— О, пожалуйста, — простонав, тихо взмолилась она.

Мистер Перкинс ахнул и вытащил из нее палец. Амелия снова застонала, на этот раз от потери, и стиснула зубы. Может, если она будет молчать, он снова ткнется в нее пальцем. Она лежала неподвижно, но не могла сдержать дрожь в теле.

Мистер Перкинс, освобождаясь от штанов, задел её ягодицу кожаным ремнем с металлической пряжкой. Амелия, вскрикнув от боли, приподнялась со стола.

— Оставайся на месте, — прорычал он, толстой рукой схватив за шею и прижав к столу. — Малышка, ты никуда не пойдешь, пока я не закончу.

«О да, пожалуйста», — прошептал похотливый голосок где-то в глубине её сознания.

Амелия, словно умоляя, приподняла ягодицы вверх.

Он прижался к ней покрытыми грубыми волосками бедрами, заставив широко расставить ноги.

По её бедрам из раскрытого лона стекала влага. Затем Амелия почувствовала, как он прижался к её интимной плоти кулаком, сжимая в нем что-то жесткое и горячее.

Он ткнулся в её вульву своим пенисом. Его член. Она никогда их не видела, но слышала, как шептались о нем девочки в школьном туалете. Они говорили, что он похож на сосиску. Говорили, что он похож на змею. И что будет больно, когда мужчина вставит его в тебя, чтобы сделать детей, особенно в первый раз.

Мистер Перкинс, тихо хрюкнув, скользнул головкой пениса по её влажности, как будто купая его в её дьявольской плоти. Амелия вздрогнула, почувствовав, как его горячая мужественность проникает между её складками. Он казался толстым, жестким, слишком большим для её тугого отверстия. Она хотела, чтобы он причинил ей боль, наказал за похотливые желания. Она хотела, чтобы он вошел в нее и изгнал проклятое удовольствие.

Он сильнее прижался к её входу, вставив головку в нежный канал. Амелия вздрогнула, зажмурилась и прикусила кулак. Он собрался наказать её так, как она заслуживала. Она приветствовала это.

— Такая мокрая, — прохрипел он над её ухом, прижимая к столешнице и сжав рукой шею. А затем толкнулся в нее, полностью вогнав в нее жесткий стержень. — Слишком туго. Дерьмо, обожаю маленьких девственниц.

Амелия едва слышала его из-за звона в ушах. Теперь весь её мир сосредоточился на том, как насильник пробивал себе путь в её неохотно поддающуюся плоть. Её вздохи сменились рыданием и стонами. Агония от сильной боли переросла в глубокое удовольствие. Она не могла не выпятить ягодицы, побуждая его проникнуть ещё глубже, продлить прекрасную агонию.

Острая, словно удар кинжала, боль пронзила её чрево, и она закричала. Склонившийся над ней мистер Перкинс хмыкнул:

— Получай. Я только что сделал тебя женщиной, детка.

Острая боль исчезла, сменившись хорошей болью, от которой внизу её живота словно всё наполнилось и вздулось, она едва не взорвалась от нарастающего давления, пока он продолжал пронзать её собой. Она думала, что он никогда не остановится; что будет продолжать толкаться в нее, пока его ствол не вылезет из её рта. Он убьет её своим желанием, святой справедливостью за её развратную похоть.

Наконец, он кончил, глубоко вонзившись в её влагалище. Она чувствовала его жесткие лобковые волоски ягодицами. И застонала, ощущая, как он, погрузившись в нее по самые яйца, пахом прижался к нежной плоти.

Он подался назад, вытаскивая член, и Амелия всхлипнула от смеси облегчения и разочарования. Она в своей невинности думала, что всё закончилось. И ощущала себя странно лишенной чего-то и опустошенной. Мистер Перкинс отстранился, пока в ней осталась лишь головка члена.

А затем снова врезался в нее, словно штурмуя ворота крепости. Амелия вскрикнула от удивления и боли, пронзившей низ живота.

Снова и снова он вонзался в нее, не обращая внимания на молчаливые крики. Он кряхтел от усилий и одновременно, словно поршнем, толкался в нее бедрами, его пот теплыми каплями стекал на её обнаженную спину и руки. Он продолжал крепко сжимать рукой её шею. Абсолютно беспомощная, Амелия могли лишь терпеть, пока он трахал её для собственного удовлетворения.

«Шлюха. Нечистивая похотливая шлюха, именно этого ты и заслуживаешь, поэтому подчинись и прими всё, прими свое покаяние. Сильнее, жестче, накажите меня!»

Боль от жесткого изнасилования стала не важна, поскольку от непрерывного трения возникла горячее нарастающее сладкое давление, заполнившее лоно. Член становился всё толще и толще. Амелия едва не лишилась сознания от столь восхитительного ощущения. Её стоны становились всё более хриплыми. Она закричала, желая высвободить всё нарастающее чудесное напряжение, с которым с трудом справлялось её тело.

Он трахал её всё сильней, и она снова оказалась близка к чему-то восхитительному. Но теперь она осознавала, к чему стремилось её тело, и чтобы это ни было, оно придавало силы, заставляя тянуться к этому в отчаянной потребности. Боль и наслаждение смешались в опьяняющее зелье, возбуждая сильнее, заставляя стремиться к чему-то… к чему-то…

Внезапно вспышка наслаждения пронзила её чресла, одерживая верх над здравомыслием, заставляя кричать и разрывать пальцами мусор на столе. Мистер Перкинс заткнул ей рот рукой, испуская собственные хриплые крики. Он дернулся и запульсировал в ней. Амелия задрожала от расплавленного наслаждения, изливающегося в самую её душу.

Она плыла по волнам мучительного восторга от собственной безумной кульминации.

Она забыла, что фактически незнакомец изнасиловал её, похитив девственность. Забыла, что почти стерла колени о шершавый грязный ковер. Забыла, что её ткнули лицом в мусор на столе. Забыла свою осуждающую мать и наказывающую за секс религиозную диктатуру. Сейчас имело значение лишь восхитительные волны оргазма, что расходился волнами от пульсирующей женственности. Вина и стыд придут позже. Теперь же она окончательно погрузилась в наслаждение, о котором даже не подозревала.

Она слегка пришла в себя, а мистер Перкинс до сих пор лежал на ней, прижимая к столу. Его член уменьшился в ней, став мягким. Боль внутри нее нарастала по мере того, как проходило удовольствие. Она снова зарыдала, оплакивая свою бессмертную душу, без сомнений, теперь проклятую на вечный ад. Она заслужила боль. Заслужила шрамы и увечья за свои преступления. И если сейчас полиция вломится в дверь, она не будет молить о пощаде. Она сознается в своем грехе и подчинится воле правосудия, которое справедливо накажет её за пороки.

Мистер Перкинс встал, избавив её от веса своего тела, его похотливая плоть выскользнула из нее.

Он ухмыльнулся и игриво шлепнул её по ягодицам.

— Дьявольская девчонка, это было восхитительно. У тебя невероятно сладкое сочное маленькое тело.

«Это всё моя вина. Я соблазнила его». Амелия вздрогнула. Она медленно поднялась, возвращая на место юбку и лифчик. Длинная юбка опустила вниз до самых икр, скрывая её покрасневшие колени.

Затем заправила блузку за пояс юбки.

Мистер Перкинс направился на кухню, напевая и застегивая штаны и ремень. Достал содовую из холодильника.

— Тебе лучше вернуться домой, пока любопытные соседи не задумались, что ты здесь делаешь так долго. Хорошо, что твоя мать жесткая, повернутая на религии сумасшедшая. Большинство из них подумают, что здесь ничего не произошло. — Он улыбнулся и подмигнул ей. — Но ты можешь доставлять мне почту в любое время, сладенькая. Я обязательно тебя отблагодарю.

«Никогда больше. Клянусь, боже. Я больше никогда не буду искушать его или любого другого мужчину, если ты защитишь меня от полиции».

И тем не менее, когда в следующий раз Марта Райан пригласила мистера Перкинса на ужин, Амелию ждал сюрприз.

— Я не очень-то люблю заниматься содержанием дома, — жаловался он старой женщине. — Мне бы пригодился кто-нибудь, умеющий убираться. Ваша девочка могла бы приходить раз в неделю, чтобы заработать пару долларов? Мне жаль, но вы знаете о моем плачевном положении, так что я не могу заплатить больше.