Начальная скорость снаряда единственной подходящей для моих целей зенитки – восемьсот метров в секунду. Лететь снаряду предстоит семь-восемь километров, причем в основном вверх. До цели он доберется секунд через пятнадцать, а то и двадцать после выстрела. За это время самолет может совершить несколько маневров, как по горизонтали, так и по высоте. А если учесть, что самолетов этих тысяча с лишним, замучаюсь я их с неба ссаживать. На это несколько месяцев уйдет, которых мне никто не даст, и, прежде всего, не дадут мне их сами немцы.

Жить я продолжал на Лубянке, и это меня полностью устраивало, поскольку позволяло регулярно видеться с Леной. Вместе с Игнатовым и Никифоровым она перешла в подчинение подполковника Лебедева, который по моей просьбе начал готовить из них боевую диверсионную тройку нового состава. Лена вошла в нее в качестве снайпера, Игнатов – как гранатометчик, а Никифорову отвели роль пулеметчика. В зависимости от поставленной задачи в группу могли входить и другие бойцы. Например, радист, сапер, проводник или два-три стрелка, являвшихся вторыми номерами расчетов гранатомета и пулемета, но основу всегда составляли три бойца. Лебедеву идея понравилась, и таких троек он готовил сразу несколько, но только Лена и сержанты продолжали служить в Москве рядом со мной, хотя прямого отношения к ним я уже, вроде бы, и не имел.

Я тряхнул головой, возвращая мысли к насущному. Идею самому сесть в кресло наводчика одной из зениток я отмел сразу – не настреляю я столько самолетов, чтобы за несколько дней существенно изменить расклад сил.

Я сидел и обдумывал ситуацию, когда дверь без стука открылась и в комнату тихо вошла Лена.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила она, увидев мою мрачную физиономию.

– Ну, пока еще нет, – я постарался улыбнуться как можно беззаботнее, – просто Ставка хочет, чтобы я поломал немцам их воздушный мост в Московский котел, а я пытаюсь понять, доросла ли у меня ломалка до этой задачи.

– Если начальство считает, что доросла, значит будь добр ломать, – без улыбки ответила Лена, но по ее глазам было видно, что она это несерьезно.

– Может подскажешь как? – поддержал я ее тон.

– А что тут думать-то? – удивилась Лена, – Тебе кто задачу ставил?

– Товарищ Шапошников.

– Вооот! – протянула Лена подняв вверх указательный палец, – а это значит что? А значит это то, что в ресурсах ты практически не ограничен. Ты ведь не командир батальона или полка, для которого такой приказ был бы абсурдом. Ты прямой подчиненный начальника генерального штаба. То есть выполнять этот приказ ты должен силами частей и соединений, которые ставка выделит для решения поставленной задачи. Тебе уже сообщили, чем ты можешь располагать?

– Нет, – я с удивлением посмотрел на Лену, внезапно проявившую себя с совершенно неожиданной стороны. – К вечеру от меня ждут план операции.

– Так в чем же дело? У тебя ведь не возникло проблем с наведением тяжелых гаубиц на наземные цели, так почему вдруг с воздушными будет иначе? Вспомни, сколько стволов работало на тебя под Москвой. Многие сотни! Не думаю, что, ставя такую задачу, Ставка будет жадничать в средствах. Проси столько зениток и самолетов, сколько нужно. Без всякой ложной скромности, которая, впрочем, насколько я знаю, тебе и не свойственна, – Лена хищно улыбнулась.

Я молча смотрел на подругу. Ее простые, в общем-то, слова сыграли для моего мозга роль переключателя, запустившего ход мыслей в нужном направлении. Ведь и правда, хватит полагаться только на собственные способности. Если я хочу выйти на по-настоящему стратегический уровень, пора привлекать к делу ресурсы соответствующего масштаба. И задача эта для меня будет очередной проверкой. Не зря приказ прозвучал столь абстрактно. Способы его выполнения оставлены полностью на мое усмотрение, и это значит, что в Ставке желают посмотреть, как я буду выкручиваться из сложившейся ситуации.

– Ленка, ты молодец, – я поймал подругу за руку и притянул к себе.

– Да ладно, – отмахнулась она, упираясь руками мне в грудь, – Что я такого важного сказала?

– Это уж мне решать, важное или нет, – я обхватил ее крепче и слегка приподнял. Лена издала негромкий смешок и попыталась вывернуться, впрочем, без особого энтузиазма.

Сержант Серова чуть не опоздала к Лебедеву на занятие по общей диверсионной подготовке и покинула мою комнату в изрядной спешке, а я, позволив себе несколько минут просто бездумно поваляться на кровати, прикрыл глаза и заставил вычислитель выдать мне справку о маршрутах полетов и тактике немецких транспортников.

Аэродромов внутри Московского котла у немцев хватало. Периметр окружения, конечно, постепенно сокращался, но безопасно принимать транспортные самолеты противник все еще мог в десятке мест, что обеспечивало быстрое распределение получаемых грузов между частями и соединениями.

Нельзя сказать, что люфтваффе имело возможность полностью игнорировать нашу авиацию, но эффективную тактику противодействия немногочисленным советским истребителям немцы нашли быстро. Растягивать свои «мессершмитты» вдоль маршрутов следования транспортников они не стали, да и не хватило бы им на это самолетов. «Юнкерсы» и «хейнкели» шли плотными группами по тридцать-пятьдесят машин на высоте около пяти тысяч метров. Даже без истребительного прикрытия такая группа могла постоять за себя, ведя плотный пулеметный огонь по любому противнику, который осмелился бы к ней приблизиться. Тем не менее, прикрытие имело место. Непосредственно над транспортниками и впереди по курсу небо патрулировали мессеры, внимательно следя за тем, чтобы никто не пытался обидеть их неповоротливых подопечных.

Зенитчики, конечно, пытались обстреливать немцев над занятой нашими войсками территорией, но противник постоянно менял маршруты полетов, и угадать, где именно нужно сосредоточить зенитки, не получалось. Потери у противника, конечно, были, однако существенными я бы их не назвал. И вот эту ситуацию мне требовалось переломить.

Для начала я попытался оценить силы, которые уже имелись на не слишком широкой полосе между внутренним и внешним фронтами окружения. Зенитных пушек там оказалось на удивление много. Хотя, чему удивляться? Нужно же хоть как-то компенсировать немецкое господство в воздухе, иначе наземным войскам станет совсем уж невесело. В составе стрелковых дивизий 85-миллиметровых зенитных пушек не было. Их сводили в зенитные полки по шестнадцать орудий в каждом и в противотанковые бригады, где эти орудия выступали в качестве обычных пушек. Теперь мне предстояло выцарапать все это богатство из цепких рук командиров разных уровней и подчинить единой цели – разрушению немецкого воздушного моста.

Около девятнадцати часов я уже находился в кабинете Шапошникова с докладом о том, что план операции готов. Маршал принял из моих рук папку и попросил озвучить основную идею. Я озвучил.

– Позиционные районы ПВО? – задумчиво произнес Шапошников, внимательно выслушав мой доклад. – Идея необычна, но в целом понятна. Однако, это не все. Вы хотите обеспечить высокую мобильность зенитных частей, насытив их тягачами сверх штата… Сделать это будет непросто и, боюсь, технику придется отбирать у артиллерийских полков…

– Товарищ маршал, без мобильности ничего не получится. Внутри позиционного района зенитные полки должны иметь возможность быстрого маневра, иначе противник просто начнет прокладывать маршруты транспортников в обход выявленных точек концентрации средств ПВО и попытается их подавить артиллерией и авиацией.

– Хорошо, допустим, вы правы. Но в вашем плане есть еще один сомнительный пункт – управление огнем нескольких позиционных районов из одного центра. Как я понял, вы хотите напрямую, по радио и телефонной связи, передавать данные для ввода в приборы управления артиллерийским зенитным огнем ПУАЗО-3?

– Так точно, товарищ маршал.

– Как вы планируете успевать получать данные с радиолокаторов и постов ВНОС, обрабатывать их и передавать в двенадцать позиционных районов? Малейшая задержка в передаче данных будет приводить к потере ими актуальности. Вы уверены, что справитесь?