Встречать ночь в одиночестве – лишний повод начать курить. Часто представляю, как удобно иметь повод выйти на улицу, когда тебе заблагорассудится, не ища «магазинного» предлога.

Луиза не пришла. Что она делает, когда не приходит? По вечерам. На самом деле, всё равно жду её. Ожидание в сослагательном наклонении: о чём бы мы говорили, что бы она отвечала, во что была бы одета.

Потушив свет, сажусь в кресло напротив большого окна. Шторы сдвинуты к краю, слабый свет покидающего город солнца переносит меня в прошлое, когда и нам, детям, следовало возвращаться домой, под эти гаснущие минуты. Запах пыли – спутник любых игр. Аромат тёплых вечеров. Сижу. Вспоминаю. Комната меняется, из уютно-вечерней превращается в самодостаточную, принадлежащую ночи, а не человеку. Тени, паук в углу, вот уже и я в своей недвижимости кажусь частью меблировки. Живой в такие моменты бывает только Луиза. Она бы подошла. Устроилась рядом в кресле или прямо на полу. Думаю, мы бы молчали.

Впрочем, так и есть. Мы действительно молчим. Находясь на своих местах. Я здесь, в комнате, она где-то, где она есть. Но всё равно молчим вместе.

Ночью не могу заснуть. Знаю, в такие моменты советуют не доканывать себя лежанием, а встать, переключиться на что-нибудь. Или имеется средство лучше. Я редко к нему прибегаю, даже не каждый месяц.

Включаю настольную лампу, роюсь в пространстве прикроватного столика в поисках пузырька со снотворным, тотчас вспоминаю! Оно закончилось.

«В каком месяце это было? Полгода назад?»

Не могу вспомнить, значит, давно. Это хорошо. Сижу на краю кровати, думаю. Спать, как показывают истёкшие полтора часа, не получается. Значит, начну дела по списку, и первым станет покупка снотворного. Можно было смотреть фильм, читать, даже работать, но всё не то, мне словно бы необходимо было поступить по-другому, пусть уж странности этого дня превратятся в фантасмагорию.

Сколько раз вы гуляли ночью в одиночестве? Я не имею в виду короткую прогулку от машины до подъезда или спешное возвращение от друзей за полночь. Нет, обыкновенная прогулка. Мне не удается вспомнить, бывало ли такое со мной.

Одеваюсь быстро, беру ключи с полки, гашу свет и выхожу. Непривычно. Подъезд наполнен светом тусклой лампы и тишиной. Лучше бы не будить соседей, так, из вежливости. Выхожу на улицу, изо всех сил стараясь не скрипнуть дверью.

Теперь это город фантазии. Силуэты, расплывшееся пятно фонарного света и собственное воображение, разумеется. Там, где зрение бьётся о темноту, фантазия набирает воздуха и ныряет в самую тьму. И поскольку в ночи всё узнается с трудом, можно представить, будто я не в квартале от своего дома, а значительно дальше. Только что это меняет? Минуты гипноза, время, найденное в тёмном переулке – всё, чем я себя вознаграждаю. Меня не должно здесь быть в этот час. Но я здесь. Краду чьи-то вдохновение и идеи, однажды, когда кто-то напишет музыку или картину о ночи, я буду знать, что мне довелось увидеть это раньше.

Домой возвращаюсь через час. И если вначале меня преследовали какие-то философствования, то теперь просто хочется спать. Пузырёк со снотворным отправляется в тумбочку нераспакованным.

Уже засыпая, где-то между утром и этой бессмысленной ночью, вспоминаю историю, которую мы с сестрой и братом слышали в детстве. Что-то о смысле и бессмыслии. Тщетности и выборе или же отсутствии оного. О том, что человек делает, ведь каждый из нас подвержен деланию чего-либо. О простоте и удовлетворении ею. По крайней мере, так виделась история нам.

Будильник прозвенел в без десяти пять утра. Девушка привычным жестом провела по экрану телефона и тут же сунула руку обратно под одеяло. Контраст температур ничуть не способствовал желанию просыпаться.

Она не выносила ранних подъёмов. Несмотря на модные веяния о том, что себя можно переделать и что главное – желание и прочая мотивация, она оставалась совой, хоть и длились эти чудовищные подъёмы уже в течение многих месяцев.

Девушка пожертвовала ступнями, высунув их из-под одеяла для привыкания. В без четырех минут она сидела в кровати. В без двух стояла в коридоре в халате.

Почти год назад она получила предложение о работе. Надо сказать, занятость у неё имелась. Идеальное место, куда приезжать следовало пару раз в месяц, остальную же работу – сводки, таблицы – выполняла дома. И вот это необычное предложение.

Минутная стрелка выпрямилась. Ровно в пять утра раздался звонок в дверь.

Привычными, что называется, «на автомате» действиями, она открыла дверь, почти не глядя на пришедшего, протянула руку, ей дали небольшую коробочку. Посыльный тоже действовал привычно. Едва его ладонь освободилась от веса, он развернулся. Четыре шага до лестничного марша и вниз по ступеням. Впрочем, девушка давно закрыла дверь. Не очень-то ей хотелось вглядываться в лицо незнакомца в это время дня, когда сама она предпочитала, чтобы на неё не смотрели.

Процедура повторялась в течение всех этих месяцев. Строго по вторник, в пять утра ровно к ней являлся посыльный. Отдавал небольшую посылку – какая-то коробка, обёрнутая коричневой бумагой. А через неделю являлся другой – и забирал. Оба носили синие штаны и ветровку, всё неприметное. Как это часто бывает у лиц, облачённых в форму, при желании их можно было не различить, хоть и были они разного роста и на лицо не похожие.

Первое время девушка вставала раньше. Тщательно умывалась, расчёсывала волосы. Пришедшим улыбалась и здоровалась с ними. Вскоре, возможно, даже к своему облегчению, она поняла: это пустое. Они не смотрели друг на друга, встречи их не длились и половины минуты. «Синяя куртка» что-то отдавал и забирал. За время их встреч волосы отросли до самого пояса, девушка не заботилась их причёсывать, порой она сомневалась, продолжают ли к ней ходить те же посыльные, что были в начале, или они меняются. Самым сильным её чувством было желание вернуться в постель. Всё происходило в состоянии дрёмы. Вставание, ходьба по коридору и этот ритуал с неясным смыслом, он только больше размывал настоящее.

Наконец, обратно в кровать, чтобы уснуть сразу, а когда встанет во второй раз, по-настоящему встанет, тогда и начнётся день.

Что было внутри посылки, об этом ей не сказали. И отчего-то чувствовалась, что спрашивать не стоит. Их быстрый контакт с посыльными, плата, которую она получала на банковскую карту в назначенный срок, работу ей предложил по телефону бесцветный голос незнакомца – всё будто намекало на существование неких границ. Вскоре любопытство пропало. То ли потому что память не хранила происходящего в столь ранний час, то ли потому что работа есть работа. Делай её хорошо, а большего не требуется.

В конце августа шли дожди. От тяжёлой сырости и неприятного промозглого воздуха девушка стала особенно безразличной по утрам. Открывая дверь посыльному, она вздрагивала от сквозняка, бьющего по босым ногам. Скорей, скорей бы отделаться и с головой утонуть в тепле тяжёлого одеяла.

Любопытство вернулось вместе с теплом. В самом конце августа, когда лето готовилось передать ключи осени, вспыхнуло солнце, настоящее, летнее солнце! И не день, не два. Девушка успела получить посылку, дождаться вечера накануне возврата.

Она побывала на чьём-то празднике. Купила новые платья. Её пригласили на свидание. Она принесла домой охапку желтеющих листьев, сделала букет. А посылка лежала в ящике рядом с обычными коридорными принадлежностями: кремом для обуви, запасной связкой ключей и прочими вещами.

От солнца обострялось счастье, обострялось желание, пришло любопытство. Сначала ей просто нравилось предполагать, что может лежать внутри. Одна догадка, другая. Для верности девушка даже измерила коробку на глаз. Но человеческий разум не приемлет одних лишь «может быть», требовался ответ, вполне определённый.