Пять оставшихся в зале приоров ошеломленно переглянулись. Потом Лаппо взял гусиное перо, обмакнул его в пролитые чернила и что-то нацарапал там, где значилось имя Данте.

— Пусть теперь говорит, что хочет, — сказал Лаппо, ухмыляясь в сторону захлопнувшейся за поэтом двери. — Мы все видели, как он собственноручно поставил подпись…

Остальные приоры неуверенно захихикали.

Данте в сердцах покинул зал Совета, но на лестнице на него тут же налетел гонец, бежавший сломя голову ему навстречу. Поэт едва успел схватить его за рукав.

— Что случилось?

Гонец, кажется, узнал приора и поклонился ему, покосившись на дверь зала, из-за которой доносились возбужденные голоса остальных приоров.

— Меня послал начальник стражи. Я должен сообщить Совету известие чрезвычайной важности… — с этими словами гонец рванулся к двери.

— Что еще за известие?! — рявкнул поэт, не выпуская рукав гонца.

— Начальник стражи приказал мне сообщить, что его люди окружили шайку еретиков-гибеллинов, скрывающихся в аббатстве Святой Марии Магдалины. Мы будем штурмовать аббатство. Капитану нужны подкрепления. Он просит прислать ему стражу с того берега Арно.

Поэт прикусил губу, а потом, стараясь не выдать волнения, сказал гонцу:

— Возвращайся к своим обязанностям и считай, что выполнил приказ капитана. Я передам твои слова Совету.

Растерянный гонец удивленно покосился на дверь. Несколько мгновений казалось, что он будет настаивать, но потом повернулся и удалился восвояси. Данте стал прислушиваться, опасаясь, что кто-нибудь слышал его разговор с гонцом, но приоры продолжали хихикать и что-то бормотать за дверью.

Поэт направился к выходу, глядя прямо перед собой и не обращая внимания на стражников, видевших его разговор с гонцом.

Во дворе он столкнулся с секретарем городской управы, который, увидев Данте, обрадованно поспешил ему навстречу:

— Мессир Алигьери! Вы-то мне и нужны!

— В чем дело?

— Вы просили меня разузнать все о пилигримах, остановившихся на постоялом дворе «У ангела». Один из них собрался уезжать. Это некий мессир Марчелло. Он попросил себе мула в конюшне у ворот Порта Романа и грузчиков для багажа.

— Он уже уехал? — спросил расстроенный Данте. — Я же приказывал никого не выпускать из города!

— Но ведь против него не выдвинуто никаких обвинений! — пожав плечами, возразил секретарь.

Несколько мгновений приору очень хотелось приказать нагнать и вернуть во Флоренцию старого медика, который не мог еще далеко уехать, но потом решил, что это ни к чему — пусть старик едет замаливать грехи в Рим. События в аббатстве сейчас гораздо важнее…

За стенами Сан Пьеро все было как всегда. Торговцы и ремесленники шли к мосту Понте Веккьо и возвращались с него. — Значит, о гибеллинах в аббатстве еще никто не знает! Ну и слава богу! Еще несколько часов Данте будет приором и, возможно, умудрится спасти ситуацию. Ему придется приказать начальнику стражи прекратить штурм, ссылаясь на высшие интересы Флоренции… Тогда Чекко и Амара наверняка успеют скрыться…

Данте почти бежал в сторону аббатства. Постепенно стали слышны крики.

В одном месте улица сузилась, а дорогу поэту загородила старуха, медленно волочившая в ту же сторону, куда бежал и он, огромную связку поленьев. Данте попытался протиснуться между дровами и стеной дома, но не смог. После второй неудачной попытки он не выдержал и рявкнул:

— Да провались ты в тартарары со своими дровами! Дай мне пройти!

Вместо того чтобы посторониться, старуха повернулась к поэту:

— Что это вы ругаетесь, приор! Я помогаю своим родным флорентийцам. Сейчас у башни Кавальканти будут жечь еретиков. Вот я и тащу туда свои самые лучшие сухие поленья!

— И кого же ты собираешься жечь, ведьма?! Подумай лучше о спасении своей души!

— Думайте о своей! — не двигаясь с места, завизжала старуха.

— Или вы бежите им на помощь? — злобно прошипела она, уставившись на поэта подслеповатыми глазами.

Данте в ярости с такой силой пихнул ногой связку поленьев, что старуха не удержалась на ногах и шлепнулась прямо на них.

— Будь ты проклят! — завизжала она вслед перепрыгнувшему через нее поэту.

Пробежав еще шагов двести, он запыхался и остановился. Колени у него дрожали. В конце переулка перед дверьми аббатства мелькали факелы. Совсем недавно прозвонили к вечерне, было еще довольно светло, и Данте с ужасом подумал о том, что огонь сюда принесли не для света.

Улица перед фасадом аббатства кишела вооруженными людьми. Казалось, что там собралось в новый крестовый поход войско со всего христианского мира. Поэт тут же узнал костюмы французских гвардейцев Акваспарта с их длинными пиками, генуэзских арбалетчиков и флорентийских стражников. Кое-где виднелись облаченные в тяжелые доспехи немецкие наемники — и даже простые крестьяне, вооруженные вилами для сена.

На мостовой валялось несколько окровавленных трупов. Поэт как раз проходил мимо лежавшего лицом вниз скрюченного и очень худого мертвеца.

Приподняв покойника за плечо, Данте застонал. Бернардо убили двумя ударами кинжала в спину. Перекрестившись, поэт закрыл историку глаза. Значит, и еле живой Бернардо входил в состав заговорщиков!.. Или он просто случайно проходил тут…

Не думая об опасности, Данте ринулся к распахнутым дверям аббатства. Увидев его, к нему бросились люди с мечами в руках. Поверх кольчуг на них были разноцветные накидки, каких поэту еще не приходилось видеть. Он увернулся от первого из них с головой леопарда на груди. Потом присел и проскочил мимо второго — великана с головой льва на накидке.

На самом пороге храма Данте столкнулся с внезапно возникшим из тени третьим человеком. Запнувшись, поэт упал на землю и с ужасом увидел, как воин с ощерившейся волчьей пастью на шлеме вытаскивает меч, чтобы его прикончить.

В этот момент Данте услышал знакомый голос:

— Это вы, мессир Данте! Решили посмотреть, как здесь восторжествуют закон и порядок? — усмехнулся начальник стражи, удержавший набросившегося на поэта воина. — Это очень мило с вашей стороны. Вижу, вы решили выполнять ваши обязанности до последнего мгновения, но не стоило трудиться. Совет уже избрал ваших преемников.

Данте еще с трудом переводил дух, но уже взял себя в руки и поднялся с земли, отряхивая одежду.

— Мои полномочия заканчиваются ровно в полночь. И до того мгновения я требую повиновения. Немедленно объясните, что здесь происходит! Почему все эти воины здесь без моего приказа? — спросил поэт, показывая пальцем на арбалетчиков. Между тем последние поспешно снаряжали свои арбалеты, которые поддерживали на подпорках их помощники.

— Раскрыт заговор портив Флоренции. Под предлогом сборов в крестовый поход главари гибеллинов собирали вооруженных людей, чтобы совершить у нас в городе переворот. Их главарь, кажется, монах-еретик Брандан. А что до Антиохийской девы…

— Кто приказал вам действовать?! — гневно перебил его Данте. — Стража подчиняется приорам и должна выполнять лишь их указания.

— Что мы и делаем! — воскликнул начальник стражи, выпрямившись во весь свой ничтожный рост. — Мне приказали действовать другие приоры, после того как я удостоился аудиенции у Святой инквизиции! Поэтому тут и папские гвардейцы!

Данте понурился. Скоро истекает срок его полномочий, и вокруг него стали кружить черные вороны. Отныне надо быть осторожнее. Наступит полночь, и его неприкосновенность улетучится как сон…

В этот момент натянувшие тетиву арбалетчики выстрелили по вершине башни и ее маленьким бойницам. Данте не понимал, в кого они целятся — наверху виднелись лишь какие-то смутные тени. Кроме того, стрельбой арбалетчиков, кажется, никто не командовал. Их залпу сопутствовали смех и скабрезные шуточки, отчего все происходящее казалось еще менее реальным. Поэту казалось, что у него на глазах разыгрывается фарс, а не ведется подготовка к смертельной схватке.

Беспорядочный залп их арбалетов не достиг никакой цели. Стрелы или перелетели через башню, или попали в ее стены, отбив кирпичную крошку… Тем временем арбалетчики среди всеобщей суматохи снова принялись заряжать.