– За ним, – сказал я.

Глава 6

О полезных свойствах круга

Жук не двигался.

Четвертый смотрел на него, раздумывая. Его пепельные глаза уставились в одну точку.

Жук не двигался уже довольно долго, и это само по себе не было чем-то необычным. Но лишь тогда, когда жук сидел на карте. Когда он был там, это всего лишь означало, что Серый где-то затаился. Быть может, устраивает содомию в каком-нибудь борделе или промывает желудок в трактире. Там где сидел жук – сидел и Серый.

Четвертый шевельнулся. Взгляд его расфокусировался. Двумя пальцами он перехватил жука поперек брюшка, снял со своего рукава, и поставил на карту Авторитета, расстеленную на столе. Жук постриг усами. Потом нехотя пополз куда-то в сторону Долины Аблаков… Остановился. Четвертый затаил дыхание. Но жук приподнял щитки на спине, порхнули прозрачные крылышки, и он, сердито гудя, приземлился Четвертому на макушку.

– Та-а-ак, – протянул магг.

Он щелчком сбил жука с головы. Тот угодил в блюдо с корешками, и принялся там пировать, грызть незаслуженное угощение.

Хотя, почему незаслуженное? – спросил Четвертый у самого себя. Ведь честное и трудолюбивое насекомое предоставило неопровержимое свидетельство. Поведение жука было бесспорным доказательство того, что Серый сейчас находиться в месте, которое экранирует сигналы клейма.

– Все-таки, п-пролез негодяй, – констатировал магг с легким удивлением в голосе. – Н-неужели еще и вылезешь?

Нет, не зря он пометил этого сухолюда личной печатью между лопаток. Тот сразу показался ему заряженным. То есть, источником странной силы, которую некоторые называли нигиломантией. Это был редкий вид пассивной магии, которая могла изменять реальность вокруг носителя. У этого коротышки Тан-Тарена, она проявлялась не слишком явно, но была стабильной. Четвертый провел над сухолюдом множество опытов: оставлял в опасности, травил ядами, сбрасывал с высоты. И каждый раз, если что-то, любая мелочь, могло помочь Тан-Тарену, так и происходило. Четвертый старался не переусердствовать, так как у нигиломантии были свои границы. Это была скорее развитая удача, чем настоящая сила.

И вот теперь это мистическое везение помогло сухолюду забраться в единственное место ядом с Гиганой, где его нельзя было отследить. Зря его отпустил, – подумал Четвертый. С другой стороны, изменения в его силе нужно было изучать именно в «дикой природе». Чтобы потом выловить снова и проверить, как сильно сухолюд эволюционировал. Да и кто мог подумать, что Миркон преклониться перед этим разгильдяем.

Четвертый оставил жука в покое, подошел к стеклянной тумбе на которой лежал человеческий череп. Постучал по его макушке. Некоторое время ждал ответа, потом постучал снова, чуть громче.

– Да, – откликнулся череп далеким голосом. – Я слушаю.

– Эт-то я, Четвертый, – представился магг. – П-помните наше п-пари?

Над низовьем занималась заря.

Именно занималась. Постепенно и пугающе неотвратимо.

Обычно день наступал мгновенно: ярко-зеленое свечение накрывало спящие деревни, словно кто-то говорил «оп-ля». И можно было сеять, пахать, выгонять моховых вшей на луга и ковать пуговицы. А потом так же внезапно, словно оскользнувшись на банановой кожуре, на город падала тьма, и только благодаря системе светящихся гнилушек и ручных светляков, можно было добраться до дому и принять заслуженный отдых.

Этот цикл был довольно аритмичным. Иногда день тянулся так долго, что несчастные низовцы валились с ног от усталости. Это было особенно актуально в том случае, если после такого «светобесия» ночь длилась буквально несколько часов, а то и минут! После чего вновь вспыхивало Зеленое Светило, застывшее высоко на Великой Преграде. В такое утро даже самая гонористая и выносливая певчая мушка, молча отсиживалась в мушатнике. Каждая мушка знала, какое она имеет отношение к супу и мясному пирогу.

Однако «слепые» ночи были куда опаснее, хотя и случались реже. В такие ночи на селение совершались кровавые и разрушительные рейды, устраиваемые дикими племенами светлопасечников, которые жили крохотными общинами при постоянном свечении вокруг светлячьих маток. Обычно они не изменяли своему священному жизненному кредо: пить спиртосодержащие выделения маток и поддерживать демографический баланс постоянными междоусобицами и оргиями. Ничего, кроме своего мерзкого эля из светлячьих соплей и себе подобных они производить не умели. Именно поэтому, время от времени, общины и племена сбивались в огромную всесокрушающую орду, которая нападала на трудолюбивые и мирные хутора низовцев.

Надо ли говорить, что нынешняя ночь выдалась самой длинной за всю письменную историю. Сессионные пророки глухо стонали, скитаясь по темным улицам. «Это конец света!» – вопили они. «Мы слишком пресытились светом нашего милостивого светоча!» – заявляли они. «Мы осмеливались хулить его за то что, бренные леностью, не могли порою забыться в бесполезном сне!» – объясняли они.

И вот оно!

Что?

Огромная рыжая комета приближается к столице низовцев, великому Мыздесьпоявились.

«О, да, это вам не шайка полупьяных варваров!» – глумливо насмехались пророки. «Пришел ваш конец!»

«И ваш тоже!» – орали перепуганные до смерти Мыздесьпоявильсцы.

«Нет, мы пророки, голос Его, и Армаггеддон не тронет нас!» – хитро подмигивали пророки.

Гражданские сразу смекнули что к чему, и потянулись к балахонам, хламидам и кривым посохам. Военные мобилизовались и покидали город, полные решимости остановить опасность. В конце концов в Мыздесьпоявились остались только пророки и стадо блеющих моховых вшей, которые, бодаясь, носились по улицам.

В общем-то это уже походило на конец света.

Но это было только начало.

Затем появились ОНИ! Предсказанные еще на заре времен Колоссы Апокалипсиса.

«Я взглянул, и вот, Колосс Белый, имеющий лук; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И вышел другой Колосс, Желтый; и дано ему взять мир с Низовья, и чтоб убивали друг друга за крохи сладчайшей манны, им посеянной с огромного Пирога.

И когда Он съел Пирог, я слышал третье чудовище, грохочущее: И-ДЬИ И СМА-Т-Ы ПО СТО-О-НА. Я взглянул, и вот, Колосс Вороной. И дан ему большой меч.

И слышал я голос посреди трех чудовищ, говорящий: ко-си пэ-во-го, э-от гор-аст-ый ме-шок сжи-ает цел-ые цы-вы-лы-за-цы.

И я взглянул, и вот, Колосс Бледный, не такой как иные, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять запахом и голодом, и лапой и языком».

Тут уж ни у кого не осталось сомнений, и все девственные Мыздесьпоявильсцы зело раскаялись, а те, кто некогда хулил Зеленое Светило, покончили с собой.

Отчаянье и ужас полоснули когтями по всему погибающему миру низовья. И, как это случается с некоторыми религиями, все произошло вовсе не потому, что кое-кто клал на поднос для подаяний пуговицы вместо монет или выговаривал Зеленому Светилу.

– Смотри, они обстреливают мой сапог из пушек! Вот маленькие засранцы!

– Нечего было ступать куда ни попадя. У тебя на подошве размазано целое княжество.

Олечуч вышедший вперед, остановился, и сделал предостерегающий жест.

– Тише, – прошипел он. – Подождите тут, мешки с гумусом. Ждать. Кхм. О-о-о, я чувствую, чувствую… Я схожу, посмотрю, что там вверх по лестнице. У-кхм. Может, если мы будем подниматься по одному, что-то измениться.

– Будь осторожен, – сказал я. Есть у людей такое трогательное пожелание, которое облагораживает собственный зад, торчащий из укрытия. Я смотрел, как Олечуч, бесшумный и грациозный, словно крадущийся булыжник, погружается в лоно темноты.

Тут что-то обожгло мне пятку, и я запрыгал на одной ноге, вытряхивая сдернутый макасин. Из него вывалился тлеющий уголек. Следующий снаряд угодил мне в бедро. Проследив траекторию третьего выстрела, я сделал пару шагов вперед и мстительно растоптал носком мощный метательный механизм, похожий на требюше.