Мартан резво поднялся на ноги, Вьяса с презрением посмотрел ему вслед.
— Твоё слово, Мартан? — бросил старик ему в спину.
— Да-да, — отмахнулся Мартан. — Твои женщины не пострадают. Ты сомневаешься в моём слове, старик?
Мартан откинул полог юрты и внутрь проник широкий луч света, осветив плавающие в воздухе серый дым, пылинки и разноцветные волоски со шкур, что устилали пол юрты.
— Мы же арии, Вьяса! — зловредно произнёс Мартан, обернувшись у выхода. — Благородные крепки своим словом! Или ты думаешь, я стал царем и возгордился, что забыл Веды?
— А как же Рохини? — строго спросил старец. — Или Веды позволили тебе наказывать девочку?
— Как я сказал — так и будет! — теряя терпение, бросил Мартан и вышел. Полог за его спиной закрылся и снова наступила уютная полутьма, освещаемая лишь маленьким затухающим костерком в центре юрты.
— Посмотрим насколько крепко твое слово, царь, — с ненавистью пробормотал Вьяса, но его уже никто не слышал.
Оказавшись на воздухе, Мартан зажмурился от яркого света полуденного солнца, слегка ослепившего его после полумрака юрты, и прикрыл глаза ладонью. Стояла жаркая звенящая погода. Воздух был недвижим на берегу широкой реки, на котором обосновалась армия Мартана.
Тучи жужжащих насекомых кружили в небе, привлеченные запахами пота сотен людей и животных. Отовсюду слышался веселый смех и разговоры, частое ржание коней, скрежет полируемого оружия и редкий перестук топоров. Многие старосты руками своих родичей начали ставить большие юрты. Тянуло дымком десятков костров, смешиваемым с ароматом жареного мяса.
Новоиспеченный царь собрал свое войско из воинов десятков мелких родов, кого уговаривая, кого подкупая, а кого и заставляя. Теперь же все шумные сотни могучих ариев расположились на отдых. Охотники разбрелись по окрестным холмам в поисках дичи, освобожденные боевые кони бродили там же выщипывая редкую траву под присмотром самых молодых воинов, которым не исполнилось еще и пятнадцати лет.
— Что открыл ведун? — осторожно спросил пожилой воин, что ожидал Мартана. Был он высок и мускулист, длинные его русые волосы посеребрила седина, морщинистое лицо с дубленой, много раз сгоревшей на солнце кожей пересекал длинный, давно заживший шрам, явно оставленный вражеским ятаганом.
— Моя сестра на юге и она в опасности, — нервно бросил Мартан. — Отряди два десятка ей на встречу! А лучше три!
— И еще, Вагва, — Мартан пристально глянул на пожилого воина. — Пусть твой брат найдет Анхру, Шагва найдет ее быстро.
— Да, благородный, — верный Вагва слегка поклонился и быстро зашагал прочь. Спустя короткое время конная дружина состоящая из крепких и опытных воинов в количестве трех десятков с сильным топотом, поднимая облака пыли за собой, покинула место стоянки.
Белая лошадь Марута медленно брела по склону холма, по колено утопая в сочной зелени. Голова ее была склонена к земле. Под ушами лошади запеклись потеки крови. Роскошная, бывшая некогда белоснежной, грива сейчас была покрыта грязью, щепками и ошметками желто-зеленой травы.
Неспешно кобыла переставляла копыта и ноги ее подрагивали при каждом шаге. Было очень жарко и Марута часто мотала головой и хвостом, пытаясь отогнать тучу насекомых, что с жужжанием вилась над ней. Путь ее был извилистым, потому что многие кусты и чахлые деревца вставали на пути у навьюченного животного.
Глаза всадницы, что лежала на спине Маруты, были закрыты. Анхра спала на ходу и руки ее беспомощно болтались по бокам лошади. Дыхание девушки было редким и неглубоким. Лицо ее чуть порозовело и теперь уже не казалось таким мертвенно бледным, как предыдущей ночью.
Когда на гребне далекого холма между редких пышных деревьев одна за другой стали появляться стремительные фигуры мчащихся лошадей, то Марута, увидав их, чуть встрепенулась. Казалось, бодрые соплеменники придали лошади сил, она призывно, но негромко заржала и ноги ее пошли чуть быстрее.
Три десятка лошадей устремились к Маруте. Три десятка бывалых воинов умело управляли боевыми конями, ловко лавируя между серыми и бурыми валунами, густыми низкорослыми кустами и невысокими раскидистыми деревцами, спускаясь вниз по склону холма. На дне же их ожидал маленький каменобережный ручей.
Всадники, не сбавляя хода, врывались в холодные стремительные воды, что были по колено лошадям. Взметались белые брызги.
Высоко паря в небе на широко раскинутых крыльях, за спешащими лошадьми наблюдал строгий орел. Он рисовал круги на лазурном небосводе с редкими облачками и почти не мигающим черным взором вглядывался в происходящее на земле. Дыхание Ваю трепало коричнево-белое оперение птицы.
Орел видел как сильные быстрые лошади разных мастей подбегают и окружают одну белоснежную кобылу. Как спешиваются всадники, тянут руки к безжизненной девушке, стаскивают ее, вяло отмахивающуюся, со спины лошади, грузят на большого вороного жеребца в объятия широкоплечего мужчины, табун разноцветных спин срывается с места и устремляется в обратном направлении, но уже не так быстро, а лёгкой рысью, дабы не растрясти драгоценный груз.
С высоты птичьего взора все действие представлялось как перетасовывание мозаики разноцветных каменьев на бескрайнем зеленом покрывале, а затем, подобно степной ядовитой змее, табун лошадей пополз, сильно извиваясь и часто пропадая под кронами раскидистых деревьев.
Орел тут же потерял интерес к произошедшему и издал пронзительный, режущий уши крик, что прокатился над холмами.
— Она здорова, Шагва, но обессиленна, — сказал высокий и румяный воин, вглядываясь пронзительным ледяным взором в лицо Анхры. Борода его была совсем еще не длинной, а густые светлые волосы доходили до лопаток. Одет он был в черную кожаную тунику с нашитыми на ней стальными пластинами.
— Мне думается, она не спала несколько ночей.
Шагва, брат-близнец оставшегося подле Мартана Вагвы, крепко прижимал спиной к своей груди хрупкое девичье тело. Все что он мог видел это густой шелк черных волос Анхры, ее бледную скуластую щеку и закрытые глаза. Лошади ехали не быстро, но всадников все равно потрясывало на спинах скакунов, потому воин положил голову прекрасной колдуньи себе на предплечье, чтобы она не болталась безвольно при каждом шаге скакуна.