– Стоп, – прервал я его. – Сперва скажите, как вы узнали о шаре.

– Как узнал? – сказал Цатуров. – Да очень просто. Мне позвонил профессор Каркасов – это мой бывший преподаватель из Института. Он сообщил мне о том, что в вашей квартире появился шар и предупредил, чтобы я в тот день не ночевал у себя дома. Кстати, – спохватился он, – надеюсь, вы ничего в этот шар не засовывали?

– Боюсь, что засовывал, – сказал я. Почему-то Цатурову я ничуть не боялся сказать о совершенном мной убийстве. – Вчера вечером мы повздорили с женой – в последнее время мы были не в ладах – и я не рассчитал сил…

– Понимаю, – сказал он неожиданно спокойно. – Я не осуждаю вас за ваш поступок – я и сам подставил вместо себя другого человека. Ваша жена – вы поместили ее внутрь шара, так ведь?

– Да, – сказал я.

– Что ж, если верить Каркасову, надо ждать всего, чего угодно. Видите ли, вы нарушили определенное правило. Я не могу сформулировать его точно, но в шар ничего засовывать нельзя. Это недопустимое действие. Рано или поздно вам это аукнется. Или не только вам – здесь ничего нельзя знать наверняка. Вы совершили вторжение, понимаете?

– Какое еще вторжение? – спросил я. – Вторжение куда?

– Неизвестно, – пожал плечами Цатуров. – Никто ведь не знает, что такое этот шар. Каркасов тоже не знал, хотя у него имелись некоторые предположения. Во всяком случае, он рассчитал время и место появления шара, а это уже кое-что. Плюс: вас не насторожила собственная реакция на шар? А реакция других людей? Не насторожила, нет?

– Нет, – сказал я и в тот же миг понял: а ведь это действительно странно. Почему и я, и Маша, и Савельич, и шеф, и редактор, да и весь город , похоже, воспринимают шар, как нечто само собой разумеющееся? Конечно, его собираются изучать, и даже статья в газете появилась с заголовком «СЕНСАЦИЯ!», но подлинной-то сенсации нет. Всем как-то все равно – есть шар, нет его. А ведь черный шар, висящий в воздухе – это не шутка, сказал я себе и похолодел: выходит, целую ночь я провел наедине с тем, чему в человеческом языке и названия нет?

Нет, решил я, теперь в свою квартиру я точно не вернусь. Буду ночевать в отеле, пока не кончатся деньги, потом пойду к знакомым. Пусть эти ученые исследуют шар, если хотят.

– Кстати, – спросил я. – Вы сказали Каркасов, да? У меня есть его заметка, материал, который не хотел опубликовывать ваш редактор…

– Что? – удивился Цатуров. – Можно посмотреть?

– Пожалуйста, – я протянул ему бумаги.

Цатуров схватил их и стал читать.

– Да, – сказал он. – Все, как я и думал. Это разоблачение. Допекли старика.

– Кто? – спросил я.

– Да коллеги из Института. Институт – слышали, наверное? Я его заканчивал. Паршивое местечко в плане людей – сплошь карьеристы и стукачи. Каркасова они травили дай Боже, вот он и рассердился. А кто бы на его месте иначе поступил? Хотя неосторожно, да, это факт. Ну, теперь за него возьмутся.

– В смысле – возьмутся? – спросил я. – Неужели его убьют?

– Нет, – сказал Цатуров. – Зачем такие ужасы? Просто засунут в черный шар – по договоренности понимаете. Ну, и будет он снова, как раньше.

– Ничего не понимаю, – сказал я. – Я уже совсем запутался. Вы можете мне ясно объяснить, что происходит?

– Нет, – сказал Цатуров. – Я, видите ли, сам ничего не понимаю. Можно я оставлю у себя заметку? – попросил он.

-Лучше верните, – сказал я. – Мне бы хотелось ее прочитать. В конце концов, ее дали мне, а не вам.

– Кому ее дали – это не имеет никакого значения! – неожиданно резко сказал Цатуров. – Заметка останется у меня. Мне она нужнее.

– Я бы попросил вас отдать ее мне, – сказал я, вставая.

Взглянув мне в глаза, Цатуров съежился. Что он там увидел?

– А вы пойдете дальше других, – сказал он. – Другие и жену не убивали, и в редакцию не ходили. Сидели и ждали, пока вырастет.

– Какие другие? – спросил я, тяжело дыша. – Что вырастет?

Цатуров обмяк.

– Опять все провалил, – сказал он. – Что за невезение такое… Ладно, держите, – он протянул мне заметку. – Все равно у меня дома таких уже штук пятьдесят валяется. Ну, что вы стоите – берите, вы же хотели? Читайте, вам никто не запрещает. Только там ничего интересного нет – обычный донос. Воруют, мол, спирт казенный пьют. Чушь! Вот что, Кисловский, – сказал он вдруг. – Хотите знать, что к чему – езжайте в Институт. – Там все ответы.

Я вышел на улицу. Институт был на другом конце города, мне пришлось взять такси. Снаружи институт выглядел совсем обычно: панельное серое здание. Я вошел внутрь, предъявил паспорт и получил разовый пропуск.

– Только не задерживайтесь, – предупредил меня охранник. – В восемь закрываемся, а сейчас уже полвосьмого.

У меня было всего полчаса, и я почувствовал, что схожу с ума. Кого я должен искать в этом здании? Зачем? Не лучше ли уйти?

– Кисловский, это вы? – окликнули меня сзади. Это был высокий тощий мужчина – лысый, с седой бородкой. – Так и знал, что вы придете. Пойдемте, мы вам сейчас все объясним. Следуйте за мной.

Что мне оставалось делать? Я пошел. Мы углубились в коридоры университета, пришли к лифту, спустились на три этажа вниз, вновь миновали череду коридоров и, наконец, остановились перед большой белой дверью.

– Это здесь, – сказал мой провожатый. – Вы первый, вам положено по возрасту.

Что ж, подумал я, положено так положено. Я вошел внутрь и застыл на месте. В центре ярко освещенной комнаты висел черный шар. Он был огромный – в десять раз больше того, в который я упрятал свою жену.

– Это ваш и есть, – сказал провожатый. – Пойдемте, я научу вас пользоваться аппаратурой.

Он выкатил из угла странного вида установку и принялся мне ее показывать.

– Смотрите, – говорил он. – Это фокусирует луч, а это позволяет управлять его движением.

– И что я должен сделать?

– Вы должны ни много, ни мало разрезать шар.

– Разрезать?

– Именно.

– Но…

– Нет, – мягко сказал мой провожатый. – Ваша супруга не пострадает. Напротив, вы увидите – о, совсем напротив…

Я подчинился. Я встал у аппарата и направил его на шар. Вспышка, и он лопнул, как перезрелый плод. Черная жидкость хлынула из него, а еще… Нет, я не мог в это поверить. Еще там была моя жена, и она была жива!

– Я оставлю вас наедине, – сказал мой провожатый. – Приятного общения.

Она стояла напротив меня – Маша, которую я убил. Абсолютно голая, с потеками черной жижи на теле – стояла и ничего не говорила. Молчал и я, чувствуя, что вот-вот сойду с ума. Все события этого дня сошлись в одно, и я понял все.

Вдруг Маша закашлялась. Изо рта у нее потекла черная струйка. Та самая жижа – она еще оставалась в ней. Взгляд Маши выразил муку, она протянула ко мне руки, и тут случилось страшное – потеряв равновесие, она упала и буквально рассыпалась на куски. Кожа ее во многих местах лопнула, хлынула жижа, и меня начало рвать.

***

Из-за толстого стекла на блюющего Кисловского смотрели двое – оба старики.

– В этот раз определенно неудача, – сказал Первый. – Цатуров опять все провалил. Если он не может должным образом подготовить реципиента, может быть, не обновлять его больше, а, Федор Геннадьевич?

– А вы бы лучше программировали матрицу, – сказал Второй. – Тогда бы он и вел себя поприличнее.

– Поприличнее! – фыркнул Первый. – А вы дайте мне материал поприличнее, тогда и сделаю. Цатурова же убрать из ДАНКЛИГа надо, он давно уже все только портит! А что в данном случае? Почему при обновлении случился коллапс?

– Неизвестно. Показатели вроде бы в норме…

– Коэффициенты сравнивали?

– Да. И Ревского, и Палинского. Все строго пропорционально. Черт его знает…

– Ладно, – Первый хлопнул коллегу по плечу. – Пойдемте лучше чай пить. Зиночка мне чай цейлонский привезла – аромат дивный!

Он повернул ручку двери, и перед Вторым распахнулась сплошная чернота.

– Прошу, – сказал Первый. – Порядок требует, чтобы младшие шли первыми.