– И как же Вы вышли из ситуации? – кивнул я ему в ответ.

Я знал, что самые известные и мощные ресурсы интерсети, принадлежавшие как Альянсу, так и КРПС, разорванного сейчас гражданской войной на несколько частей, демонизировали полковника Одинцова одинаково сильно. Несмотря на то, что причины для этого у них были совсем разные.

Ресурсы Альянса писали о нём и показывали репортажи о русских ополченцах много и часто. Началось это после того, как он со своим небольшим штурмовым отрядом захватил недостроенный «Орёл», а затем взял под контроль планету, на орбите которой стоял русский сверхкорабль в состоянии пятидесятипроцентной готовности. Было понятно, что Альянс рассчитывает добраться до русского космоса, на революцию в котором он потратил столько денег и сил. Демонизацию «русских ирредентистов», как людей Одинцова впервые начал ресурс «El Mundo Today»*, и подхватил «La Vanguardia»*. Серьёзные издания. Весьма. Такое действие привело к росту популярности Одинцова на русских планетах, с одной стороны, но формировала образ врага, не менее сильный, чем президент Андреев, в пространстве Свободных миров.

Ресурсы разорванной на части русской конфедерации, такие, как «Планеты 24», взорвались колоссальным количеством ток-шоу, где Одинцова представляли то честным, но глупым патриотом русских пространств, то опасным и безответственным мечтателем-одиночкой, давшим Альянсу прекрасный casus belli*, в нелёгкое время, когда русский космос ослаблен гражданской войной.

Ганзейский союз пытался игнорировать его в медиа-пространстве вообще.

Впрочем, доверие к официальным ресурсам, за время периода скатывания миров sapiens и praeteris, до стадии прямого вооружённого конфликта, упало на невиданно низкий уровень. Пропаганда и контрпропаганда началась с хороших, продуманных, логичных, правдоподобных мифологем, но, из-за перехода пропагандистской борьбы на уровень личного участия граждан в компании «за» и «против», материалы солидных ресурсов опустились до предельно низкого интеллектуального уровня. Всё для того, чтобы вбросы «материнских» издательств, формирующие мейнстрим, не «торчали» над любительским творчеством доверчивых граждан, хоть в «Imperium Sapiens», хоть в «Alianco de Liberaj Mondoj» *.

Потом произошло, на первый взгляд, нечто неожиданное. На фоне примитивной пропаганды, люди охотнее смотрели или читали частных журналистов – вроде Урсулы Вальдер, или Анатоля Ришара, а простой и понятный, честный и бескомпромиссный образ полковника русской контрразведки, несмотря на умолчание и многочисленные попытки изобразить его в чёрном свете, поднимался быстро в рейтингах популярности всё выше и выше.

– Так как же Вам всё-таки удалось решить проблему, полковник? – спросил я Одинцова.

– Да просто всё получилось, – ответил он, отмахнувшись, – на войне сложные схемы не работают.

– Шантаж, – пояснил Рязанцев, с ухмылкой, – это его любимый метод.

– Я не люблю это слово, – сказал Одинцов, поморщившись, – Павел преувеличивает. Мне больше нравится «ультиматум». Вполне правильный термин.

– И кому Вы поставили ультиматум? – спросил я, скорее для поддержания беседы.

Мне всё больше нравились эти двое русских, которые в короткой передышке спецоперации, остро ощущая временной лимит, вели, внешне неспешно, беседу.

– Сами подумайте, – ответил Одинцов, – не мог же я запугать достаточное количество пиратских капитанов в «серой», пограничной с Кубанью, зоне?

– Да уж, не мог, – усмехнулся Рязанцев, – даже до Головина дошли слухи, как быстро из Екатеринодара исчезло Временное кубанское правительство.

– Об этих клоунах, решивших поиграть в русскую идею, я и говорить не хочу. – поморщился Одинцов, – Но незадолго до моего прихода на Кубань, Фёдор Алексеич Головин, представлявший здесь Ганзу, пропустил такое количество судов русского флота, что я не мог не воспользоваться таким подарком… Я тогда сильно переменил своё мнение о Четвёртом адмирале Ганзы.

Похоже, что последняя фраза предназначалась мне.

– Так ты проводил эвакуацию планеты кораблями русского флота? – недоумённо спросил Рязанцев, – Ришар наврал в своих сообщениях?

– Ришар не врёт, – сказал Одинцов, – поэтому я и имею с ним дела. Приход осколков русского флота в серые зоны резко изменил в них расклад сил. Некоторые русские капитаны, по моей просьбе, были более убедительны чем я, апеллируя к простым чувствам гуманизма людей, которые, в силу своей деятельности, вынуждены были о них забыть. Я же говорил, что я гуманист. Пиратские капитаны эвакуировали своих соотечественников, попавших в беду, по своей, доброй воле.

– Я бы много дал, чтобы увидеть, как их уговаривали. – Покачал головой Рязанцев, улыбаясь.

– Я думаю, нам придётся многое увидеть в ближайшее время – перевёл разговор в деловое русло Одинцов. – Так что у нас по спасению капитана фон Касселя?

– Остался последний пункт, – сказал Рязанцев.

– Даже два, – сказал Одинцов, – что мы делаем с этими уродами? – он кивнул на террисов, – За борт?

Они оба посмотрели на меня.

– Я против, – неожиданно сказал я.

– Жаль, что Вы не убирали тела гражданских с улиц Екатеринодара, вместе с моими ребятами, – сказал Одинцов, – Вы бы не были таким гуманным.

– Я против, – повторил я, – Пока я капитан этого корабля. Это мои пленные. И это люди. Только другие люди. Вы же сами сказали, что Вы гуманист.

– Хорошо, – согласился Одинцов, – Тогда могу предложить Вам комплекты имперских сеток «Фау-5»*, как раз на этот случай. Вроде всё? – он посмотрел на часы, – По времени наш абордаж должен был завершиться.

– Недооцениваешь моих ребят, – обиделся Павел.

– Даже с твоими ребятами, – сказал Одинцов, – уже бы всё кончилось. Пора переходить на «Всадник». Ваш «Врангель» отбуксируем на «Орёл».

– Капитан, – обратился он уже ко мне, – вахту на рейдере оставим из Ваших или из моих людей?

– Господа, – ответил я, – к чему формальные вопросы? Признаться, с момента, когда я стал ганзейцем, я чувствую себя марионеткой, куклой какой-то. Вы же всё сами решили.

– Всё решил Фёдор Алексеич, – сказал Рязанцев, – Головин. Это его план, чтобы тебя спасти. А что касается «марионетки»… Ты не поверишь, Франц, но я давно чувствую себя точно так же.

– Самое странное, что я тоже, – сказал Одинцов. – С того момента, как связался с вашим адмиралом. Но хватит об этом. Если нет возражений, тогда на «Врангеле», для правдоподобности, останется моя вахта. И Ваш медик – он кивнул на фон Бёма.

– У вас был ещё какой-то вопрос, – напомнил я. – Мы решили только с пленными.

– Торпеда? – спросил Рязанцев у Одинцова, – у тебя ещё осталась хотя бы одна торпеда, Игорь?

– Осталось две. – ответил тот Рязанцеву.

– Вот и прекрасно, – довольно кивнул русский полковник. – Кстати, капитан, На «Орле» Вас ждёт сюрприз. Надеюсь, приятный.

– Не люблю сюрпризов, – проворчал я.

*«…так, как бы он произнёс «paramecium».

Парамеции, род инфузорий, здесь в значении – примитивные, одноклеточные.

*«…El Mundo Today»

"Мир сегодня"

*«La Vanguardia»

"Авангард"

*«…прекрасный casus belli»

Повод для войны.

*«…Alianco de Liberaj Mondoj»

интерлингва – «Альянс Свободных Миров».

2. Террасаконтера "Дева Марина".

…Отдельные философии рождаются из беспредельного океана возможностей (“всё”). Каждое рождение конкретной философии со всеми ее претензиями на исключительность есть нечестие по отношению к океану равновозможного. С неизбежностью наступает время наказания за нечестие рождения. Философии наказуются взаимным изничтожением друг от друга. Это изничтожение и есть философский процесс, а изничтоженное нисходит в историю философии – явленную часть беспредельного океана возможного. Орудие же этого изничтожения – рефлексия…»