, — прошептал он, прежде чем выйти из нее.

Амелия вздрогнула от его тона. Он отвернулся, будто боялся встретиться с ней взглядом. Подошел к бассейну и резко вошел в него, расплескав воду. Он опустился и вздохнул, когда вода закружилась вокруг его мускулистого тела. Его лицо расплылось в довольной улыбке.

Раджир все еще сидел на шезлонге, глядя на Амелию, прикованную наручниками к стене. Фленчик вышел из кухни с подносом и подошел к Амелии.

— Ты, должно быть, умираешь с голоду. — Он помахал ягодой неллуса перед её носом. — Ешь.

Она очень хотела попробовать предложенное угощение, но гордость взяла вверх.

— Сначала освободи меня от наручников.

— Я освобожу, когда ты поешь. — Он дразняще провел ягодой по её губам.

«Все что угодно, лишь бы освободиться», — подумала она, приоткрыв рот для первого укуса. Но потом передумала и отвернулась.

— Нет, — процедила она сквозь зубы.

— Амелия, — мягкий упрек.

— Освободи меня.

Он глубоко вздохнул:

— Ты поешь, если я сниму с тебя наручники?

— Не только наручники. Отпусти меня.

Шезлонг заскрипел, давая Амелии понять, что Раджир поднялся с места. Она услышала его тяжелые шаги. Её пронзил страх.

— Амелия, ты съешь еду, которую тебе предлагает Фленчик.

— Нет.

Всплеск воды оповестил её, что Брефт вышел из бассейна. Они собирались объединиться против нее.

Она подняла подбородок. Три мрачных лица смотрели на нее. Она надеялась, что выглядит решительнее, чем чувствовала себя внутри.

— Чего ты добиваешься, отказываясь от еды? — спросил Раджир.

Его голос был тихим и сдержанным, но Амелия видела тьму в его глазах.

— Что ты получишь взамен, делая себя несчастной?

— Это называется голодовкой. Я не буду есть в знак протеста, так как вы похитили и удерживаете меня против воли. Вы меня отпустите, если я небезразлична вам. В противном случае я умру с голоду. — Амелия почувствовала гордость от решительной речи.

Брефт раздраженно фыркнул:

— Я укушу ее, и она всё съест. Спор окончен. — Он двинулся к ней.

Раджир вытянул руку, не давая нобэку вонзить клыки в шею Амелии.

— Нет. Фленчик, убери еду.

Фленчик уставился на лидера клана.

— Она должна поесть. Прошел почти день…

— Пусть голодает. — Раджир посмотрел в глаза Амелии. Он выглядел нежным, но в голосе звучала сталь. — Мы могли договориться по-хорошему, но ты приняла решение. Я не отпущу тебя из клана.

Ты наказана до следующего приема пищи. Никаких укусов, никакой интоксикации, чтобы облегчить совесть, когда мы доводим твое тело до оргазма. — Он свирепо ухмыльнулся. — А мы будем наслаждаться твоим телом очень часто. Мы будем наслаждаться твоим телом так, как ты того боишься: с подчинением, болью и господством. Тебе так нравится больше всего. В конечном счете ты будешь унижена, потому что от желания тела не убежишь.

Амелия проглотила страх.

— Раджир, я не блефую.

— Я знаю. Нам будет больно видеть твои страдания, но ты должна признать, что ты — наша матара.

— Я не могу. Всё неправильно.

— Тогда ты не оставляешь мне выбора. Мы тебя обожаем, но вынуждены пытать тебя, пока не согласишься есть. — Дикое предвкушение на его лице сменилось печалью. Он отвернулся.

Брефт тоже отвернулся от Амелии, возвращаясь к бассейну. Он тяжело опустился в воду. Посмотрел на нее, выражение его лица было печальным. Он и Раджир выглядели так, будто она разбила их сердца.

Фленчик остался стоять перед ней с подносом, нерешительность застыла на его широком лице. Он посмотрел на Раджира.

— Имдико, убери еду, — сказал Раджир нежным тоном.

Фленчик посмотрел на Амелию.

— Амелия, пожалуйста, — попросил он. — Я знаю, ты голодна.

Она была голодна. Живот заурчал, пытаясь убедить её в собственной глупости. Она выпрямилась и посмотрела в его умоляющие глаза:

— Отпустите меня.

Фленчик поник. Повесив голову, он отошел от нее и унес поднос с вкусной едой на кухню. Амелия услышала его шепот, когда он прошел мимо Раджира: