Она лежала лицом к небу. Дыхание уже почти восстановилось. Пальцы правой руки сжимали тонкий стебелек какого-то невзрачного цветка. А мысли, как те прохожие, шли, незаметно сменяя друг друга, иногда вдруг обрывались и сразу забывались. О чем она думала? Что хорошо так лежать, и пусть ноги отдыхают. Что ступни в этих роликах огромные, как у героев диснеевских мультфильмов. А завтра будет тяжелый день, столько дел, да и зачетная неделя все ближе и ближе. Последняя мысль не прошла бесследно. Она отозвалась где-то внутри тревожным гулом, который еще долго оставался в фоне, придавая каждой мысли нотку незаконченности, и, почему-то призывая торопиться.
Вдруг над ней совсем низко с протяжным писком пролетел стриж. Она проследила за птицей взглядом, пока та, помахивая несуразно длинными и узкими крыльями, не скрылась за кроной растущего недалеко дерева.
И все-таки лежать было хорошо. Она уже и забыла, о чем думала раньше. Устроившись поудобнее, она глубоко вдохнула вечерний воздух, свежий, и в то же время теплый. Этот вдох как-то незаметно и неотвратимо перешел в длительный зевок. Прикрывавшая рот рука упала на живот и теперь медленно поглаживала частую вязку свитера, опускаясь и поднимаясь в такт дыханию. Пальцы левой руки машинально теребили застежку кармана на джинсах, то расстегивая, то застегивая молнию. Неожиданно она поняла, что голодна, что ела очень давно, а с собой взяла только воды. "Интересно, а что сегодня бабушка приготовила на ужин?" -- встала в мозгу закономерная мысль. И сразу перед внутренним взором стали проходить образы различных кушаний: жареная картошка, которая почему-то ужасно вредна для здоровья, и пирожки, от которых можно растолстеть. Мысль о скором ужине захватила ее и поднимала настроение, и заставляла торопиться. "Вот сейчас еще немного полежу, ноги отдохнут, немного покатаюсь и сразу домой. Не голодать же до ночи, да и бабушка будет волнова..." Мысли стихли, но через мгновение возвратились вновь. Она вспомнила, что днем поссорилась с бабушкой -- что-то сказала и уже забыла, с чего все началось. Знакомый жар разлился в груди. "Да что она вообще понимает в современной жизни? Давно застряла в своем прошлом. И что с того, что у них все было не так?" -- хорошо знакомые и часто повторяемые слова. "И вообще, надо меньше смотреть криминальной хроники."
Она злилась на бабушку, и просто было обидно, что в этом мире люди так плохо понимают друг друга, и особенно горько, если это близкие люди. А взрослые так слабы и так боятся показать свою слабость, так развращены властью, и, опять же, боятся ее потерять, даже если это просто власть над своими детьми. Как тираны в бетонных бункерах с охраной, которые страшатся своего народа, они с самого детства унижением и ложью подавляют всякие проявления вольной мысли. В тот момент она ненавидела этот мир, где правят деньги, ложь и лицемерие. И вообще, дети не развязывают войн, не убивают и не насилуют. Она почувствовала, как сердце сжалось внутри, и рука сама потянулась к глазам. Нет, конечно, не может быть, чтобы она была так зла на бабушку. Просто, наверное, всему виной возраст, когда так остро чувствуется несправедливость. "А бабушке надо будет позвонить потом. Вряд ли она сильно сердится", -- подумала она, вытирая ладонь о траву.
Она закрыла глаза, желая просто успокоиться. Старалась дышать медленно и глубоко. Она лежала так некоторое время, и, не открывая глаз, поняла, что солнце, наконец, скрылось за домами, оставив площадку полностью в тени. По земле потянуло холодком. Она услышала, как кто-то подбежал почти вплотную к ней за укатившимся баскетбольным мячом. "Наверное смотрят и думают, что тут за дура разлеглась." Баскетболист же быстро догнал мяч и удалился обратно к своим.
Открыв глаза, она взглянула в небо -- ни облачка, лишь неугомонные птицы. А на беговой дорожке в тот момент финишировали двое, наверное, легкоатлеты. "Сейчас, еще немного и надо будет позвонить." С этой мыслью она размяла руки и, приподнявшись на локтях, оглянулась вокруг.
И он шел к ней. Тот парень шел к ней. Смотря куда-то в сторону, он приближался, медленно ступая по невысокой траве. Она же смотрела на него. Но в ее спокойном, могло показаться, даже скучающем взгляде не отразилось ни растерянности, ни тревоги, ни скрытой надежды -- ни одного из тех противоречивых чувств, мгновенно зародившихся внутри. Может, просто не успело. Удивление, подозрение, интерес. "Он что, ко мне? Что ему надо?" Приготовиться к обороне, придумать что-нибудь острое в ответ. "А что, если он ляжет рядом? Тупой вопрос". Она напряглась в ожидании: первых слов, знакомства, приставаний. И вот, он уже смотрел на нее. И что?? Внутри --адреналиновый огонь.
Но опасения не оправдались. То был лишь секундный взгляд серых глаз, спокойный и безразличный. Потом на небо. А потом он просто развернулся и пошел обратно, к своим турникам. Просто ничего не произошло. Облегчение и разочарование одновременно. Он ничего не сделал. Достаточно, чтобы заставить заставить сердце биться быстрее.
Еще некоторое время она смотрела ему вслед, как он проходил под перекладиной, медленно бежал по дорожке, входил в поворот... и чувство того, что все опять не так, только усиливалось. Но что -- все, и как это -- не так? Она не знала. И можно ли обижаться на судьбу, если не знаешь, чего хочешь, чего ждешь? Пусть не знала, но явно чувствовала, ощущала это всей своей мечтательной душой. И тогда эти чувства, ощущения, воспоминания и мысли разом окружили ее. Она же лежала со сложенными на груди руками, закинув ногу на ногу, и смотрела на небо.
Сильные, заботливые руки касались ее. Она смеялась в небо, смеялась не одна. Он был рядом, и он знал, как быть, что будет лучше, лучше для нее. Она верила -- все будет хорошо, хоть и не видела его лица. Подруги провожали их завистливыми взглядами -- те, кому он никогда не достался бы. Ей хотелось отдать все и всю себя, просто раствориться в любви и нежности. А потом все было бы. Был бы дом и дети. Они бы росли, и она с радостью открыла бы им этот мир. И так хотелось уже не искать, не ждать кого-то, не вглядываться в лица. Кто там за масками героев и шутов? Просто знать, что все будет хорошо. И чтоб не кололо в груди при виде чужого счастья.
Она вздохнула в голос, в мыслях убеждая себя, что все еще будет, еще много времени, еще все впереди, впереди еще целая жизнь.
Что-то было внутри нее новое. Только длинные тени вокруг. Яркий отблеск от стекол. Высокое, разноцветное небо. Паук полз в траве. Все зачем-то, все вдруг.
***
Она еще была там, когда я уходил. Она каталась, и ее движения, плавный летящий силуэт на фоне последнего вечернего света возбуждали во мне то чувство, которое писатели, поэты и всякие другие творческие люди называют вдохновением (увы, его хватает так ненадолго). Захотелось сделать что-то ни больше ни меньше прекрасное. Почему? Не знаю. Наверное, я романтик. Нет, точно! Это пришло вместе с вдохновением: тогда я вдруг остро ощутил уникальность момента, этой красоты, которой я любовался с таким искренним восхищением. "Это дано мне только раз. Я никогда ее больше не увижу. А если и увижу, то не узнаю среди других". Я верил этому и знал, что будет именно так. Она больше не придет. И почему это было важно тогда?
