– М-м-м-ы-ы.

– Я так и подумала. Вечер с костром устроили. Маскарад…Ты тоже наряжался? Да! В лесу прятался, штоб к костру нарисоваться врасплох, напугать? А?

– М-м-ы-ы.

– Да и приплутал. Так? А тут ночь. Дождь. Куда идти? Попал на дорогу. Да и попёр в другую сторону.

– М-м-ы-ы.

– Ну, вот видишь, как я распотрошила твоё приключение, – довольная собой тётя Катерина снова потрепала кудри на голове Алеся. – Тебя как зовут-то? Эва, да ты спишь совсем. Давай отключайся. До города ещё целый час переть. В городе помнишь, где живешь? А? Да ты, чаем, не детдомовский? Ну, ладно, умолкаю. Прикемарь трошки.

Алесь промычал невнятно, радуясь тому, что тётя Катерина так удачно сама себе объяснила обстоятельство его появления на дороге, он бы никогда не придумал, и тем самым избавила его от необходимости врать, а главное – вообще говорить, отвечать на вопросы. Тётя Катерина могла узнать его по голосу. У него и так сердце упало куда-то в холодную пустоту живота, когда она упомянула о детдоме. Хорошо мимоходом, не настойчиво. Узнает, отвезёт в детдом.

Алесь клевал носом, постанывал, всем своим видом показывая, что крепко придрыхивает, а сам метался в раздумье: на какой улице города выйти, в каком месте, куда, к кому пойти? К тому же он совершенно голый. Простыня еще больше привлечёт внимание. Может быть, сейчас рассказать всё тёте Катерине. А вдруг она не захочет ему помочь, да и прямиком оттартает в милицию. Вот если бы как-то сообщить Фильке. Он умный, он придумает как быть дальше. А как? Надо пробираться к детскому дому. Там – через забор. Его и Филькина кровати стоят у окна. Только постучать в стекло.

Эта простая и естественная мысль успокоила Алеся. Теперь надобно было определиться: на какой улице и в каком месте сойти с машины. И эти городские улицы стали возникать в его воображении. И странно, на самой первой при въезде в Лесогорск мысленный взгляд его натолкнулся на барак, в котором жила Фаина Иосифовна. А что, если попросить помощи у неё? Ведь как проста, ласкова и внимательна она в обращении. Вот где найдёт он укрывище и поддержку! Фаина Иосифовна не предаст, в беде не оставит.

Пахло бензиновой гарью. Старенький мотор кашлял и подвывал на подъёмах. Алесь приподнял голову. Вглядываясь в качающуюся перед глазами дорогу, представил, как пойдёт он к дому Фаины Иосифовны. Её однокомнатную квартирку Алесь помнил.

Дорога круто пошла вправо, на миг теряясь в темноте, фары высвечивали только заросли деревьев прямо перед собой, и вдруг в глаза ударил белый огонь. Тётя Катерина даже выругалась, выкручивая руль и прижимаясь к обочине. Завизжали тормоза. Остановилась и встречная машина.

– Куда прёшь на повороте! – закричала тётя Катерина, опуская боковое стекло кабины. Но в голосе ее не было злости.

Алесь втянул голову в плечи.

Кто-то, покашливая, подошёл к машине.

– Здорово, коллега! – Голос был мужской и тоже незлобный. – Чуть не расцеловались.

– Здорово, если не шутишь.

– Какие шутки. Всей душой и телом.

– Ладно тебе, телом. Куда на ночь глядя навострился?

– На озеро едем. Я там бываю редко, не скажешь, где там дачка заведующего детским домом?

В третий раз за этот вечер в холодную пустоту живота упало сердце Алеся. «Милиция. Его ищут. «Граф» по телефону вызвал».

– Знаю. Рядом с пионерским лагерем. На дороге – указатель. Как свернешь на просёлок – за ним. Шикарный домина, мимо не проедешь.

– Спасибо, коллега! Доброй дорожки тебе, без гвоздей. Бывай!

– Тебе тем же концом и по тому же месту.

Оба засмеялись. А сердце Алеся вернулось из пустоты на прежнее место в груди, но сжималось и толкалось в её стенки. «Доедут до «графа». Всё узнают. В погоню кинутся. Скорее бы город!»

Даже сквозь моторный подвыв тётя Катерина расслышала сдавленный стон Алеся.

– Тебе плохо? А?

Она потрепала Алеся за плечо. – Вот дура я так дура. Надо было неотложке тебя показать. Может укол бы какой сделали. На худой конец – таблетку дали. – Но тут же успокоила себя. – Наверное начальство везёт на рыбалку. Кто там сейчас? Кому плохо стало? Летний сезон давно закончился. Пионерский лагерь закрыт.

При этих словах она подозрительно оглядела Алеся. Напридумывала давеча о его приключениях. Какой вечер в лагере? Какой маскарад? Если там никого нет. Вот дура. Агалец соглашался, поддакивал. Скрывает что-то? А, собственно, ей какое дело. Довезёт до города и вся недолга. Главное – спасла мальчонку. Замёрз бы.

В переднее стекло ударил ветер. Потекли струйки дождя. Поскрипывая, щётки-дворники принялись слизывать водную муть. Тётя Катерина сбавила скорость, напрягла зрение. Впереди замигали огоньки городских домов.

Алесь уже окончательно отогрелся и стал полностью слышать своё тело. Оно наливалось силой движения. Яснела голова. «Значит, это не милиция. Значит, скорая помощь. «Граф» вызвал. Значит, плохо ему. Так и надо. И пока никакой погони не будет. Но искать-то всё равно начнут. Завтра. А как до тёти Катерины доберутся? Она скажет: вот подвозила одного… Вот здесь, в городе, высадила… Не надо выходить у дома Фаины Иосифовны. Следы надо запутать».

Улица освещалась плохо. Ветер рвал лампочки с редких столбов. На тротуарах – ни души. Проехав целый квартал от барака, в котором жила Фаина Иосифовна, Алесь попросил остановиться.

– Ну, ожил, агалец. – Сверкнула серебряными зубами тётя Катерина. – А я думала ты немой. Найдёшь дом-то свой? Может проводить?

Алесь отрицательно замотал головой.

– Ну, вижу я, с тобой не разговоришься, – укорила тётя Катерина, наблюдая, как Алесь кутается в простыню. Она ещё не просохла. Алесь поёживался.

– Э-э-э, сынок. В такой одёжке – на холод, под дождь?

Она порылась под сиденьем, достала чёрный халат, в каких обычно ходят уборщицы, и резиновые галоши.

– Надевай. Всё какая-никакая защита от непогодья.

«Одёжка» была далеко не по росту Алеся. Но в таких обстоятельствах показалась великим благом. Главное – ноги в сухости. От мысли, что ему пришлось бы голыми ступнями снова шлёпать по льдистой мокроте тело передёргивала мелкая дрожь.

– Чё-то мне твоё лицо знакомо? – улыбнулась тётя Катерина. – Где-то мы встречались.

Алесь снова отрицательно замотал головой, а когда уже стоял на земле, намереваясь захлопнуть кабину, сказал:

– Спасибо вам, добрая женщина. Пусть Господь воздаст вам за вашу доброту. – Совсем так, как говорила Павлинка.

И тётя Катерина сразу же вспомнила, где встречала этого агальца. «Да он же из детдома». Высунулась в окно кабины по пояс. Но Алеся и след простыл.

Кружит ветер. Бьёт по лицу плетями дождя. Разом промокла простыня, прикрывшая голову. Но Алесь свыкается с этим. Вроде бы и не замечает. У него ясная цель. Пусто кругом, безлюдно. Только окна домов призывно светятся, напоминая о тепле и уюте. Вот и знакомый барак. Темный проем входа без створок. Три деревянных ступеньки. Ощупывая стенку рукой, Алесь находит нужную дверь, с прибитым к ней железным почтовым ящиком. И стучит в него кулачком. «А вдруг ее нет дома», – обмирает сердце. Но за дверью слышаться шаги.

– Кто здесь?

– Это Алесь, Фаина Иосифовна.

– Кто?

– Алесь… Ну из детского дома… Алесь.

Дверь распахивается. Алесь перешагивает порог, попадая в густой запах жилья одинокой женщины, с ароматом недорогих духов и косметических мазей.

Фаина Иосифовна мгновение смотрит на Алеся широко распахнутыми глазами. В них бьется удивление и немой вопрос. Потом освобождает голову Алеся от прилипшей к ней части простыни, опускается перед ним на колени и, держа его за ледяные кисти рук, выдыхает с заглядом в лицо.

– Что случилось, Алесечка?

Встретившись с выгоревшей пустотой взгляда ребенка, гладит ладонями щеки, целует глаза и прижимается лбом к его мокрой груди.

– Что случилось, сыночек? Родной ты мой.

Как давно не слышал Алесь таких слов. После смерти мамы – ни разу. И у него плавится сердце. И он дает волю слезам, теперь горячим, горьким и радостным одновременно.