Не знаю, как бы поступили другие, находясь на моем месте, но для меня вдруг перспектива пьянства в пустой квартире и постепенная деградация показались отвратительными. К тому же, я не мог предать память Сереги и других парней, вернушихся на Родину "грузом 200". Я не мог вернуться в Баку даже на 10 дней. Для меня начиналась "своя война". Я решил остаться здесь за Серегу, тем более, что меня практически никто и нигде больше особо не ждал.
Уверен, что родители понял бы и простили меня. Особенно отец.
Отец… Сергей Иванович Иванов…
Это бы особенный, я бы сказал уникальный человек. Не потому, что это был мой отец. Ему удалось пронести через всю жизнь доброту к людям и какую-то детскую наивность. Только теперь я понимаю, как тяжело и в то же время легко было с ним матери.
Когда я подрос, то был удивлен его неприспособленностью к жизни, пытался с ним спорить, но он всегда с обезоруживающей улыбкой, спокойным тоном отстаивал свое мнение. Мне оставалось только принимать его таким, как он был, любить и уважать. Отец был достоин и того, и другого. Он был неисправимым идеалистом и искренне верил в Светлое Будущее, а все недостатки системы объяснял "местными факторами". Особенно его аргументы были вескими во время Юрия Владимировича Андропова, когда попытались навести хоть какой-то порядок, не взирая на ранги, и с началом перестройки Михаила Сергеевича Горбачева.
В то же время отец был всегда окружен друзьями, бескорыстно помогал всем. Он не был карьеристом, хотя имел светлую голову. Только я знаю, что на идеях отца трое защитили диссертации, но только один из них упомянул его имя в своей работе. Но отец не обижался и не завидовал, а искренне радовался ycпexaм друзей.
Еще как молодым специалистам отцу и матери дали квартиру в старом доме с большим двором, обещая со временем улучшить наши жилищные условия. При том положении, которое занимал отец, и его связях мы уже давно должны были получить новую квартиру в сдаваемых домах, но каждый раз, когда подходила наша очередь, по мнению отца, находились другие, более остро нуждающиеся в получении квартиры. Да мы уже привыкли к этой старой квартире, к большому двору, а особенно к соседям.
Все же последним сроком нашего новоселья определили мое возвращение из армии во время проводов.
Теперь родители обрели для себя постоянные квартиры…
Так вместо краткосрочного отпуска, я вернулся из санбата в свою роту.
Правда, воевать мне уже пришлось недолго.
Перестройка давала свои результаты, итогом которых стали прекращение этой бессмысленной затяжной войны и вывод наших войск из Афганистана .
Весной 1990 года я демобилизовался и в форме сержанта ВДВ вернулся в Баку.
Но и тут обстоятельства внесли свои коррективы в мою жизнь. Конечно, это хорошо, что все произошло когда меня не было в квартире. Примерно за две недели до моего возвращения, на рассвете, в наш дом врезался потерявший управление МАЗ. В основном пострадали основательно только две квартиры наша и еще одна.
Но в то же время я должен был признать правоту слов отца, говорившего о наших соседях, что жили мы одной большой семьей, но в разных квартирах. Все вещи из нашей разрушенной квартиры были аккуратно уложены и разнесены по уцелевшим квартирам или выставлены в сарай.
Вернувшись, я еще раз убедился, что ни драгоценностей, ни денег, кроме некоторой суммы на книжке, за всю свою жизнь родители не нажили. Да и оставшиеся вещи были из самых необходимых и далеко не новых. Тогда я подумал, что даже при патологической честности отца двух зарплат: его и матери, должно было хватить на большее, чем поношенный "москвич" в небольшом гараже.
Но насколько я помнил, наша семья жила всегда широко, одним днем, ведя разговоры о "Светлом Будущем", когда деньги не будут уже нужны. У нac в квартире часто бывали гости, засиживаясь далеко за полночь. Нет, это не означало постоянные пьянки. Отец практически не пил. Но у нас всегда было весело, а к угощениям подавался традиционный чай. Люди сидели за столом и вели нескончаемые, не интересовавшие меня, беседы, часто чисто профессионального характера.
У отца было много друзей…
Семья, лишившаяся, как и я, квартиры, получила новое жилье по горячим следам, но обо мне в тот момент забыли: нет человека, нет никакой проблемы.
Правда, все меня встретили радушно, как героя. Друзья отца устраивали в мою честь вечера с обильным угощениям, где, зная о моей разваленной квартире, меня оставляли ночевать.
В первый же день своего приезда в сопровождении соседей и друзей нашей семьи я был на кладбище. Обе могилы находились в одной ограде. Были два одинаковых солидных памятника с датами рождения и смерти. Даже у этих, возможно чужих для меня могил, меня охватило острое чувство одиночества. Я понял, что теперь принимать все решения в жизни мне предстоит самостоятельно.
Как на кладбище, так и во время каждого застолья, я слышал много добрых и хороших слов о своих покойных родителях. Уже в первый день, после хорошего подпития, один из друзей отца подтвердил мои подозрения, сказав, что останки родителей привезли в закрытых цинковых гробах и похоронили, не вскрывая. Выводы я мог сделать сам. Но внезапно это подтверждение моей догадки для меня перестало иметь значения. Я теперь знал их места на кладбище. Там покоились, если можно так сказать, души моих родителей.
Примерно через неделю бурных кавказских застолий и вольности после службы в армии, я понял, что нельзя прожить всю жизнь гостем на чужих застольях, ночуя по чужим углам.
Прежде всего я решил обрести кров над головой.
Вот тут-то все и началось....
Выяснилось, что полагавшаяся моим родителям квартира в новом доме после их гибели отдана другой семье. Даже взамен старой, по приспособленной дня жилья разрушенной квартиры в настоящий момент мне ничего не могут предложить. Конечно, в память об отце, а также учитывая мою службу в Афгане, меня везде принимали радушно, долго беседовали, говорили мне высокопарные и вроде правильные слова о трудных моментах, но все сводилось к одному: в настоящее время нет в городе ни одной свободной квартиры. Мне предлагали немного подождать. В итoгe меня уговорили: пока прописаться в общежитии, конечно временно, и идти работать на буровую, чтобы осенью поступить в институт. Подумав, я согласился. Все вопросы прописки и постановки на воинский учет были решены.
В общежитии мне дали не отдельную комнату, а койку в комнате на четверых. Но я там не собирался жить. У меня было в Баку, где я мог временно пожить. Года три назад, еще до моего призыва в армию, муж моей двоюродной сестры Анны, получил для себя и семьи 4-х комнатную кооперативную квартиру, за которую они все еще продолжали платить деньги. У них были два отличных парня моих племянника: 12 и 9 лет. Именно Володя предложил мне жить у них, освободив одну комнату, чтобы я смог завезти свой личный скарб.
История появления Анны в Баку была необыкновенной. Действительно сама судьба распорядилась всем.
Летом 1975 года отец пригласил дочь своей сестры, учившуюся в музыкальном училище, приехать на каникулы из Ростова в Баку, чтобы полюбоваться городом и отдохнуть на берегу Каспия. По кроме солнца и моря, мама устроила дня Анны культурную программу. Так Анна впервые встретилась с Володей Акопяном, в руках которого флейта то смеялась, то рыдала. Ее сразу очаровали эти звуки, да а исполнитель был красивым молодым мужчиной. Володя тоже с первого взгляда выделил Анну. Это была любовь с первого взгляда, да еще их объединяла музыка. Остальные дни в Баку они провели вместе.
Поженились они через год. Но что это был за год!.. Это была интенсивная переписка. Я бы сказал, что эта пара максимально загружала почту, иногда отправляя не по одному письму в день. Думаю, что из этих писем получился бы неплохой роман в эпистолярном жанре.
Я вновь невольно отвлекся от своих мыслей. Пальцы правой руки совершали привычные, ритмичные движения, хотя в руке ничего не было.
