«Нет, какая же она все-таки сука! – думал Валерий Николаевич, в глубине души прекрасно понимая, что сам он на месте своего начмеда действовал бы точно так же – ловил бы возможность, пока она в руки дается. – Какая же сука! И какой точный расчет, какая гениальная идея! Привлечь к внутрибольничным событиям общественное внимание, а потом взорвать бомбу – раздуть из какой-нибудь оплошности шухер вселенского масштаба».
Без общественности Ольге Никитичне никак нельзя было обойтись, потому что все, кроме пожара с жертвами, можно замять-пережить, при условии, что сор не будет вынесен из избы.
Валерий Николаевич хорошо умел заминать дела и гасить недовольство пострадавших или их родственников. Иногда приходилось откупаться в самом что ни на есть прямом смысле, доставая деньги из собственного кармана. Какой-то идиот на дежурстве перелил плазму не той группы, а расплачивается за его ошибку главный врач – ну разве это справедливо? А что делать? Это в старые добрые времена недовольные писали жалобы в минздрав и получали в ответ стандартные отписки. Сейчас недовольные высказываются в интернете с призывным кличем: «Прошу перепоста!». Нет уж, лучше откупиться, чем читать в том же Фейсбуке: «В восемьдесят восьмой московской больнице врачи-убийцы перелили пациенту не ту кровь! Трое детей остались без отца!..».
Количество подписчиков проклятого Юлиана Трианонова росло быстрее, чем количество зараженных коронавирусом. Вчера их было семьдесят две тысячи… И это только подписчики! Но читают его пасквили не только они… И хуже всего, что их читают в департаменте и министерстве. Директор департамента Соловей вчера пошутил на совещании: «Валерий Николаевич может не отчитываться, я и так в курсе, Фейсбук читаю». Валерий Николаевич попробовал отшутиться: «Я в Фейсбуке всего не пишу», но тут же получил щелок в нос, в переносном смысле, конечно. «А не вас имел в виду, а вашего Трианонова», ответил Соловей и все присутствующие ехидно заулыбались.
После того, как знакомый майор, занимавшийся преступлениями в сфере информационных технологий, объяснил, что по закону «прижать» Трианонова не удастся, ибо его пасквили не попадают ни под одну из статей кодекса, Валерий Николаевич решил найти гадину самостоятельно. То есть, не совсем самостоятельно, а с помощью какого-нибудь компьютерного гения, умеющего читать виртуальные следы. По наводке знакомых гений отыскался быстро. За три часа работы содрал три штуки баксов (ну у них и тарифы!), однако же распутал зашифрованный след. Оказалось, что Трианонов отправляет свои пасквили из одного мюнхенского отеля.
Из мюнхенского отеля – вот кто бы мог подумать?
Валерий Николаевич посулил гению втрое против прежнего за то, чтобы тот нашел обратный след, тянущийся из отеля в Москву. Должны же быть какие-то технические возможности, ведь в фильмах постоянно говорят о том, что любое действие оставляет след во Всемирной Паутине. Однако честный юноша объяснил, что это бессмысленно. Тот, кто так страхуется, не будет слать письма из Москвы прямиком в отель, потому что осторожные люди глупых поступков не совершают.
– Письма отправляются не в отель, и вообще не на устройство, подключенное к сети отеля, а куда-то в другое место. Была бы это какая-нибудь маленькая деревенька в горах, еще можно было бы попытаться. Но Мюнхен – огромный город. Жизни на него не хватит.
– Почему именно в горах? – спросил Валерий Николаевич, всегда вникавший в мелкие детали.
– В смысле – изолированная, труднодоступная, – пояснил гений. – Чтобы знать наверняка или хотя бы с уверенностью предполагать, что отправитель не приехал из какого-то другого населенного пункта.
Если бы дело происходило в обычное время, то Валерий Николаевич мог бы и частного детектива в Мюнхен отправить, благо средства, нажитые праведным и неправедным образом, позволяли ему такое «удовольствие». Но сейчас, когда границы закрыты… Эх, да что тут говорить!
Проблемы поодиночке не приходят. Сегодня утром, когда Валерий Николаевич сел в машину, чтобы ехать на работу, ему позвонил знакомый журналист из «Московского сплетника». Позавчера какого-то родственника этого журналиста, не то свекра его сестры, не то брата его матери, госпитализировали в первое реанимационное отделение. Журналист звонил, волновался, просил «обратить внимание».
Знакомство было случайным, да и сам журналист был не из известных, но Валерий Николаевич предпочитал дружить со всеми представителями второй древнейшей профессии, независимо от их рангов и мест работы. Как говорила бабушка Анна Васильевна: «мал комарик, да кусач». Любой журналюга может испортить человеку репутацию, особенно если он работает в такой скандальной газете, как «Московский сплетник». Поэтому Валерий Николаевич справился о пациенте Громове, перезвонил журналисту, успокоил и благополучно забыл об этом.
– Валерий Николаевич! – вибрировал в телефоне взволнованный голос. – Тут такое случилось… Сестра и все ее домашние просто в шоке!
– Соболезную! – сочувственно произнес Валерий Николаевич. – Держитесь!
Поздравлять он любил многословно, потому что кашу маслом не испортишь, а соболезнования выражал скупо, чтобы не провоцировать ненужных истерик. Да и на работу пора уже было ехать. Опаздывать Валерий Николаевич не любил, а опаздывающих просто ненавидел.
– Что? – голос вдруг стал тихим. – Уже?.. Вы это серьезно?.. Когда?..
– Я не знаю! – немного раздраженно ответил Валерий Николаевич. – Я еще не успел доехать до работы, а вчера после обеда уехал в департамент и пробыл там допоздна.
«Да что это я ему объясняю? – подумал он, раздражаясь все сильнее. – Как будто оправдываюсь! Перед кем? Да ну его к…».
– Простите, но мне сейчас некогда, – тоном, не допускающим возражений, сказал он. – Я очень спешу.
– Одну минуточку! – голос снова завибрировал. – Вопрос жизни и смерти! Сестра боится обращаться в полицию… Впрочем, если вы говорите, что Михаил Петрович умер, то…
Упоминание о полиции переключило Валерия Николаевича с режима «я очень спешу» в режим «я вас внимательно слушаю».
Оказалось, что вчера вечером на домашний телефонный номер Михаила Петровича позвонил мужчина, который представился врачом первого реанимационного отделения, но фамилию свою не назвал. Врач сообщил, что состояние у пациента Громова тяжелое и он подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Однако аппаратов сейчас гораздо меньше, чем нуждающихся, а лет пациенту Громову семьдесят пять, так что в любой момент заведующий отделением может распорядиться отключить Громова от аппарата для того, подключить к нему кого-то помоложе и с лучшими перспективами. Особая инструкция Минздрава разрешает такое. Но если до восьми часов утра родственники положат в указанное им место семьдесят тысяч рублей, Михаил Петрович будет пребывать «на аппарате» столько, сколько потребуется по его состоянию. Время пошло…
– Детский сад какой-то! – взахлеб тараторил собеседник. – И место закладки указали странное, будто в плохом детективе – урна на школьном стадионе. Но сестра склонна была поверить. Больница на особом режиме, к врачам реанимации доступа нет, передать деньги можно только так! Я уговорил ее подождать, пока не свяжусь с вами, но вы со вчерашнего вечера были недоступны…
Как и положено главному врачу крупной больницы, Валерий Николаевич имел два мобильных телефона – общий и для узкого круга. Общий он выключил вчера еще перед началом совещания в департаменте, а включил сегодня утром, когда спускался в лифте в подземный гараж.
– Вы можете помочь?! Если, конечно, Михаил Петрович еще жив?
– Разумеется! – заверил Валерий Николаевич. – Вы можете быть совершенно спокойны, даю вам слово. Я сейчас же позвоню в больницу, узнаю о состоянии вашего родственника, отдам необходимые распоряжения и сразу же перезвоню вам, договорились? С полицией пока погодите. Это явная афера, к которой наши врачи не имеют никакого отношения, я в этом уверен. А оперативники будут трепать нервы мне и моим сотрудникам, отвлекать нас от работы в такое сложное время…
