Начнём с того, что никто из нас никогда не врывался домой в поцелуе и не начинал стратегические действия у первой же стены. Во-первых, на этой стене висит домофон, во-вторых, русские люди слишком стеснительные для такой херни, сколько бы «Секса в большом городе» они ни смотрели. В-третьих, даже если она без трусов, пахнет шоколадной фабрикой и у тебя встал так, что можно пакеты с продуктами вешать, – зачем так бездарно тратить импульс дома? Это куда понятней про лифт или туалет в самолёте, но ведь дома есть кухонный стол, плита, окна с видом на Кремль, ну, кровать, в конце концов. Ах да, и, конечно, запахи – прямо весь день пробегали и свежи, как прыскалка для туалета. И флора идеальная, и подмышки «Рексона» держит, как в рекламе. Где бы только такую бабу раздобыть…

Теперь про желание поссать. Почему никто никогда не показывает этого жизненного момента в кино? Когда вы целуетесь, настроены перебудить всех соседей стонами, и вдруг он ласково шепчет тебе на ухо: «Я хочу пописать…» И ведь главное, что ты тоже не прочь. Женщины в этом плане почему-то больше стесняются, чем мужчины. Так зашуганы, что предпочитают молчать, лишь бы не сорвалось.

Да, мы не всегда идём в душ и вытираемся бумажными салфетками. Это, конечно, не так сексуально, но, камон, – после секса хочется расслабиться, а не куда-то бежать.

А ещё кино почему-то опускает юмор в сексе. Ну, вот все эти шуточки, которые вдруг возникают во время страстных прелюдий. Я, если честно, совсем не умею сдерживать себя порой. Начинаю мочить и ржать во весь голос.

Все молчат про воздух, который ты напускал, пока был сзади, и теперь он выходит. Что поделать, выходит всегда громко. Некоторые девушки этого стесняются, что понятно – где вы видели, чтобы Моника Беллуччи, вся такая распаренная на Касселе, и вдруг – «пррррррррррррррррррррррр»!

В следующей сцене он страстно опрокидывает тебя на стол, чтобы доказать свою любовь. Доказал бы, если б не любимая кружка, которая нечаянно падает и разбивается. Ужасный момент! Даже если мужик влюблён, кружку эту, вообще-то, он тоже любил. Причём намного дольше, чем тебя. Так вот, знайте, в эти секунды он скорбит. Трахает тебя и скорбит.

Я это всё к чему – мне тоже порой хочется, чтобы всё было как в кино, и желательно с Натали Портман, но правда в том, что у неё скоро родится третий, и отец – не я. Реальность всегда пахнет хуже, выглядит угрюмей и просит принимать то, чему ни одно кино не учит. Реальность как устрица – мерзкая на вид, но свежая и вкусная, как бы ни пах гриль. Просто не для всех.

Я люблю заигрывания. Мне нравится откладывать первые поцелуи, вводить в заблуждение и всячески напрягать воздух, пока тот не пропахнет достаточным количеством ферромонов. Пока не протечёт, и чтобы вся похоть мира сорвалась лавой на Помпеи.

Но иногда я сижу перед девушкой и хочу, чтобы мы пропустили весь этот набор привычных последовательностей. Просто взяли и без излишне долгих размышлений врезались друг в друга. Поступили, как ошибка в самой идеальной системе. Как великие мастера – без лишних движений.

Иногда я смотрю в её глаза и ощущаю, как нам всё это не нужно. Ни ей, ни мне. Нас и так выбрасывает из тел, лихорадит, мы и так огромны, неуязвимы.

Иногда я пережираю игры. Так сильно пережираю, что игра становится дешёвым гоном, на которую никак не хочется тратить время. Зачем искать чёрный ход, когда у тебя многотысячная армия и можно зайти через главные ворота? Иногда на улице холодно, мерзко и вообще ноябрь, поэтому к чему все эти жеманства? Пойдём греться, бежим целоваться. Давай закупим еды, воды, сигарет и закроемся в комнате. И будем любить, пока всё не кончится. Или пусть кончится, перевернись на живот, подложи подушку. Ну давай пропустим в этот раз прелюдии.

Я проснулся вовремя. Смыл пот ночной лихорадки душем, заправился таблетками, закапал в обе ноздри, натянул единственную чистую рубашку и вышел из дома. Забыл очки, но было уже поздно – две минуты до взлёта. До падения. Кое-как, жмурясь от солнца, дошёл к месту встречи.

Мисс Дейзи нигде не было. Ни под выдуманными часами, ни даже на соседней улице.

Она позвонила сразу: «Всё перекрыто, буду через тридцать минут» – отлично, зайду за очками. Зашёл, присел на диван, заснул, и мне снились её бледные голени.

Мисс Дейзи всё-таки приехала. Я миной подорвался с дивана, кое-как накрыл себя пальто, закрыл больные глаза очками и выстрелил по ступенькам вниз. Я спал на ходу – через пять улиц вдоль разбитого переулка – здравствуй… те, мисс Дейзи! Прости… те меня, я уснул. Вы настолько лучше, чем все ваши фото, хотя куда уж лучше.

Она стояла во дворе и курила. Эта тонкая девочка в одежде на вырост – ГумбертГумберт, она бы точно вам понравилась!

Мы зашли внутрь, присели, я заказал себе чай. Ещё я заказал пару острых шуток и умных слов, но те, как назло, закончились. Моё кресло было жутко неудобным. «Сейчас ты распахнёшься в улыбке, как форточка, окажешься тёплой-претёплой, и мы будем чудить вплоть до 2080-го», – подумал я и мысленно поцеловал её в губы.

Она была такой красивой, что можно было запутаться в собственных мыслях и признать поражение, хотя никакой войны тебе не объявляли. Она была демоном с белыми, как шум, крыльями. You are a shiver[2].

Мисс Дейзи уткнулась в меня глазами, как саморез в стену. Её рот открылся, но не свежевыжатый сладко-кислый прыснул мне в лицо. Мисс Дейзи пришла унижать и скалиться. Рви меня на мелкие, ну, так бывает – кто-то вмазал ниже пояса, порезал душу и выбросил её за борт. Кто-то обидел, и теперь ты боишься каждого, кто сильно нравится. Больше грубости, девочка! Хами! Я начал молчать ещё больше. Я закрылся. Жаль.

Одиночество нынче размножается быстрее индусов. И главное, все так возмущены, как будто виноваты боги Олимпа, хотя те ваще каменные. Не успела первый минет сделать, а тебе уже 27. Ой-ой, в левой бокал красного, в правой он, фиолетовый. Как зовут? Ovo? Funfactory? We-vibe?[3] Или просто «дружок»?

Ты можешь рассчитывать на «потом» и не слушать маму, но фундамент у женского одиночества всегда один и тот же. Мой мужик – карьера. Ну, а чё – она стабильно трахает, вкусно кормит и всегда держит в эмоциональном напряге. Всё в этой схеме прекрасно, если б не основные инстинкты и неразборчивое желание любить. Ещё есть традиции и социальные нормы, но сегодня про главное. Женщины научились делать карьеру в банках, но почему-то напрочь забыли про неё в семье. Им кажется, что бесконечные е-мейлы и усталость в ногах сделают их счастливее. «Уходит? Ну и пусть. Значит, не моё», – оправдывают они лень и называют её судьбой.

• Бабы, которым не хочется

Ну, вернее, им хочется, но на самом последнем месте. Или всё-таки не хочется, но выгода кричит, долг шепчет. Такие после тридцати седлают региональных директоров заводов, старых бандитов и тех, кому нужно сосать по три часа ради пятиминутной эрекции. Фригидность стала слишком плохо пахнуть, чтобы новое поколение принимало её за очередную усталость. Умение шутить и отличать Мане от Моне, безусловно, похвально, но секс как был главной мужской преференцией, так он и бесчинствует.

• Мой папа трахал всё

Эти бабы разочарованы с самого первого дня их существования. Ну, то есть каждая мамина подруга целовала папу в губы и просила уехать с ней. И он уезжал. Этих вытащить практически невозможно. Для них все мужики одинаковы, хоть самой последней любовью их люби. Они могут быть красивыми, умными и выразительными в готовке ужина, но папин образ будет мелькать до конца. А значит, запрыгнуть такая девушка может только в самый последний вагон. Если успеет.