Хини кубарем покатилась по земле и больно стукнулась лбом о ствол первого дерева рощи. Настолько сильно, что даже на мгновение потеряла сознание, а очнулась от того что кто то тяжелый уселся на ее поясницу и заломил руки за спину. Мужская рука отбросила волосы с лица и она почувствовала жаркое, плохо пахнущее дыхание возле уха.

     Дас быстро говорил что то на непонятном анарийском языке, слова были невнятными, Хини уловила только «дружба, девочка, хороший, жена», а затем почувствовала прикосновение между бедер.

     Она в ярости зарычала и задергалась, но мускулистый дас навалился локтем на ее шею и голова ее закружилась, перестало хватать воздуха. Затем она услышала шорох платья и ягодицам стало прохладно. Хини поняла, что чернокожий смотрит туда и тут же почувствовала его ладонь.

     Теперь уже она закричала от страха и ужас придал ей невероятной силы. Она задергалась, попыталась привстать и, даже освободившись на мгновение, смогла перевернуться на спину. Тяжело дыша, сквозь упавшие на лицо волосы девушка видела грустное лицо чернокожего парня. Он быстро говорил что то жалобным голосом и двумя руками прижимал ее запястья к земле.

     — Один мужчина, одна женщина, дружба, свадьба, — в потоке заискивающих слов разобрала Хини, пока дас наклонялся к ней. Затем она почувствовала теплое прикосновение губ чужого воина к своей щеке и ей тут же захотел вжаться в землю, чтобы матушка Притхиви приняла ее.

     Отвращение и брезгливость заполнили разум Хини, заставили снова извиваться, сопротивляться и дергать ногами. Правое бедро сильно ткнулось между ног парня и он взвыл от боли. А в следующее мгновение, отпустив запястья девушки, сильно наотмашь ударил ее по левой щеке.

     Голова Хини запрокинулась и зазвенело в ушах. Во рту она почувствовала непривычный и неприятный вкус. Черная трава перед глазами закачалась из стороны в сторону, силы оставили девушку.

     Услышав шорох платья, возню и почувствовав прохладу теперь уже и на своем животе, Хини с трудом повернула голову. Дас грубо и торопливо дергал ее набедренную повязку, царапал низ живота ногтями, часто дыша и взгляд его был устремлен только туда, между ее ног.

     Кинжал на поясе черного воина тускло блеснул рукоятью в свете Сомы и ладонь девушки обхватила его. Резко выдернув его из ножен, она тут же ткнула им в бок наемника, защищенный только кожаной курткой. Лезвие со скрипом по самую рукоятку погрузилось в него.

     Дас закричал во все горло и снова сильно ударил Хини. Вращающийся небосвод перед ее взором заволокло багровым сумраком. Из последних сил девушка выбросила кулак с зажатым кинжалом вперед и вверх, как учил отец, и услышала хрип и бульканье. На лицо брызнула теплая жидкость.

     Затем она почувствовала облегчение на бедрах — дас завалился набок, упав в траву и сознание покинуло ее. Маленький кулачок девушки в бессилии рухнул на землю, пальцы разжались и влажный кинжал скатился в траву.

     ***

     Мартан сидел на высоком вороном жеребце, одетый в простую холщовую рубаху и кожаные штаны. Конь был полон сил и рвался в бег. С нетерпением черные копыта стучали по земле, длинный густой хвост бил по бокам, грива отражала свет.

     Из-за края земли выглянул Сурья и окрасил холмы, реку и десятки юрт бледно-желтым цветом. Первые редкие птицы, разбуженные голодом, носились над густой травой то взмывая в небо, то резко пикируя вниз, едва не погружаясь в желто-зеленую поросль в поисках пропитания. Они редко и коротко чирикали, встречая новый день, но все же стараясь не подлетать близко к сотням лошадей, которые собрались в огромный табун на берегу возле стана.

     — Будешь старшиной над станом, Вагва, пока не вернусь, — Мартан смотрел на пожилого воина сверху вниз, со спины жеребца, накрытого излюбленной серой шкурой волка. Позади него на коне лежали две тяжелые, связанные меж собой сумы и копье. — И мужайся, благородный! Если брат твой жив, то вернем его! Если же нет и боги не помогли ему, тогда привезем тело прощаться и хоронить.

     — Да, благородный царь, — Вагва хмурясь кивнул.

     — Займи воинов частоколом, пускай поставят вокруг стана — уж больно место хорошее, — распорядился Мартан и кулаки его сжали гриву коня. — Индра с нами!

     С этими словами царь направил скакуна на юг и тот побежал легкой рысцой. Табун вслед за ним пришел в движение. Живая река из лошадей и сидящих на них воинов полилась тонкой струйкой по пять в ряд, а затем и больше, устремляясь за Мартаном.

     Вагва отошёл в сторону, провожая взглядом войско. Земля вокруг слегка сотрясалась от топота сотен копыт и высоко поднялась пыль, заслоняя солнце.

     Многие воины были знакомы ему и в прощании поднимали правые ладони или кивали пожилому старшине. Раздавалось частое многоголосое ржание коней, стальное бряцание оружия, до слуха Вагвы долетали обрывки разговоров и редкие раскаты смеха. Воины в хорошем расположении духа покидали стан в предвкушении славной битвы.

     Пять сотен всадников позвал за собой Мартан — две от рода старейшины Атара и три от рода Кухула. Сами же старейшины — не по летам бодрые воины, возглавили свои сотни и скакали сейчас сразу за царем, чуть поотстав. Их длинные седеющие бороды развевались по ветру. Одеты они были так же просто как царь.

     — А что большое селение у зендов? — хмуро спросил у Мартана старшина Кухул. Ехал он на коне гнедой масти и был высок и мускулист.

     — Нет, маленькое, — ответил царь. — Две сотни людей, из них половина воины.

     — А частокол как же? Есть ли он? — теперь уже задал вопросы Атар. Он правил белым конем, держа гриву пухлыми руками.

     — Да, — кивнул Мартан. — Есть частокол и высок он.

     — Значит ломаем ворота, как и всегда? — предложил Атар. — Ворот то двое? Зайдем с обоих!

     — Доберемся, а там посмотрим, — царь чуть в раздражении дернул плечом и спутники его не осмелились больше подавать голосов, памятуя о силе и злобности Мартана.

     Каждый знал и помнил частые истории о том, как выходил из себя царь и рубил людей, чуть осмелившихся перечить ему.