Сумрак.

Он следовал за ней по пятам. Свет, который ещё мгновение назад казался нестерпимо ярким, гас за спиной, и темнота, как прилив, прибывала с каждой секундой. Алиса не видела, но чувствовала темноту. И боялась обернуться.

Она ускорила шаг, хватаясь за дверные ручки и спотыкаясь. Двери предательски шатались на разношенных петлях, клацали ненадёжные замки. Даже стены перекосились, как в падающем карточном домике. Пол волной поднялся к потолку.

Тридцать восемь, тридцать шесть.

Алиса щурилась, пытаясь разглядеть таблички. Перед глазами всё плыло, от накатывающего холода сводило пальцы.

Тридцать пять.

Уже близко.

Сорок три.

Алиса зажмурилась и качнула головой. Что-то ледяное вскользь коснулось её плеча, и она едва не вскрикнула от ужаса. Обжигающий сквозняк растрепал её волосы. Где-то вдалеке угрожающе хлопнула дверь.

Тридцать три, тридцать два.

Алиса остановилась и, всё ещё не оборачиваясь, вытащила из сумочки ключ на огромном деревянном поплавке. Выронила – руки тряслись от волнения и страха.

Холодало. Сквозняк усиливался. Краем глаза, повернувшись к двери и засовывая непокорный ключ в искривлённую щель замка, которая необъяснимым образом смещалась по двери, с каждым мгновением меняя форму – краем глаза Алиса видела мечущиеся по стенам тени.

Ключ вошёл. Алиса крутанула его изо всех сил, едва не сломав, и после секундной заминки непокорный замок сдался. Она ввалилась в номер и тут же заперла за собой дверь.

Ни одна из ламп не горела, однако темнота мягко ложилась на пол и стены, на едва различимую в отсутствии света мебель. Алиса щёлкнула включателем на стене и прикрыла глаза, когда разгорелся потолочный свет.

Какое-то время она настороженно прислушивалась к сумрачной тишине за дверью, а потом рассмеялась. Последний коктейль был лишним. Да. И предпоследний тоже.

Алиса добрела до кровати, обессиленно опустилась на неё, стащила туфли и посмотрела на поблёскивающий диск телефона. Она потянулась к трубке, но тут же отдёрнула руку.

Нет, сначала душ.

Клёкот горячей воды действовал успокаивающе. Ванную быстро затянул жаркий пар, а зеркало запотело. Алиса полезла в душ, как вдруг поняла, что не сняла платье.

Она снова рассмеялась.

Раздеться оказалось не так просто. Пальцы едва слушались, онемев от холода, а от сгущающегося пара было сложно дышать. Алиса подумала – с ней что-то не так, дело не только в «Голубой лагуне» и в этом странном вечере с авангардной музыкой и неожиданными танцами под старый патефон.

Стянув чулки, она подошла к кабинке. Из душевого крана с напором вылетал клокочущий кипяток. Так можно и свариться. Алиса почти до упора повернула синий вентиль смесителя и, подождав, пока не поредел пар, встала под бьющую струю воды.

Всё в порядке. Она пьяна. И устала. Завтра можно весь день проваляться в постели и никуда не выходить – разве что на обед. Вот если бы она могла уснуть и проспать всю неделю – до прибытия парома. И почему люди не спят так долго? Можно, правда, принять много снотворного. Целый флакон. У управляющего наверняка есть – для гостей, которые никак не угомонятся по ночам. У управляющего наверняка есть. Долгий сон.

Алиса стояла, привалившись спиной к прозрачной стене кабинки, и размазывала косметику по лицу. Волосы спутались и свисали на плечи паклями. Она искала расчёску – маленькую и хлипкую, с тонким щербатым рядом зубчиков, – но на полочке у крана расчёски не оказалось. Утром расчёска точно была там. Алиса нахмурилась. Всё, как назло, пропадает в самый неподходящий момент. Она продолжала искать. Какие-то тяжёлые тюбики попадали на пол кабинки. Алиса наступила на что-то скользкое и чуть не упала. Неважно. Она найдёт расчёску потом. Это неважно. Алиса вдруг решила, что на лице ещё осталась размазанная тушь и принялась растирать мылом щёки, смывая последние воспоминания.

Ноги уже подгибались от усталости.

Она села напротив смесителя – вода из душевого крана ударила ей в лицо – и закрыла глаза. Непреодолимая слабость сковывала всё тело. Казалось, горячая вода – вместо того, чтобы взбодрить после насыщенного вечера – лишала остатка сил. Алиса ненадолго заснула, провалилась в обморочную пустоту и – испугалась. Она попыталась встать. Но руки соскальзывали со стен кабинки, ноги разъезжались по залитому мыльной пеной полу. Сумев наконец подняться, она выключила воду – всё вокруг тут же затянула тишина, – и чуть не вывалилась из кабинки.

Полотенце.

Алиса едва держалась на ногах. Душ не помог.

Нестрашно, она позвонит ему завтра. Всё равно сегодня, скорее всего, не работает телефон. Во всём отеле. Во всём этом промёрзшем до костей мире не работает ни один телефон.

Но расчёски нигде не было.

Алиса сушила волосы полотенцем, думая о том, как будет выглядеть завтра по утру. Она усмехнулась. В запотевшем зеркале ничего нельзя было разглядеть, и она протёрла зеркало полотенцем.

Собственный вид её не испугал. Волосы, конечно, выглядели ужасно, однако следов туши на лице не оставалось – только губы теперь были бледными и бескровными, как у смертельно больной. Больной. Алиса смутилась. Разговор с банкиром и неловкий танец стали за мгновение неприятными воспоминаниями, вызывающими лишь стыд да ноющую в груди боль. Их хотелось прогнать подальше, в холодную ночь. Алиса смотрела на себя, вздыхая, и – будто не могла узнать. Чего-то не хватало. Что-то пугающе изменило её за последние часы – непоправимо, необратимо, как меняются люди, совершившие то, что уже нельзя исправить.

Серёжка!

Алиса схватилась за мочку уха. Одной серёжки не хватало. Но как? Где она могла её потерять?

Алиса накинула банный халат и выбежала из ванной.

В атриуме? В ресторане? Может, во время этого досадного танца под хрипящую музыку? Где-то в коридорах? В лифте? На берегу днём? Или же здесь, в номере, когда…

Алису трясло. Она осматривала пол у двери, ползая на коленях. Серёжки нигде не было. Она поднялась и уже начала открывать дверь из номера, но остановилась. Она чувствовала, как что-то ждёт её там, в коридоре – тьма, от которой она едва успела спастись, возвращаясь из ресторана.

Алиса зашла в спальню, села на кровать и закрыла лицо. Она не знала, что делать. Диск телефона по-прежнему заманчиво поблёскивал – цифра ноль затёрта чужими пальцами, – но звонить уже не имело ни малейшего смысла, ведь после произошедшего она точно не сможет услышать в трубке ничего, кроме хрипа помех.

Алиса заплакала.

Как она могла допустить такое? Почему это произошло? Швензы на серьгах такие надёжные – они не могли расстегнуться сами. Если только…

Алиса судорожно вздохнула и посмотрела на закрытую дверь. Она ошибалась. Времени осталось немного. То, что она видела в чёрном окне и те невозможные тени – страшные, как беспамятство – пронёсся ближе с каждым мгновением, с каждым вздохом. Скоро их не остановят ни свет, ни закрытые двери. А телефонная линия будет всё так же молчать.

Где-то далеко, за плотно закрытым окном, послышался угрожающий раскат. И вся комната закачалась в такт грому – зашатались тонкие стены, истерично замерцал светильник на потолке, дёрнулась, как от размашистого удара, входная дверь. Раскат повторился, зазвенели хрупкие стёкла. Казалось, весь остров распадается на части, раскалываются бетонные берега, и всё вокруг – похожая на музей гостиница, маяк, пальмы в кадках и тусклые фонари – уходит под чёрную воду.

Комнату пронизывало холодом, который не могли остановить даже стены. Алиса обняла себя за плечи и задрожала.

Ливень бил в стёкла. Лампа на потолке мигала, грозясь в любую секунду взорваться снопом искр и стеклянных осколков.

Алиса вскочила на ноги. Вся комната медленно переворачивалась, как при землетрясении, проваливалась в грохочущую тьму за окном. Алиса схватила трубку телефона и стала набирать номер. Диск заедал, а аппарат трещал так, словно вращение барабана переламывало на части его хрупкие, как высохшие хрящи, внутренности. Алиса ошиблась – перепутала цифру – и, ударив по рычагам, набирала снова, но теперь уже медленнее, стараясь успокоиться, несмотря на рёв проливного дождя.