Я поползла за ним, натянув цепи оков и впиваясь коленями в матрас.
— Что ты с ним делаешь? Верни его!
Дрон понесся к двери, помедлив, чтобы взглянуть, как доктор Джаффер собирает сумку и спешно уходит. Затем за ним последовали шесть пауков.
Стоя на пороге, Дрон перевел яростный взгляд на меня.
— Мичио будет в постели Элейн… бесконечно. Может, у меня и нет контроля над его рефлексами, но его тело поддается настойчивой стимуляции. А Элейн очень настойчива.
Я ринулась вперед, и мои руки заломились назад, когда кандалы дернули меня обратно.
— Это изнасилование, сукин ты сын! Не делай этого! Он этого не заслуживает!
— Изнасилование, — Дрон облизнул губы, словно смакуя это слово. — Ты думаешь, что избежала своего изнасилования, Эвелина?
Что? Он пошлет доктора Джаффера обратно ради удовольствия этого мужчины? Он не настолько милостив к своим сотрудникам. Каждое действие служило своей цели.
Он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди.
— Я могу укусить тебя прямо сейчас и сделать этот плод своим. Или я могу избавиться от него различными способами и продолжить с того места, где мы остановились с доктором Джаффером.
Я осела на матрас, защищающим жестом обхватив руками живот, энергию, бушевавшую во мне. Что случится с ним, если он укусит меня? Ребенок навредит ему? Или он получит ее силу? Я не знала, и судя по выражению его лица, он тоже не знал.
— Мне надо подумать, — он вылетел из комнаты и захлопнул дверь.
Мое сердце грохотало, пока тянулись минуты ожидания. Минуты перетекли в часы, а часы стали днями. В конечном итоге, я утратила счет времени, запертая в четырех стенах, изолированная в себе самой, как и Мичио.
Каждый день пауки Дрона кормили меня рисом и неопознанным мясом, а также выносили ведро с дерьмом. Больше никаких туалетов. Больше никакого душа. Больше никакой смены одежды. Кандалы никогда не снимались с моих запястий. Меня не выпускали из комнаты.
А Мичио ни разу не возвращался.
Я целыми днями блуждала в своих мыслях, смотрела на свой плоский живот и страдала по другим людям. Людям, которых хотела убить. Людям, с которыми хотела встретиться. Людям, по которым я скучала всей своей сущностью.
Джесси и Рорк. Я отчаянно хотела сказать им, что я беременна, и мой желудок ныл и гноился от понимания, что они могут никогда не узнать.
Мичио. Я дрожала и бушевала, думая о том, что делала с ним Элейн. Я не знала, как дотянуться до него, не знала, что я могу сделать, чтобы унять его боль.
Анни и Аарон. Иногда мне снилось, как они держат свою сестренку на руках, и это наполняло меня самой сладкой и самой опустошающей болью. Я невыносимо скучала по ним и не была уверена, смогу ли пережить эти одинокие моменты тоски. Я просто хотела так крепко обнять их, но их здесь не было… их здесь не было…
Джоэл. Он говорил мне слушать песню. Вновь любить. Я была так благодарна, что вновь полюбила, но я надеялась, что где бы он ни был, он знал, что я никогда не переставала любить его.
Дрон. Его присутствие было постоянной пульсацией в моем нутре. Я чувствовала, как он передвигается по дамбе, от его маслянистой ауры мои нервы бунтовали, а горло сдавливало от ужаса. Он укусит меня? Он найдет какой-то ужасный метод прерывания беременности? Сколько времени ему понадобится, чтобы принять решение?
Я. Снова мать. Я испытывала запредельное ошеломление. Потрясенная, испытывающая ужас и такую, бл*дь, радость. Чем дольше я лежала там, представляя, как она будет выглядеть, смеяться, драться, тем больше я к ней привязывалась. Хоть и знала, что я не доживу до тех пор, чтобы увидеть все это.
Моя дочь. Это она была силой, вибрирующей во мне. Ее существование изменило все. Для моих стражей. Для Дрона. Для мира.
Моя грудная клетка ощущалась слишком слабой, чтобы вместить все, что я ощущала. Были моменты, когда мне казалось, что мои ребра сломаются, и все мои самые темные мысли и самые переполненные надеждами мечты вырвутся наружу ужасающе прекрасным воплем слез.
Но этого не случилось. Так что я думала о том, чтобы взорвать тлю. Это создаст суматоху на дамбе, и Дрон придет. Я испытывала искушение. Бл*дь, я испытывала искушение положить конец этому бл*дскому ожиданию, этому незнанию, этой мозготрахательной игре, к которой принудил меня Дрон.
Но если я убью всю тлю сейчас, как это мне поможет? Дрон мог не только блокировать мою способность контролировать его питомцев, он еще и мог почувствовать все, что я пыталась сделать. Он, я и тля, мы все были связаны невидимыми ниточками. Если я подхвачу эти нити и подам сигнал тле, пока Дрон поблизости, это оповестит и его тоже.
Мне нужно отвлечь его, когда я попытаюсь это сделать. Мне нужно сделать это в качестве способа приумножить это отвлечение. Но как и когда это случится?
В один из таких моментов обдумывания дверь в коридор открылась. Я ожидала пауков, чистое ведро и миску риса.
Но это был Мичио. Похудевший Мичио с темными кругами под глазами и мотком веревки, свешивающимся с его ладони.
Глава 49
Я спешно поднялась на колени и дернула кандалы.
— Мичио?
Глубинная тоска пульсировала в моей груди при виде его, в одиночку стоявшего на пороге моей тюрьмы. Никакого визуального или телепатического следа Дрона. Никаких других охранников. Он пришел освободить меня? Он каким-то образом освободился от упряжи Дрона на его разуме? Выражение его лица оставалось непроницаемым, что часто бывало, когда он сдерживал свои эмоции.
Веревка в его руке несколько ограничивала мою надежду.
Он прошагал через комнату, широкой походкой направляясь прямиком ко мне. Черные рабочие штаны низко и свободно висели на его бедрах, грудь оставалась голой, и по бокам выступали ребра. Они его не кормили? Или он каким-то образом отказывался от еды?
Крутые очертания его торса выступали под натянувшейся кожей, словно обезвоживание кардинально высушило его точеное тело. Он по-прежнему был прекрасно сложен, но его тело сделалось жестче, резче, словно мышцы заменились стальными деталями с бритвенно-острыми краями.
Мои мысли метнулись к Элейн, пытая меня образами того, как ее пальцы скользят по этим смертоносным изгибам, как ее ладони и тело насилуют его, пока он лежит в ее кровати, неспособный дать отпор.
Я сжала руки в кулаки и повелела ему посмотреть мне в глаза, сказать что-нибудь, нахмуриться или улыбнуться, дать мне какой-то знак, что он здесь по своей воле, а не по приказу Дрона.
Когда он добрался до матраса, его впалые щеки, слишком худое лицо и отстраненность глаз с синяками заставили меня посмотреть в лицо суровой реальности. Мичио все еще в плену, как и я.
Он опустился на колени у моих ног и размотал веревку, глядя куда-то поверх моего плеча.
— Не заставляй меня делать тебе больно.
Боже, я ненавидела этот его ужасный, неодушевленный тон. Я знала, что Дрон шевелил его губами, чтобы поддразнить меня этими словами. А в следующие несколько минут Дрон заставит его сделать с этими веревками кое-что похуже.
Мичио смотрел сквозь меня, словно меня не существовало, отчего сложно было верить, что он все еще там, все еще любит меня. Но я ощущала его, живучесть его жизненной силы ласкала меня под кожей. Я должна верить, что голод и насилие не выбили из него его мечты, страхи и сердце того, кем он был.
Цепи звякнули, когда я отпрянула назад, закрыв глаза и втянув решительный вдох. Я не сдамся. Я в долгу перед своими стражами и неродившимся ребенком, и я должна это пережить. Энергия в моей крови наэлектризовалась от этой мысли, моя утроба пульсировала и растягивалась, чтобы вместить растущую во мне силу.
— Между нами нерушимая связь, Мичио, — я знала, что Дрон может слышать меня через мысли Мичио, но отказывалась фильтровать свои слова. — Связь, которая не требует прикосновения или голоса. Даже когда я не могу видеть или слышать тебя, я чувствую нашу связь в электричестве, которое гудит между нашими душами. Мы едины в нашем страдании, в нашем сопротивлении и в нашей любви. Ты знаешь, что это означает для меня? — я открыла глаза и заставила свое выражение посуроветь от убежденности, встретившись с его отрешенным взглядом. — Это значит, что я никогда не отрекусь от своего сердца. Я никогда не оставлю тебя. Что бы ни случилось, я защищу нашу связь и этого ребенка.