- Ага, понятно. Ну и компашка у тебя, Федя. Ты ж вроде интеллигентный, воспитанный человек …

  - Я тебе не Федя, а Фёдор Илларионович. Понял, крысёнок? А лучше – господин Трухин. Шкурка твоя будет целее, - с угрозой произнёс Фёдор.

  - Надолго ли? – усмехнулся Антон.

  - От тебя зависит, - хмуро буркнул Фёдор. – Где Валентина?

  - С вечера была в машине.

  Трухин подходит к «Хаммеру», помогает девушке выбраться из салона. На лице Вали нет ни кровинки, руки заметно дрожат, испуганные глаза перебегают с раненого на Антона, на остальных бандитов.

  - Что тебе надо, Фёдор? Зачем ты привёл этих … - кивнула в сторону оборванцев с оружием.

  - Надо кое-что выяснить, а твой напарник слишком опасен. Увы, я всего лишь врач, а не костолом из спецназа, - пояснил Фёдор.

  У Антона невольно поползли брови на лоб – это его, ветерана стройбата и бывшего учителя средней школы, считают спецназовским костоломом? М-дя-а … Наёмники закончили перевязывать раненого. Он остаётся лежать на песке, глаза закатываются под лоб от боли, перламутровые белки неприятно сверкают на тёмном лице, выщербленные корявые зубы блестят обильной слюной. Бандиты возбуждённо галдят, поминутно хватаются за ножи, нервно щёлкают затворы автоматов.

  - Тихо, вы! Я предупреждал вас, что этот человек опасен, - произнёс на корявом арабском языке Фёдор. – Вы получите его позже.

  Наёмники угомонились, но теперь смотрели на Антона с нескрываемой опаской и злобой. « Ай да я, ай да сукин сын! – подумал он. – Жаль, недолго фраеру плясать».

  - Валюша, побудь здесь, возле машины. Тебе ничего не грозит, - обратился Фёдор к девушке. – А ты, - повернулся он к Антону, - иди со мной. Есть разговор.

  Антон пожимает плечами, отходит в сторону. В этом месте громадный камень заслоняет поднимающееся солнце, в густой тени чувствуется настоящий холод. Трухин останавливается неподалёку. Рядом, как привязанный, стоит недобитый атаман уличной шайки. Автомат снят с предохранителя, ствол смотрит в грудь пленнику.

  - Ахмед, стань туда, - показал Фёдор бандиту место правее. Теперь, если Антон сделает попытку напасть на Фёдора и закрыться им от ствола, ничего не получиться. Бандит убьёт его первым же выстрелом в упор. Антон криво усмехнулся, пожал плечами – ничё, придумаем другой фокус!

  Трухин тяжело вздохнул, вытянутое лицо налилось дурной кровью, вывернутые губы приобрели синюшный оттенок. Скрипнули крепко сжатые кулаки.

  - Теперь слушай, - произносит, стараясь оставаться спокойным. – Я давно люблю эту женщину. Ради неё оставил семью, подружился с Науменко, езжу в дурацкие экспедиции … Делаю вид, что мне интересно копаться в древних помойках и могилах. Все ради неё. Я не наивен и понимаю, что насильно мил не будешь. Она отнюдь не влюблена в меня, но относилась ко мне с симпатией. Валентина не подросток, смотрит на жизнь трезво. Она никогда не пользовалась успехом у мужчин, им подавай длинноногих, сисястых и глупых, чтоб можно было распушить хвост и чувствовать себя каждую минуту на высоте … Я, мол, такой умный! Самовлюблённые дураки очень болезненно воспринимают чужое превосходство, особенно женское. Потому и пыжатся, берут в кредит дорогие автомобили, одеваются у модных портняжек, делают омолаживающее инъекции … Ничтожества, по нелепой случайности захватившие доходное место! Я всего в этой жизни достиг сам. Детство прошло в деревне … три десятка домов, пьянь, рвань … разговорный язык – мат-перемат даже с малыми детьми! Свиньи в хлеву и то лучше … Единственный способ уйти от всего этого – уехать в город. Но кому нужен сельский подросток, внук деревенского попа? А я учиться хотел! Конечно, после сельской школы как попасть в институт? – с горечью покачал головой Фёдор. – С трудом устроился лаборантом. Пахал, как последний раб: сральники мыл, блевотину профессорскую убирал после пьянок, в магазин бегал, квартиру сторожил, когда «господин» на «юга» убывал со студенткой отличницей, а баба его в санаторий катила, «дымоход» прочищать с очередным альфонсом … Так вот и добился, что зачислили-таки на вечернее отделение. Семь лет посвятил учёбе. Пришлось жениться на дочке профессорской – провались она, слониха! – детей настрогал. Все ради того, чтобы никогда не возвращаться в деревню родную, а остаться в городе. И карьера удалась, и денег хватает. Сам знаешь, как врачам носят. А я резать умею, – усмехнулся Фёдор, - как надо! Одного только не было, самого главного, без чего не жизнь, а функционирование белковых тел – её! Увидел и остолбенел. Сразу понял, что без этой женщины мне жизни нет. Она не такая, как все, она одна! И плевать, что нет длинных ног, что глаза не голубые и одевается просто, без дешёвого выпендрёжа. Она – настоящая! Я могу с ней говорить часами о чем угодно и не надоедает нисколечко. И фальшь в людях видит сразу, и «полезных» знакомств не заводит. Не портит себя грязью разноцветной, косметикой этой … Я ж говорю, настоящая.

  Видно, что Фёдор волнуется, слова звучат обрывисто, окончания пропадают, лицо то бледнеет, то краснеет, над верхней губой блестят капли пота. Антону жалко и одновременно противно выслушивать исповедь мужчины, которого любовь довела до края.

  - Ладно, Фёдор, я все понял. Ты считаешь меня третьим лишним, - перебивает словоизлияния Трухина Антон. – Лучше скажи, как ты нас нашёл.

  - Коммуникатор. Каждый раз, когда ты включал его, «троян» сообщал о том, где вы находитесь, - угрюмо ответил Фёдор.

  - Тьфу ты! А я думал – чего он каждый раз напрягается? Ну блин … - покачал головой Антон. – Ладно … Командуй своему ублюдку, пусть стреляет.

  - Ещё рано, - покачал головой Фёдор. – К тому же у парня неплохая фантазия, вряд ли он захочет убить просто. И вообще, он подождёт, ему заплачено хорошо. Ты лучше вот что скажи – вы нашли что-нибудь интересное или нет? Валентина звонила Науменко, что-то говорила про настенные рисунки, фрески … разговор оборвался посередине. Что тебе известно?

  - Так Наум заодно с тобой?

  - Нет, мой милый «троянчик» переадресовывал сообщение мне. Итак?

  - Спроси у неё, - мотнул головой Антон в сторону девушки.

  Фёдор сожалеюще прищёлкнул языком, развёл руки.

  - Не целесообразно. Неправильно понять может. А вот ты … - усмехнулся Фёдор, - ты ведь хочешь жить? Если твой рассказ покажется мне интересным, то я … ну, наверно отпущу тебя. Мараться твоей кровью, да ещё на глазах Валюши … нет.