Несчастного торговца так скрючило от боли, что он почти уткнулся в пол лбом. Данте бросился вперед и обеими руками потянул вниз ближайший конец веревки, чтобы облегчить мучения несчастного.

Почувствовав рядом с собой человека, Фабио даль Поццо поднял покрытое следами побоев лицо.

— Не надо! — собравшись с последними силами, пробормотал он. — Не надо…

Данте жестом приказал палачу отпустить веревку. Фабио упал на колени и залился слезами. От боли он искусал себе все губы.

Наклонившись ему к самому уху, поэт прошептал тихо, чтобы никто больше не слышал:

— Что вы знаете о купце по имени Риго де Кола и о его замыслах?

Фабио задрожал, и его измученное лицо исказилось от ужаса.

— Ничего!.. Клянусь, я ничего не знаю… — пробормотал он.

Данте вдруг захотелось приказать снова вздернуть Фабио даль Поццо на дыбу, но что-то в его поведении подсказывало поэту, что он не врет.

— А сооружение на землях Кавальканти? Это ведь вы его построили? — наугад спросил поэт у Фабио, который тут же вздрогнул, тем самым дав Данте понять, что его догадки имели под собой почву.

— Нет, не я… Большое кольцо… Да, они о нем говорили, — залепетал несчастный, словно обрадовавшись, что ему наконец-то есть в чем признаться.

— Это все — они! — повторил он.

— А зачем им нужно было это там строить? Для чего?

Фабио затрясся от ужаса.

— Клянусь, я не знаю! Я слышал, как он говорил об этом с мастером. Риго должен был помочь мастеру все достроить. Они называли это кольцом. Мастер был уже очень стар. Ему было не подняться на леса с отвесом… Потом мастера убили, и я уже ничего не понимал. Спросите лучше у Риго! Он все знает! А я просто ждал, когда за мной придут, а тут — это!..

— Риго убили, как и старого архитектора.

У Фабио зубы застучали от страха.

— Но я же ничего не знаю! Меня наняли в Венеции. Я должен был приехать во Флоренцию и остановиться на постоялом дворе «У ангела». Туда за мной должны были прийти. Я вообще все время ездил под стражей!..

— Как это — под стражей? — удивленно спросил Данте.

— До границы Венецианской республики меня довели ее воины. На землях Падуи мне приказали никуда не отставать от каравана купцов, идущего во Флоренцию. В этом караване я и познакомился с Риго из Колы. Но он был не купец. Это точно.

— Точно?

— Даже не сомневайтесь. Все они были не купцы, хотя и притворялись ими. На самом деле они больше походили на воинов. А их груз! На вид — тюки с сукном, а внутри…

— Что? Что вы видели?

— Переправляясь через одну реку недалеко от Болоньи, один мул поскользнулся и упал со своим тюком. В нем была не только шерсть. Там были и мечи, и наконечники для копий.

— А куда подевались эти люди?

— Не знаю. У стен Флоренции мы разошлись. Со мной поехал только Риго. Мне же еще в Венеции приказали поселиться на постоялом дворе «У ангела». Потом я должен был найти монаха по имени Брандан. И помогать ему.

— В чем именно помогать?! — воскликнул ошеломленный Данте.

— Не знаю! Он должен был мне сам все сказать, — простонал Фабио. — Я должен был помочь ему своими знаниями…

— Какими знаниями? — заинтересовался поэт. — А вы случайно не механик? Это вы сделали механическую деву?

— Да нет, конечно! — вроде бы с неподдельным удивлением воскликнул Фабио. — Я занимаюсь совсем другим. — Я ведь тоже ученый. Вроде вас, — добавил он почтительным тоном. — Я математик. Моя специальность — отношения между дробными числами на основе трактата великого Фибоначчи…[23]

— Леонардо Фибоначчи, который раскрыл императору Фридриху секрет математики сарацин?

— Да, да… — У Фабио дрожал голос. Казалось, он боялся, что Данте ему не поверит. Он шевелил головой, как животное, не знающее, с какой стороны лучше лизнуть руку хозяина. — Они лишь один раз разоткровенничались и сказали, что в нашем кольце спрятано сокровище.

Данте задумался. А вдруг сокровища императора действительно скрыты во Флоренции, и чтобы их обнаружить, требуются сложные математические расчеты?!

Поэт сурово взглянул на математика.

— Да, именно так! Сокровище! — воскликнул ободренный его вниманием Фабио. — Между фетром и фетром…

— Между фетром и фетром? — Данте задумчиво теребил нижнюю губу, а Фабио впился взглядом ему в лицо, пытаясь прочесть свою участь.

— Что вы еще знаете? — встрепенувшись, спросил поэт. — Выкладывайте все!

— Больше ничего! Клянусь! Я только украл…

— Что?!

— Из комнаты Брунетто… Когда я увидел, что его убили, я не удержался… У него были прекрасные инструменты: циркуль и огромный золотой отвес… Старинные инструменты…

— А где его бумаги? Где план строения?

— Не знаю! Когда я вошел к нему, там было все разбросано. А он сидел там… В крови… Без головы… Но больше там ничего не было! Только инструменты! Клянусь!

Данте готов был ему поверить. Выходит, убийца не заинтересовался дорогими инструментами, но унес бумаги. Значит, эти бумаги дороже золота!.. Сокровище… Между фетром и фетром…

— Развяжите этого человека! — приказал Данте стражникам.

Начальник стражи удивленно выпучил глаза, но кивнул своим людям, и те бросились выполнять приказание приора.

Пока они возились с веревками, капитан приблизился к поэту.

— Но ведь этот мошенник повинен в краже! Он же сам во всем признался! Кроме того, он, кажется, знает, где скрыто какое-то сокровище! — прошипел начальник стражи, вращая алчно вспыхнувшими глазками. — Может, вздернуть его на дыбу, и он расскажет нам, где оно спрятано?

Раздосадованный тем, что начальник стражи все услышал, Данте пригвоздил его гневным взглядом к полу. Он не сомневался, что этот чурбан понимает в происходящем намного меньше, чем он сам, и лучше бы было, если бы он не совал всюду свой нос.

Развязанный Фабио даль Поццо рухнул на пол. Данте с содроганием подумал о том, в какое пугало превратилось правосудие, на которое должен был уповать каждый флорентиец. О чем говорит признание, вырванное огнем и дыбой, если не о неспособности блюстителей порядка сделать правильные выводы и найти неопровержимые доказательства с помощью логики! Стыд и позор тем, кто доводит людей до такого состояния, какой бы ни была степень виновности подвергаемых пытке!

— Отпустите этого человека! — приказал поэт. — А вы, Фабио, возвращайтесь на постоялый двор и ни в коем случае не выходите оттуда. Пожертвуйте на строительство собора похищенные вами дорогостоящие инструменты и оставайтесь во Флоренции, пока я не скажу вам, что вы можете ее покинуть. Однако я хочу, чтобы вы сделали для меня еще одну вещь, — добавил Данте, поднимая Фабио, бросившегося лобызать его ноги.

Достав из сумки сложенный вдвое лист бумаги и кусочек угля, поэт разложил бумагу на грубом деревянном столе и протянул уголь математику.

— Надеюсь, вы можете пользоваться правой рукой. Соберитесь с силами и нарисуйте план сооружения, которое строили Риго и Брунетто.

Прищурив подбитые глаза, математик с трудом собрался с мыслями и начал дрожащей рукой рисовать на бумаге.

Постепенно перед глазами Данте возник большой восьмиугольник, окруженный по углам восемью маленькими восьмиугольниками.

помощью циркуля Данте начертил девятую окружность.

— Вот Главный круг, приводящий в движение все небесные сферы, — пробормотал он себе под нос. — Об этом писал сам Птолемей.

А дальше…

Поэт поднес поближе к глазам геометрически безупречный чертеж небес — творение великого Птолемея.

— А дальше… — вновь пробормотал Данте и прикусил нижнюю губу. Он чувствовал смятение в мыслях, словно его мозг затопила усталость прошедшего дня. Поэт потянулся и протер себе глаза, пытаясь побороть оцепенение.

Заскрипела дверь. Появился начальник стражи, опасливо обратившийся к сидевшему за письменным столом Данте.