При звуке имена демона старец Вьяса вздрогнул, но продолжил также сыпать травы на огонь.

     — Все равно ты нарушила мой наказ! — грозно и тихо сказал Мартан. — А потому будешь наказана! Место тебе в зиндане, если не слушаешь старшего брата!

     Царь обогнул очаг, приоткрыл полог и, увидев Каршву, подозвал его.

     — Иди с ним! — сказал затем Анхре и вернулся обратно.

     — Простите меня, благородная! — забормотал Каршва, когда царевна вышла к нему на улицу. — Царь Мартан приказал посадить вас в зиндан!

     — Делай, что тебе велено, Каршва! — спокойно ответила царевна.

     И они пошли к окраине стана.

     — Отчего же так, благородная? — с грустью говорил Каршва по дороге. — Отчего так несправедливо? Нельзя так поступать с молодыми девушками! С сестрой, тем более!

     Парень сокрушенно качал головой, глядя себе под ноги. Шли они, огибая многие высокие юрты. Проходя мимо редких костров и вытоптанные лужаек, и воины-арии, что сидели и стояли там замолкали и провожали взглядами благородную царевну. Те же, кто упражнялся в бое на саблях или копьях, те также останавливали бои и расступались перед Анхрой и Каршвой, многие кланялись ей.

     — А что если? — вскинулся Каршва и, приблизившись к девушке, тихо произнес. — Что если сбежать? А, благородная? Вскочим на коней и ускачем! А я вам буду верен до смерти! И буду оберегать вас! И служить вам! И не дам вас обидеть! И так наказывать не дам!

     — Прекрати, Каршва! Замолчи! — устало ответила Анхра. — Я не буду сбегать, как трусиха! Я ослушалась брата и понесу наказание. Как я покину своего родича? Не быть этому!

     Каршва тяжко вздохнул и они остановились почти у самой городьбы, в малом отдалении от юрт. Перед их ногами зияла небольшая дыра в земле. Рядом на траве лежала лестница.

     Каршва какое-то время все не решался подойти к ней, вздыхал, оборачивался, виновато посматривал на Анхру.

     — Ну давай уже! — не выдержала она. — Опускай лестницу, Каршва!

     Парень подобрал лестницу. Вздыхая и качая головой, опустил ее в дыру и отошёл. Анхра взялась за жерди, встала на верхнюю перекладину.

     — Благодарю за твоё добро, Каршва! — сказала она молодому воину и спустилась в темную яму.

     Каршва, скрепя сердце, вытащил лестницу.

     ***

     На выходе из Базара под навесом конюшни ждали три статных черных коня, накрытые такими же черными шкурами. Расум-Хадэ бросил монетку мальчишке, присматривающему за скакунами и мужчины залезли на них.

     Хини Расум усадил перед собой и девушке было очень неуютно. Одной рукой он прижал хрупкое девичье тело к себе, другой крепко ухватил коня за гриву.

     Тронулись в путь и ехали не спешно. От Базара у залива расходились узкие извилистые улочки среди мелких глинобитных хижин. Копыта коней вздымали желтую пыль. Воины Расума прокладывали дорогу хозяину, отгоняя нечастых уже по вечернему времени неразумных попрошаек и нищих. Обычные же прохожие в простых поношенных и штопаных одеждах шарахались от коней сами.

     Оглянувшись через плечо, Хини увидела мерцающие красным светом уходящего Сурьи воды залива и изогнутые носы больших кораблей, но скоро увиденное скрылось за домами. Дорога пошла чуть в гору. Маленькие дома лепились друг к другу, были они светло-коричневого цвета, не гладко замазанные засохшей глиной, с торчащими жердями, служащими крышами. Низкие стены с кривыми и небольшими окнами на ходу сливались в одну сплошную полосу.

     Через долгое время тряски, дома сменились на более основательные, были они возведены из камня. Улочки расширились и выпрямились, и с них пропали нищие, зато больше стало городских стражников одетых в бордовые безрукавки, светлые штаны и чалмы. На их поясах висели изогнутые ятаганы.

     Позже добрались до ворот внутренней стены. Завидев Расум-Хадэ, стражники вежливо кланялись. За ними пошли добротные дома, многие за высокими заборами и с небольшими садами, в два, а то и в три этажа. Впереди показался белый изогнутый купол самого высокого здания, что Хини видела в жизни.

     Купол рос и приближался, вытягивался в башню из белого камня. И совсем уже близко подъехали они к диковинному зданию, но свернули. Въехали в большой двор по белой песчаной дорожке через открытые высокие ворота. Створки со скрипом за их спинами закрыли слуги. Вдоль дорожки — деревья с желтыми плодами. За ними огромный трехэтажный дом из белого камня.

     Остановились у крыльца, где их уже ждали. Хини приняла и помогла слезть с коня низкая дородная женщина в темном глухом платье и платке.

     — Приготовь ее к ночи, Самхита! — приказал Расум и сам затем спрыгнул с коня.

     Женщина крепко схватила Хини за запястье и потащила за собой через дверь вглубь дома, по длинным коридорам со множеством дверей, тускло освещенным масляными лампадами.

     Оказались в большом зале, где сидели на мягких, ярких окрасом подушках несколько девушек. Но Самхита протащила Хини мимо них и втолкнула в другую комнату, посередине который стояла широкая бочка с дымящейся водой.

     — Мойся! Все! — сказала Самхита.

     И снова Хини залезла в теплую воду. А Самхита терла ее волосы какой-то пахнущей жидкостью и смывала ее, поливая водой из кувшина.

     — Как твое имя, девочка? — спрашивала она при этом, сильно коверкая арийские слова.

     — Рохини, — ответила Хини и зажмурилась, потому жидкость с волос попала ей в глаза и стала щипать.

     — Возрадуйся же, Рохини! — сказала Самхита. — Ибо попала ты в дом Расум-Хадэ, сына везира Зара и род этот славен своим богатством и знатностью. Многие из рода близкие к султану.