Алиса слушала, слегка приоткрыв рот, напряженно хмурилась, стараясь все запомнить, то и дело убирала за ухо непослушную белокурую прядь. Двадцать лет назад она была недостижимой мечтой рейнджеров, плывших к берегам Нормандии, и вот теперь, в середине жизни, обрела плоть и кровь, и реальность превзошла все ожидания. Сама Алиса, похоже, не подозревала, как действует на мужчин.

– Кончай трепаться, переходи к фактам, – велел приятелю Джимми.

– Тебе не понять, у тебя был номер сто двадцать семь, – огрызнулся Барри. – Ладно, давай поговорим о чувствах бесчувственного ублюдка Арлингтона. В тот же вечер он пустил слух, что заплатит по десять тысяч за единицу счета. Ребята решили, что это гнусно и глупо, и были уверены: никто не согласится, а Оскар в очередной раз выставил себя дураком. Даже умереть не может по-мужски! Все хранили благоговейное молчание, а он пытался склонить чашу весов на свою сторону, бросив на нее миллионы.

– А Лаки согласился, – едва слышно произнесла Алиса.

– Да, вы правы, этот дурак принял предложение. У него был номер сто сорок восемь. И он обменял его на миллион четыреста сорок тысяч долларов. Полтора миллиона! Целое состояние. Офицеры были не в курсе – они бы не позволили. Лаки заключил безумный контракт – жизнь в обмен на деньги, и Оскар должен был выплатить всю сумму сразу после возвращения в Штаты.

– Выплатить… мертвецу, – тихо пробормотала Алиса. – Лаки не был наивным простаком и прекрасно понимал, как сильно рискует.

– Ну, не знаю… Мы говорили ему: «Подумай о скалах, фрицах, пулеметах…» – а он пожимал плечами и просто отмахивался. «Вдруг тебя убьют?» – спрашивали некоторые. «Тогда деньги получит моя невеста!» – отвечал он. Клянусь, Алиса, именно так и было. «Все мы рискуем жизнью, – говорил Лаки. – За что? За жратву, курево и потому что приказали генералы. Никто ни черта не понимает и не хочет разбираться: а вдруг поймешь, ужаснешься и дезертируешь? Я обменяю свою шкуру на полтора миллиона долларов. Добавлю остроты героическому заданию. Это окрыляет…»

Джимми нетерпеливо переступал с ноги на ногу, пытаясь вклиниться в разговор, но перебить Барри было не так-то просто.

– Ему говорили: «Ты псих, Лаки!» Он отвечал: «Мы останемся лежать на этом треклятом пляже, а что получат наши родители и подружки? Продырявленную форму в пятнах засохшей крови, жестяной сундучок, цепочку, сломанные часы? Ничего! Вы сдохнете в двадцать лет как полные придурки. Родились – умерли – забыты… В моем завещании будет прописана кругленькая сумма – миллион четыреста сорок тысяч долларов! Все мы – крысы в клетке, но мне достался выигрышный билет, я сорву джекпот!»

– И вы его не остановили, – онемевшими губами произнесла Алиса.

– Я предупреждал: «Берегись, Лаки. Не верь Оскару, он сволочь!»

Все, достаточно, подумал Джимми и сказал примирительным тоном:

– Да ладно тебе, Барри, это уж слишком.

– Ничего не слишком! Сказал, что думал, по-честному. Лаки успокаивал парней – мол, все прописано в договоре, если погибну, Алиса получит полтора миллиона. Клянусь вам, Алиса, в договоре были ваши имя, фотография и адрес, а еще личфилдский адрес родителей Лаки. Он все предусмотрел. Арлингтон тоже высказал последнюю волю, собственноручно записав, что если погибнет, то обязательства исполнит его мать.

– И что же стало с договором?

– Загадка! Лаки позвал двух свидетелей. Не меня. И зря. Будь я в деле, вам не пришлось бы ждать двадцать лет, чтобы узнать правду.

Джимми досадливо поморщился. И за каким чертом он позвал Барри? Теперь вот белокурая красотка глаз с него не сводит.

– Назовете мне имена свидетелей? – спросила Алиса.

– Первым был Алан, фамилию не помню. Хороший парень… Молчаливый. Кажется, погиб во время высадки. Нет, пропал без вести. Второго все звали Дрочилой, уж извините за грубость. Его застали сами понимаете за каким занятием… Ладно, не будем вдаваться в детали. Прозвище, кстати, придумал я. Паренек был не слишком умным и трусоватым, а после того как его застукали, все стало совсем плохо, мы тогда были жестокими. Только Лаки и Алан обращались с бедолагой по-человечески. Он вроде остался жив.

– Вам известны подробности о… – Алиса не могла договорить фразу до конца, но Барри понял.

– О смерти Лаки? Он до самой высадки верил в удачу. Считал, что выберется – несмотря на четвертый номер. Я был пятый. Первый и второй погибли, не пробежав и десяти метров, третий подтащил взрывчатку чуть ближе к стене. Как только все началось, я понял, что приговорен, как и следующие пятьдесят ребят: на открытом пространстве нас отстреливали как кроликов. Когда стартовал Лаки, показалось, что пули расступаются перед ним, потом одна попала в руку, другая в плечо, третья в ногу. А он продолжал бежать… не знаю как. Мы ждали, что он вот-вот рухнет на песок, и я готовился сорваться с места – не думая, как робот, как все остальные. Мы перестали размышлять. Бетонная стена защищала Лаки, и он сумел установить взрывчатку. Все сделал и рванул к нам, как спринтер, словно еще верил в свой фарт, бежал и улыбался, бежал и хохотал – знал, что выполнил задание. Фрицы стреляли ему в спину, попали десять раз, двадцать, но не остановили. Он упал на руки товарищам. Мертвый. Улыбающийся. Я не знаю, какая именно пуля убила Лаки, но почему-то уверен, что к нам бежал мертвец. Он решил, что выполнит задание во что бы то ни стало, и его воля оказалась сильнее смерти. Потом взорвалась стена, и мы кинулись в прорыв.

Барри Монро умолк и виновато посмотрел на Алису – может, стоит извиниться? Но ведь она сама захотела узнать. Джимми тоже разволновался от этих воспоминаний. Он, вытянувший № 127, не сумел бы так складно рассказать.

– Я остался жив благодаря Лаки, – заключил Барри. – Я и половина рейнджеров.

Пока Барри рассказывал, многие ветераны подошли ближе. Кристина Адамс взяла Алису за руку, на что не осмелился ни один мужчина. Все подтверждали рассказ Монро, вспоминали Лаки и его отчаянную отвагу, проклинали Арлингтона.

– А этот Оскар, он выжил? – спросила Алиса.

– Да уж конечно! Не получил ни единой царапины. Еще бы – всегда держался за чужими спинами. Не уверен, что мерзавец выпустил хоть одну пулю… Но хуже всего то, что он нарушил слово. Вы правда не получили ни доллара?

– Я пятнадцать лет жила в Австралии.

– Но теперь, благодарение господу, вернулись! Кроме того, у Арлингтона был адрес родителей Лаки. Они ведь никуда не переезжали?

Алиса покачала головой.

– Держу пари – эти люди знали, где вы живете, но Оскар и не подумал с ними связаться?

Алиса кивнула.

– Так что не ищите для него оправданий. Сволочь, он сволочь и есть. Вам и сегодня, двадцать лет спустя, будет непросто получить свои деньги, хотя лично я готов свидетельствовать в суде.

«Я тоже!», «Я тоже!», «Я тоже!» – зазвучало со всех сторон.

– Ни один офицер не был в курсе, – добавил Барри, – иначе бы вышел скандал.

– Кто-нибудь забрал договор? – спросила Алиса.

– Всего было четыре экземпляра – для Алана Ву, Дрочилы, Лаки и Арлингтона. Можно попытаться найти тот, что получил Дрочила.

– А кто взял экземпляр Лаки?

– Наверное, Алан. Они были лучшими друзьями. Но Алана…

– …объявили пропавшим без вести, – прошептала Алиса. – Вместе с ним пропали и два экземпляра договора.

– Не сдавайтесь, Алиса!

– Арлингтон не должен выкрутиться!

– Я готов все рассказать!

Впервые за долгое время Алиса улыбалась, глядя на незнакомых людей, вернувших смысл ее жизни.

На обратном пути она уточняла детали и записывала адреса, потом начала набрасывать план, попутно объясняя, что деньги ни при чем, на деньги ей плевать.

Даже на полтора миллиона долларов.

Значение имело одно: Лаки погиб на нормандском пляже, потому что сам так решил. Война была для него игрой, и он не умер, а проиграл. Потому что Арлингтон не заплатил.

Ничего, она это исправит.

Все бывшие рейнджеры поняли, как серьезно настроена эта красивая печальная женщина.