Она сразу разгадала мой маневр. Я улыбнулся, понимая, что моя хитрость раскрыта:

– Главное, о вас.

Так я познакомился с Элен. На кладбище. Мы охотно рассказывали об этом как о забавном случае. Но в тот майский день, когда мы грелись на солнце, вытянув ноги и всячески дурачась, я и подумать не мог, что всего через несколько лет действительно буду приходить сюда на ее могилу.

Дойдя до могилы Элен, я обнаружил, что промочил ноги. Погруженный в воспоминания, я нечаянно наступил в лужу, где плавало несколько окурков.

Перед узким светлым надгробием с бронзовым рельефом в виде ангельской головки, которая была изображена в профиль и имела черты Элен, лежал букет незабудок. Кто мог их принести?

Я огляделся по сторонам, но не увидел никого поблизости. Я выдернул несколько листьев каштана, застрявших в зелени плюща, которым была покрыта могила, и с тоской окинул взглядом мраморный памятник, на котором золотыми буквами были выгравированы имя Элен и даты ее рождения и смерти, а под ними четыре строчки, которые всегда будут напоминать мне о нашей первой встрече:

Когда-нибудь мы снова будем вместе. Я не назвал бы себя особенно верующим человеком, но всей душой на это надеялся. Может быть, мы будем летать с ней, как два облака, или, как два дерева, сплетемся под землей корнями в вечном объятии. Кто знает? Никто еще не возвращался из царства мертвых, чтобы поведать нам о том, что происходит с человеком после того, как жизнь в нем угаснет; так что человеческий разум становится перед этим в тупик и дальше начинается сплошная неизвестность, надежда и умозрительные представления, которые указывают либо в ничто, либо оставляют нам веру в то, что за пределами земной жизни что-то есть, что-то еще может быть.

– Элен, – сказал я шепотом. – Знать бы, как ты там!

Я нежно провел ладонью по ангельскому лику и ощутил комок в горле.

– Видишь, я сдержал обещание. А теперь смотри внимательно.

Я вынул письмо из куртки, еще раз на всякий случай огляделся и только после этого опустился на колени и нащупал позади памятника, в самом низу, то место, куда надо было нажать, чтобы сработал секретный механизм и открылась дверца встроенного там тайничка. В тайничке должно было хватить места для тридцати трех писем, которые останутся в нем на вечное хранение. Каменная дверца щелкнула и открылась, и, быстро положив внутрь свой конверт, я снова ее захлопнул.

Никто, кроме моего прекрасного ангела, устремившего вдаль отрешенный взгляд, и каменотеса, который выполнил мой заказ и которого я вряд ли еще когда-нибудь в жизни встречу, не узнает о маленькой сокровищнице, приготовленной мной для писем к Элен. Я очень гордился своей придумкой, теперь я мог складывать свои письма в секретный почтовый ящик, а главное, нашел для них такое место, которое существовало в реальной действительности.

Каждому человеку нужно такое место, куда он может прийти, чтобы навестить милого умершего, подумалось мне. И еще я подумал, что люди, наверное, потому и устраивают кладбища. Разумеется, можно держать на столе фотографию и перед ней ставить свечку, но это все же совсем другое, это не место, куда можно прийти и где покоится родной человек.

Тут я вздрогнул, услышав шорох в кустах. Обернувшись, я пристально оглядел кладбище. Из-за одного ветхого надгробия выскочила рыжая полосатая кошка, бросившаяся догонять листок, раньше положенного сорванный ветром с дерева. Я облегченно рассмеялся. Я никому не рассказывал о странном пожелании Элен, даже мой друг Александр ничего не знал про эти письма.

Когда я чуть позже покидал кладбище и шел, глядя себе под ноги, то чуть не столкнулся с белокурой женщиной: она неожиданно вышла мне навстречу с одной из боковых дорожек. Это была Катрин.

– Надо же – Катрин! Ты-то что тут делаешь?

– Полагаю, то же, что и ты, – смущенно ответила она. – Ходила на могилу.

– Ну да… Я тоже, – согласился я с очевидным.

Мы оба чувствовали себя неловко и не находили что сказать. Случайная встреча на кладбище – это вам все-таки не то же самое, что встреча в кафе или в подъезде дома. Возможно, дело в том, что каждый предпочитает побыть со своим горем наедине.

– Очень красивое получилось надгробие, – сказала она наконец. – В особенности ангел.

Я кивнул:

– Да. – И чтобы еще что-то сказать, спросил: – Это ты принесла незабудки?

На это кивнула она:

– Там еще лежали старые цветы, но они уже сильно подвяли. Я их выбросила. Надеюсь, что это ничего. Этот дождик…

Она снова пожала плечами, как бы извиняясь.

– Конечно же ничего, – сказал я, великодушно улыбнувшись.

Мне не хотелось выглядеть так, словно я претендую на монопольное право в отношении могилы Элен. В конце концов, каждый может постоять у могилы, для этого и созданы кладбища. Мертвые даже посторонним людям не могут запретить подходить к их могилам и класть на них цветы или фотографировать, а Катрин была подругой Элен.

– Ты как сюда – на метро? Поехали вместе домой? Или зайдем куда-нибудь выпить чашечку кофе? У меня сегодня с утра нет уроков. – Она убрала с лица выбившуюся прядь и опять грустно взглянула на меня затуманенным взором.

– В другой раз с удовольствием. Сегодня у меня назначена встреча. С Александром, – поторопился я извиниться; мне даже не пришлось врать.

– Ну ладно тогда, – сказала она и, помедлив в нерешительности, спросила: – Ну а как ты-то сам? Более или менее ничего?

– Более или менее, – сказал я, не вдаваясь в подробности.

– Ты знаешь, что всегда можешь оставить у меня Артюра. Он очень любит играть с Зази. – Затем она улыбнулась. – Мы могли бы как-нибудь вечерком вместе поужинать, я приготовила бы что-нибудь вкусненькое. Я понимаю, что у тебя сейчас тяжелое время. Мы все…

Ее миндалевидные глаза заблестели, и я испугался, что она вот-вот расплачется.

– Я знаю. Спасибо, Катрин. А теперь мне пора. Ну, пока…

И я удрал, махнув ей тем неопределенным жестом, который с одинаковым успехом мог означать все или ничего. Конечно, это был невежливый поступок, но я без лишних церемоний оставил ее одну среди улицы и, чувствуя спиной разочарованный взгляд, которым она меня проводила, скрылся, нырнув в многолюдные толпы, запрудившие узенькие улочки, ведущие на площадь Аббес.

– Ой, парень, парень, на кого ты похож! Прямо совсем доходяга! Ты хоть иногда вспоминаешь поесть или держишься на одних сигаретах?

Я покачал головой:

– За что я люблю тебя, Александр, так это за то, что ты всегда умеешь поднять человеку настроение!

Я украдкой бросил взгляд в венецианское зеркало, висевшее слева от входа в лавку. Вид у меня действительно был довольно-таки запущенный: густые волнистые волосы давно требовалось подстричь, под глазами – темные круги.

– А ведь еще с утра мне казалось, что этот день выдался более или менее ничего, – вздохнул я, пригладив волосы.

В последнее время я привык делить дни на хорошие, более или менее ничего и совсем паршивые. Причем хороших практически не выпадало.

– Да что ты? Вот уж ни за что не подумал бы.

Александр держал в руках кольцо-печатку из красного золота; посмотрев его на свет, он удовлетворенно кивнул, уложил его в темно-синий бархатный мешочек и только тогда обратил на меня строгий взгляд:

– Скажи, пожалуйста, ты когда-нибудь надеваешь что-то другое или так и ходишь все время в этом сером свитере?

– Чем тебе не нравится мой свитер? Это же кашемир!

– Да. Но ты что – дал зарок носить его не снимая? Буду, дескать, ходить в этом свитере до самого Страшного суда? – Он усмехнулся, высоко подняв брови. – Я давно не вижу на тебе ничего другого.