Муж у меня из деревни. Он гордость семьи: хорошо учился в школе, приехал в город, окончил институт, женился, купил квартиру. Его парадное фото в галстуке венчает подобие семейного киота.
Когда мы приезжаем в гости, нам отводят лучшую светелку в доме, клянут скрипучие половицы, а деревенские родственники ходят на цыпочках и шикают друг на друга, чтобы не дай бог, меня не разбудить. Собака цепью загремит - и ту поленом. Летом я качаюсь в гамаке за домом, где меньше дует. Гамак куплен специально для меня, как и пуфик для ног.
Однажды я обмолвилась, что не люблю зеленый горошек. Свекровь на следующий день подала корыто оливье для всех, а для меня в отдельной мисочке с золоченым ободком - оливье без горошка: она просидела полночи, надев очки, и выуживала горошины.
- Это что у твоей невестки за книга? - округлив от ужаса глаза, спрашивает у свекрови ее бедная родственница, приживалка. - Мелко как написано, глаза не испортит читать? Уж ты ей лампу-то в комнату получше поставь, с абажуром, образованные все в постелях читать привыкши.
Ритуал дарения подарков смущает меня безмерно. Деверя и золовки выстраиваются в ряд, и каждый держит, прижав к груди, дары. Робея, они протягивают мне подарки с бесконечными извинениями: "У нас, конечно, вкуса нет, что мы можем купить... И выбор в сельмаге, сама понимаешь! Что привезут - то и приходится брать!".
Они вручают мне тапочки, возраст еще позволяет дарить мне белые тапки - усыпанные бисером и украшенные капроновыми бантиками. Кто еще может надеть такую красоту, только городская принцесса!
У мужа есть непутевый младший брат Сережа, который за всю жизнь выучился только одному - играть на баяне, вальс "Амурские волны". Это обаятельный видный парень, модник и вертопрах. Восьмилетку он не закончил, в ПТУ не доучился, ни кола, ни двора, ни дома, ни работы, пришел из армии и подался в Питер. Мы его приютили на первых порах, но он не очень обременил, поскольку скоро съехал, женившись на профессорской дочке. У молодых родился сын. Прошло три года. За это время Сережа так и не устроился на работу, к домашним обязанностям испытывал отвращение, но модно одеваться не разлюбил, поэтому брак развалился. Профессорская дочка подала на алименты.
Не успели мы покачать головой, как пришла новость: Сережа переехал к другой женщине - "директору банка", как гордо сообщила свекровь.
- Интересно, где он ее подцепил? - спросила я как-то мужа. - Такие в трамваях не ездят.
- На улице, - ответил муж.
- Неужели? - удивилась я.
- Да, - подтвердил муж, в его голосе слышалась тайная гордость за брата. - Шел по улице, видит - тетка выгружает сумки из машины. Ну и...Ты что, Сережку нашего не знаешь? Он умеет подход к даме найти - чего да как...Не угодно ли подать, принести.
- И что теперь? Ждем свадьбу? - кисло усмехнулась я.
- Его дело, - уклончиво ответил муж.
Сережа переехал к новой даме сердца, и через год у них родился ребенок. Сережа по-прежнему не работал, валялся на диване, коллекционировал редкие записи джазовых концертов. Убирать разбросанные носки он отказывался наотрез, утверждая, что женской работой не занимается. Это и послужило последней каплей. Директор банка выставила лентяя за дверь. Вопрос алиментов даже не поднимался. Сережа заправил футболку в джинсы и вышел на улицу, где весна, солнышко и птички поют. Он зажмурился и беспечно улыбнулся. Надо было подыскивать новое жилье. Мне об этом сообщила свекровь.
- Мне так неудобно, - смущенно просила она меня по телефону. - Но если Сереженька зайдет, ты уж его покорми. Он сейчас без крыши над головой, и работы пока нет, где он, как он, что он кушает, я не знаю.
Она всхлипнула.
- О чем речь! - воскликнула я. - Неужели я ему тарелку супу не налью! Не чужие люди. Пусть заходит в любое время.
- Сердце мое изболелось за него, - продолжала свекровь сквозь слезы. - Двоих детишек нарожал и самому годков уж немало, а все как неприкаянный! Где он ночует? Поди на лавке в парке спит, ночи холодные, замерзнет... Хоть бы вернулся домой, у нас можно на лесопилку вон к Иван Яковлевичу устроиться...
- Не переживайте, - успокаивала я. - Пока комнату ищет, пусть у нас живет, места хватит...
Но Сережа ночевать к нам не просился, зато позвонил на следующий день.
- Слушай, у тебя утюг есть? Мне рубашку погладить, - сказал он.
- Конечно! - воскликнула я. - Дам тебе утюг, разумеется. Заодно и обедом накормлю. Заходи!
