– Это были катары? – догадался Грегуар.

– Это были ткачи и рыбаки, принадлежащие истинной церкви. Это были простые миряне, или, как они сами себя называют – Верные мужчины и женщины.

– В последнее время Совершенных апостолов не отличить от мирян, – заметил Грегуар. – Раньше многие катары-проповедники ходили по городам и деревням. Их можно было отличить по войлочным высоким коническим шапкам и чёрным одеждам, а также по длинным волосам и бородам, – сказал Грегуар.

– Всё это в прошлом. Отныне, после того, как доминиканцы по всей Окситании стали жечь костры инквизиции, Совершенным приходится таиться, – сказал Жером.

– Тебе тоже приходится скрываться, Жером? – с тревогой спросила мать.

– Я не Совершенный, а всего лишь Верный. Я мирянин, но и мне приходится быть осторожным. Падре Себастьян, к примеру, наверняка, узнал меня сегодня в церкви.

– Тебе угрожает опасность? Думаешь, падре Себастьян, в самом деле, может послать за тобой и твоим другом рыцарей? – разволновалась мать.

– Я в этом уверен. Ведь после моего побега из фонфруадского аббатства падре Себастьян организовал за мной погоню. Я видел, как он во главе папских солдат рыскал по деревне, в которую меня привели рыбаки. Местные жители были осведомлены о том, где я скрывался, но они не выдали ни меня, ни хозяина того дома, в котором я нашёл приют. А что касается рыцарей, то ты ошибаешься. Не такие мы с Этьеном важные птицы, чтобы задействовать в нашей поимке рыцарей – хватит и солдат.

– Падре Себастьян наверняка догадывается, где ты можешь ночевать, – сказал Грегуар.

– Я повторяю – плохая погода защитит этой ночью нас с Этьеном.

– Этьен, ты откуда родом? – поинтересовалась хозяйка.

– Я родился в Бретани, – ответил гость.

– Этьен – бывший вальденс, – пояснил Жером.

– Час от часу не легче! – послышался слабый голос проснувшегося больного. – Теперь в нашем доме объявился ещё и вальденс, пусть и бывший.

– Отчего ты так сердито говоришь об этом, отец? – спросил Грегуар.

– Оттого, что вальденсы ещё хуже катаров. Они отрицают собственность. А я ещё не сошёл с ума, чтобы восторгаться идеями тех, кто убеждает всех расстаться со своим имуществом, – прохрипел винодел.

– Этьен уже давно стал Верным мирянином истинной церкви. Он больше не вальденс, – успокаивающим тоном произнёс Жером.

– Невелика разница между катарами и вальденсами, – буркнул Жиральд.

– Разница есть. Я сам в своё время принимал участие в горячих богословских диспутах между Совершенными катарами и вальденсами. Ведь в священных книгах существует множество разногласий. Однако в главном вальденсы и катары сходятся, считая, что папский престол – это престол князя тьмы, – произнёс Этьен.

– Молчи, еретик! – вскричал Жиральд. – Вон из моего дома!

– Что ж, если ты гонишь Этьена, тогда и я пойду, – вставая, сказал Жером.

Его примеру с готовностью последовал Этьен. При этом он взял со стола нож и убрал его в ножны, висевшие на поясе. Этьен не обратил внимания на то, что взял со стола не свой нож, а хозяйский.

– Если тебе стало лучше, Жиральд, то только из-за помощи Этьена. Не смей гнать из дома своего целителя! Я запрещаю прогонять товарища нашего сына! – твёрдо произнесла Аннет. – Если ты будешь настаивать на этом, тогда уйду и я.

– Отец, если слова Этьена достойны осуждения и наказания, то оставь это на усмотрения Господа, – сказал Грегуар. – У тебя доброе сердце. Ведь ты сам по праздникам помогаешь бедным. Так неужели ты выставишь в грозу из своего дома гонимых?

– Ладно, оставайтесь. Но больше не смейте так говорить. Я верую в святость Папы, и никто никогда не переубедит меня в этом, – успокаиваясь, попросил Жиральд.

– Присаживайтесь за стол! – обратилась Аннет к гостям. – Мы с Грегуаром ещё немного послушаем ваш рассказ, а потом вы отправитесь отдыхать. Места на всех хватит. У нас большой дом.

– Этот прекрасный большой дом, в котором мы все сейчас находимся, появился благодаря мне и моему труду, – сказал Жиральда. – Огромные винные погреба, наполненные бочками с прекрасными винами из лучших сортов окситанского винограда, тоже появились у нас благодаря мне. Если бы я проводил всё время в пустых поисках несоответствий в священных книгах и был бы таким же бездельником и лентяем, как вальденсы и катары, у нас ничего не было бы, и мы с тобой, Аннет, скитались бы по дорогам и просили милостыню. Благодаря Святейшему Папе ещё не распалось Франкское государство, ещё трудятся благочестивые католики под тёплым окситанским солнцем!

– Отец, ты сейчас договоришься до того, что только благодаря Папе зреет виноград и пшеница, запевают по утрам птицы и плещутся в реках рыбы, – усмехнувшись, сказал Грегуар.

– Грегуар, не встревай в разговор! – прохрипел винодел и закашлялся.

– Отец, почему ты не оставил меня дома и не позволил заняться виноделием, а направил в фонфруадское аббатство? – нахмурившись, спросил Жером.

– Да оттого, что все священники католической церкви, уже не говоря про епископов, живут не хуже удачливых виноделов, при этом, сильно не напрягаясь, – произнёс Жиральд. – А ты вполне мог бы стать епископом, учитывая связи твоего дяди Жерара.

– Я не могу понять, кто же тогда больший лентяй – катары или католики? – усмехнулся Жером.

– Не лови меня на слове! – вскричал Жиральд. – Замолчи! Не становись для меня врагом.

– Сейчас ты окончательно поссоришься со своими сыновьями, Жиральд. Остановись! – потребовала Аннет.

– Это всё из-за тебя! Вот оно – твоё воспитание! В жилах наших сыновей течёт твоя катарская кровь, и в них живёт дух противоречия, – недовольно проворчал Жиральд.

– Не обращайте на него внимания. Похоже, Жиральд начал выздоравливать, если так ругается, – сказала Аннет и снова пригласила к столу старшего сына и его друга:

– Так вы присаживайтесь! Спасибо, Этьен, что ты помог моему неблагодарному супругу.

Жером и Этьен снова сели за стол.

– Значит, завтра утром вы нас покинете? – спросил Грегуар.

– Завтра мы снова отправимся в путь, – подтвердил старший брат.

– Куда же вы следуете, если не секрет? – поинтересовалась Аннет.

– Если бы отец спал, тогда я бы, может и рассказал, – сказал Жером.

– Вот как! Выходит, если я вступаюсь за Папу Римского, то я уже сразу становлюсь доносчиком? – с негодованием произнёс хозяин.

– Просто тебе не стоит волноваться, отец, – примиряющим тоном произнёс Жером.

– Не хочешь – не рассказывай, – пробурчал больной и отвернулся к стене.

– Зачем вы зашли в храм? Стоило ли так рисковать и попадаться на глаза падре Себастьяну? – удивился Грегуар.

– Я хотел убедиться, что именно отец Себастьян теперь проповедует в нашем храме, – сказал Жером.

– Да. Падре Себастьян в прошлом году сменил нашего кюре Жана, которого отозвали в Рим по причине его слишком мягкого отношения к еретикам. Ведь ты знаешь, что у нас, в Монтэгле, католики всегда хорошо относились к иноверцам, – напомнил Грегуар.

– Да. Жаль нашего бывшего славного кюре Жана. Не поздоровится ему теперь за его доброту! – воскликнул Жером.

– Но ты не объяснил, зачем тебе понадобился падре Себастьян?

– Видишь ли, он наверняка знает, где находится в заточении Оливия, – сказал Жером.

– Кто такая Оливия? – заинтересовалась Аннет.

– Девушка из одной деревни, которая расположена далеко отсюда, – немного смутившись, сказал Жером.

– Она, наверняка, катарка? – послышался хриплый голос с кровати.

– Какая разница, катарка она или католичка? У неё доброе сердце, и она очень красива. Вот только плохо, что падре Себастьян на неё положил глаз. После того, как меня спасли добрые рыбаки, они посоветовали мне не оставаться на одном месте. Я стал путешествовать из одного катарского селения в другое. В одной из деревень я познакомился с девушкой, которую зовут Оливией. Тем временем падре Себастьян во главе папских солдат продолжал рыскать по катарским деревням. Однажды, когда я уже покинул ту деревню, падре Себастьян с солдатами заявился туда. Он приметил Оливию и стал к ней приставать. Она прогнала мерзкого сластолюбца. Тогда по приказу падре Себастьяна Оливию схватили папские солдаты. Я слышал, что её заточили в монастырь.