Разрыв постепенно сокращался. На последнем отрезке, когда чужие шаги уже не мерещились, а звучали явно, не маскируясь под мои, я помчался по лестнице со всех ног. Несмотря на обмотки, пару раз я довольно сильно ушиб пальцы — и каково же было мое разочарование, когда таинственного незнакомца я упустил в последний миг. Кое-что я успел увидеть — черноту за дверью и ускользающий в эту черноту фрагмент не то щупальца, не то хвоста, извивающийся по полу змеею. Хотя движения его были вполне живыми, металлический блеск выдавал в нем искусственную природу.
— Подожди! — крикнул я, но дверь уже захлопнулась, и все, что мне оставалось – колотить по ней единственной рукой, пока от ударов не начало ныть предплечье. Раздосадованный, я уселся на ступеньки и хлопнул себя по щеке. Кем бы оно ни было, это существо, я мог добиться от него ответов или даже помощи! Быть может, оно могло рассказать, чего ждет от меня дремлющий в моей голове Голос. Провал, провал с самого начала!
Я отвешивал себе пощечину за пощечиной, придумывал прозвища пообиднее: неполноценный, уродец, кретин – как вдруг в дверь изнутри постучали. Это был короткий, почти насмешливый стук – раз, два, три – но он говорил о том, что незнакомец не ушел, что он все это время оставался здесь. Взволнованный, я приложил руку к железу и почувствовал — скорее нутром, чем кожей – что с той стороны двери этот таинственный Он сделал то же самое, и что сейчас нас отделяет друг от друга лишь тонкий слой металла.
Оно выросло у меня в голове, какое-то самостоятельное воспоминание, не зависимое от воли Голоса, порожденное не программой, заложенной в меня, но материалом, из которого я был сделан. Это походило на вспышку, взрыв клеточной памяти – так или иначе, я понял вдруг, что эту руку, или щупальце, или зонд, который я ощутил по ту сторону двери -- я знал и раньше. Его помнило мое тело, бедное и несовершенное: в его пределы эта конечность вторгалась самонадеянно, нагло, без спроса – сшивая сосуды, переставляя органы, готовя к запуску чувства, внедряя ядро в тщательно обработанный мозг.
Мое тело оказалось умнее меня. Раз за разом проходя один и тот же маршрут, стоя перед запертой дверью, чувствуя за ней кого-то Иного, оно отпечатало в себе: это все не впервые, до тебя были другие, ты – один из. Погоня, сегментированный хвост, прикосновение высвободили это знание, и я увидел себя в комнате, на операционном столе, а надо мной, в свете переносной лампы, маячили нерешительно застывшие лапы со скальпелями в отростках и трехглазая голова на телескопической шее. «К-ВОТТО» – значилось у нее на лбу; «К-ВОТТО» – так звали моего создателя, а я, лежавший перед ним, как вскрытая лягушка, одновременно и был в этом видении собой, и не был.
***
Несомненно, тело принадлежало мне – бессознательную боль его я чувствовал, как свою – и, вместе с тем, оно имело волосы, обе руки, и пах его был пахом мужчины. Отличалась и кожа: мой розовый, шелковистый, блестящий покров казался пародией на ровную молочную белизну прежнего меня. Хотя при начальном осмотре я не придал этому значения, ныне я очнулся словно бы с содранной шкурой, без верхнего слоя самой надежной, природной своей одежды. Осознать это было неприятно, и меня пронизала невольная дрожь отвращения.
Одновременно я понял и другое – то, что произошло, было не моим провалом, а тщательно смоделированной ситуацией. Я все еще не знал, союзником его считать или тайным врагом, но было очевидно: там, куда я направляюсь, мне следует полагаться на Голос, а лишние колебания ведут к гибели.
Я поднимался по лестнице, и постепенно вокруг меня светлело. Стены здесь были шершавее тех, что остались внизу, пунцовой чувствительной кожей я ощущал каждую их неровность, каждые выбоинку и бугорок. Местами их испещряли трещины, не раз я натыкался на ручейки, стекающие к ступеням. Гул, сопровождавший мое восхождение, теперь слышался еще отчетливей, его составляли словно бы разные голоса – низкое гудение огромной системы, короткие ревы моторов, монотонный вой сирены, тяжкие удары металла о металл и визг торможения, растяжения, сжатия. Все вокруг меня действовало, жило своей тайной жизнью, и я хотел прикоснуться к ней, узнать, чему служат эти невидимые механизмы.
Наконец я добрался до последнего пролета, и дверь, оснащенная пыльной лампочкой, оказалась не заперта. Я толкнул ее и очутился в круглом белом зале, служившем, судя по всему, распределительным узлом, ибо проход, из которого я вышел, был в ней одним из многих. Над каждой дверью светилась панель, и почти все они вели вниз – как я понял, к таким же комнатам, как та, в которой я появился на свет. Еще одна дверь скрывала за собой кладовку, полную ржавых деталей – едва я зашел внутрь, как закашлялся от поднятой пыли. Пластиковый пол зала был неровным, его покрывала густая сеть бороздок и царапин, которые кое-где складывались в подобия следов трехпалой ступни. Мог ли таинственный «К-ВОТТО» быть тем, кто их оставил? Сколько же раз тогда пришлось ему ходить от двери к двери? За последней из них почти наверняка скрывался выход. Желто-красная, с винтовой ручкой, она выглядела почти новой; едва я коснулся ее прохладной поверхности, Голос заговорил со мной.
«ЗАПИСЬ ОДИН», – сказал Голос. – «МЫ НЕ МОЖЕМ ГОВОРИТЬ С ТОБОЙ ДОЛГО, КОНТРОЛЬНОЕ ЯДРО РАССЧИТАНО НА ПЕРЕДАЧУ ПРОСТЫХ КОМАНД. СЛУШАЙ И ЗАПОМИНАЙ: ОН БЕЗУМЕН И НЕ ПУСТИТ ТЕБЯ ПРЯМОЙ ДОРОГОЙ. ПРИДЕТСЯ ОБМАНУТЬ ЕГО, КАК В ПРОШЛЫЙ РАЗ. БЕРЕГИСЬ ВЕЩЕЙ, СТИМУЛИРУЮЩИХ REM-ПРОЦЕСС. ВПЕРЕД».
***
Впервые я услышал от него связную речь, а не механическое указание. Конечно, в этом было больше загадок, чем пользы, и всё же мне отныне предстояло быть не просто марионеткой, но существом, способным принять решение.
Я вздохнул свободнее и повернул ручку. Дверь подалась плавно, без скрежета, петли ее были хорошо смазаны. Передо мной открылись высокий потолок, весь перевитый трубами, и узенькая дорожка между двумя рядами огромных цистерн. Выкрашенные в приятный бежевый цвет, все они были снабжены кранами и хитроумной системой датчиков с подсвеченными циферблатами. На ближайшей ко мне цистерне было написано «73%», соседка ее щеголяла ровно очерченными «90%», остальные, доступные моему взору, колебались от пятидесяти до тридцати двух. Насколько я мог понять, то была концентрация хранящегося в цистернах вещества; датчики регистрировали давление, температуру и отсутствие вредных примесей. Я сам не заметил, как в рассуждениях своих легко перешел на сложные технические термины: видимо, ядро, ранее снабдившее меня знанием медицины, содержало в себе самые разные сведения.
Хотя сперва я не обратил внимания, не все в этом хранилище было неподвижно. Когда я вошел, автоматический насос бесшумно выкачивал жидкость из цистерны в дальнем ряду; теперь же, закончив эту работу, он с мягким гудением перемещался под потолком по специальному рельсу. Остановившись над цистерной с показателем «45%», он моргнул зеленым огоньком, и я услышал шипение гидравлики, скрип открываемого люка и сытое «бульк», когда рыльце насоса опустилось в густую жидкость.
Напитавшись из обеих цистерн, аппарат двинулся к левой стене. Сначала мне показалось, что это тупик, но стоило ему подъехать вплотную, как в ней открылась дверца, и насос, помигав зеленым огоньком, заехал в нее по рельсу и пропал.
Оставшись в одиночестве, я принялся искать очередную дверь. Протиснуться между цистернами не вышло, пришлось подлезть под них, благо размещались они на своего рода «кроватях», четвероногих станках, удерживающих огромный вес на расстоянии в тридцать-сорок сантиметров от пола. Измазавшись в жесткой, колючей пыли, я выяснил: дальше прохода нет. Хотя звук работающих механизмов говорил о близости неведомых цехов, комната эта не имела выхода. Единственной дорогой из нее был люк, в который уехал насос.
Что ж, выбора у меня не осталось, я должен был каким-то образом залезть на цистерну. Но как это сделать с одной рукой? Снова я проклял свое тело и «К-ВОТТО», надругавшегося над ним. Первые несколько попыток кончились неудачей. Я забирался на металлические стебли, соединяющие датчики с цистерной, но не мог удержать равновесия и падал на холодный кафельный пол. Наконец, мне удалось застыть в относительном покое, и обнаружилось следующее препятствие: хотя сама по себе цистерна не была высокой, и я видел крышку люка, за которую мог зацепиться, ее круглый бок мешал мне прижаться к ней как следует, я сползал всякий раз, как пытался добраться до верха.
