Несколько дней она проводит в прострации. Малефисента всё ещё шокирована и обескуражена поступком Стефана. Она вновь и вновь вспоминает время, проведенное вместе с ним, и не может понять за что он с ней так поступил, почему он предал её. Малефисента придумывает ему все новые оправдания, но в какой-то момент понимает, что всё это время чего-то подобного и ждала от Стефана. Ждала, но не ожидала. Она с тоской смотрит на небо, в котором свободно порят вольные птицы.

После жестокого поступка Стефана она сначала с ненавистью смотрит на свои запястья, с грустью думая: неужели она обозналась и Стефан вовсе не любовь всей её жизни. Но позднее забывает об именах, порочащих ее руки. Она забывает и мальчишку, но продолжает ждать чего-то. Чего именно, не знает и сама. Просто всё чаще ловит себя, всматривающейся в линию горизонта, будто от туда придет её спасенье.

Вскоре она начинает ненадолго покидать своё убежище. Малефисента уходит все дальше и дальше от своего нового жилья. И одна встреча заставляет ее вновь вспомнить про надписи на своих запястьях и заново ощутить необходимость в крыльях, хотя бы таких. И казалось бы, она должна быть уверена в том, что Диаваль точно не является ее врагом, но Малефисента не спешит признаваться в подобном ворону. Он следует за ней верной тенью, приносит вести из королевства и составляет незаурядную компанию. Однако, его излишняя осведомленность в некоторых вопросах и незнание других нередко выводят ее из себя.

— Госпожа, что за надписи на ваших запястьях? — однажды интересуется он, а она долго молчит, не зная как сказать ему, чтобы после ничего не поменялось.

— А у тебя разве таких нет?

Диаваль непонимающе смотрит на нее, после внимательно осматривает свои руки, показывая запястья ей. Девственно чистые запястья. И не придумав ничего лучше, чем просто уйти от ответа, Малефисента напоминает, что его в таком случае это не касается, и возвращается с очередной прогулки в полуразрушенный замок.

Но Диаваль не глупый. Старается узнать ответ, наблюдая за людьми. И узнает, что на запястьях написаны имена. Еще не понимает, по какому принципу имена появляются на руках, но с каждым днем выясняет все больше. А после того, как видит своё имя у Малефисенты, с ещё большим энтузиазмом ищет информацию, но из простых наблюдений понять что-то довольно сложно. Также он уже знает, что на другом запястье Малефисенты имя нового короля, которого ему велено навещать. Приглядевшись к надписям на руках короля, он, заметив имя его госпожи, понимает, что имена появляются парно. К сожалению, исследования особенностей рук приходится отложить до лучших времен, потому что Малефисента гневается, узнав, что именно Стефан взошел на трон.

Она вновь сломлена. Теперь она знает причину его поступка. Жалкий, алчный вор. Как может этот мальчишка свободно ходить по земле после всего содеянного? Разочарование и гнев смешиваются в ее крови в непредсказуемый бурлящий коктейль. Ярость сверкает в ее глазах, но у нее получается взять ее под контроль, пускай и не сразу.

Малефисента решает возвратиться на Болота, зная, что Стефан, жадный до богатств ее дома, обязательно придет с войной на ее Родину. Она не может позволить, чтобы Топи пострадали из-за того, что она доверилась человеку, ошибочно веря, что он ее судьба. Диаваль, звонко каркая, следует за ней. На миг она задумывается, стоит ли впускать и его на вересковые пустоши, но тут же вспоминает, что он ее крылья, а это значит, что без него ей никуда.

Вообще с появлением Диаваля она и не задумывалась о том, кем может он являться ей. Она просто привязала его к себе невидимой нитью, опутала прозрачными сетями, не думая о последствиях, спасая непутевую птицу. А что из этого может получится? Наверное, ей было бы легче, если и на руках Диаваля были чьи-то имена. Она могла бы найти того, чье имя соседствовало бы с ее собственным, присмотрелась бы к нему и сделала бы вывод, кем для нее может быть Диаваль.

Но его запястья были чисты от посягательств букв, написанных несмываемыми чернилами Судьбы. И Малефисента не знала, как относится к этому факту. Что-то глубоко внутри нее было раздосадованно этим, но также ее обнадеживало незнание ворона о предназначениях надписей. Именно из-за внутренней борьбы она не решалась предпринимать какие-либо действия. Она не пойдет на встречу, но и не станет избегать его.

Их отношения не входили в простые рамки «госпожа — слуга». Слуга из него выходил ужасный: он постоянно пытался что-то выяснить, суя свой клюв куда не надо, позволял себе осуждать ее, прожигая негодующим взглядом и качая головой. Да и госпожи из нее тоже никакой не вышло: она позволяла ему высказывать сугубо личное мнение до тех пор, пока оно не шло вразрез с ее принципами, позволяла ему дружески общаться большую часть времени. Скорее всего они находились где-то на тонкой грани между отношениями слуги и его госпожи и отношениями между простыми друзьями.

— Что он сделал тебе? — бросает вопрос Диаваль, разом разрушая ее веру в спокойный отдых.

— О ком ты? — она, зло косясь на него, решает дать ему шанс исправиться или, наконец, понять, что эта тема для нее нежелательна.

— О короле.

В любой другой день это можно было бы назвать собственноручным подписанием смертного приговора. Но сегодня она находиться в непривычно добром расположении духа.

— Это не твоё дело. — все-таки отрезает Малефисента, прикрывая глаза в надежде отдохнуть.

— Возможно, ты права, но причем тут ребенок?

— Тебе не понять.

— Так попытайтесь объя… — она оборачивает его, не давая договорить. Умеет же испортить настроение.

Последующие несколько дней она старательно не обращает внимание на неодобряющий взгляд со стороны Диаваля, упиваясь местью и ненавистью. Он все равно не поймет, считает она. Но в какой-то момент решает объяснить, повинуясь сиюминутному порыву.

В тот момент они, вернувшиеся с отвержения очередной атаки, сидели на одном из деревьев, чьи ветви широко разверзлись, позволяя с удобством усесться на них. Пока она рассказывает, кругом царит мертвецкая тишина, а Диаваль, кажется, даже задерживает дыхание, смотря на нее сожалеющим взглядом. От последнего особенно противно, и Малефисента уже ненавидит себя за подчинение неизвестному порыву, но заканчивает свой рассказ. К ее гордости и чести, голос не дрожит, оставаясь столь же твердым и властным, как и всегда. Когда она уже собирается уйти, вновь вернув Диавалю его истинное, птичье, обличие, натыкается на его взгляд. Из жалеющего он, к ее удивлению, превратился в понимающий и грустный.

Диаваль чему-то своему кивает, подозрительно шмыгая носом, после приподнимается со своего места и приближается к ней, аккуратно заключая в кольцо рук. Малефисента непростительно замирает, позволяя понежиться себе в объятьях, прежде чем оборачивает Диаваля в ворона. Тот тихо каркает от неожиданности, но после удобнее размещается на ее ногах, головой ластясь. Это заставляет темную фею хмыкнуть и растянуть губы в непривычно мягкой улыбке. Она ласково проводит рукой по его крыльям, и улыбка приобретает грустный оттенок.

Той ночью она вновь задумывается об именах на запястье. Если исходить из того, что Стефан — ее враг, то Диаваль вполне может отвечать за противоположную составляющую. Но что-то заставляет её сомневаться и ждать, не обговаривая это с самим Диавалем, будто Стефан причинил ей недостаточно боли, принес мало страданий и не убил веру в прекрасное.

Молчание Малефисенты и приводит их к этой ситуации.

Как выяснил Диаваль, милую крошку Аврору Стефан отправил в лес на проживание в глуши в течение шестнадцати лет совместно с тремя предательницами-пикси. Нотграсс, Флиттл и Фислвит оказались вовсе не столь отличными няньками, как они себя разрекламировали. И Диаваль всё больше времени проводил с милой Авророй, развлекал и ухаживал за ней, даже зная о тяжкой доле, что выпала девочке.

Это неравнодушие к Авроре являлось для Малефисенты сначала чем-то непонятным. Её определенно не устраивало вечное отсутствие Диаваля поблизости, но причины она назвать не могла, а потому и просить перестать навещать крошку было бы неразумно. Вскоре она нашла выход из этого и стала вместе с Диавалем присматривать за милой Авророй. Но что-то, сжимающее ее сердце и отдающее неприязнью где-то глубоко в душе, лишь усиливало свои тиски при виде того, как Диаваль заботился о малютке, как он переживал, когда крошка едва не сорвалась с обрыва, как резвился с ней, когда она подросла, с какой нежностью ворон смотрел на нее. Однако, незаметно для себя и сама Малефисента привязалась к милой Авроре.