– А надо бы. Дурацкая выходка, ничего не скажешь. С другой стороны, откуда Кит было знать, что в это время мы начинаем перегон стада, – проворчал старик, сдаваясь.

Кит подмигнула Джону.

– Кажется, меня простили.

– Не будь самонадеянной, Кит, – предупредил старик, однако вполне миролюбиво.

В разговор вмешалась Пола.

– Признаюсь, когда я увидела внизу бегущее стадо и ковбоев, а вблизи ни камеры, ни съемочной группы, ни статистов, я вдруг поверила, что Дикий Запад еще существует.

– Он существует, мисс Грант, – улыбнувшись, спокойно подтвердил Беннон.

Кит не заметила иронической усмешки подруги, ибо была поглощена своими мыслями. Сегодня днем Беннон был одним из тех ковбоев, в лосинах и на коне, озабоченный лишь одним – как собрать разбежавшееся стадо. Сейчас, одетый в смокинг, в шикарном банкетном зале отеля, он свободно и непринужденно участвовал в светской беседе.

– С воздуха, мистер Беннон, мне показалось, что у вас отличное породистое стадо, – решился высказать свое мнение Джон. Это вызвало улыбку у Кит, сомневавшейся, что Джон способен разбираться в этом.

– Таковы условия рынка, – ответил Старый Том. – Я оплачиваю привилегию разводить породистый скот.

– Проще было бы продавать, – заметил прагматичный Мори.

– Мы, скотоводы, преданы своему делу, мистер Роуз. И не изменяем ему. Мы просто вымираем.

– Все, как в лучших традициях Запада, – не удержавшись, съязвила Пола.

– Вы не верите в традиции, мисс Грант? – посмотрел на нее Беннон.

– Разве вам не известно, что традиции умерли вместе с Джоном Уэйном, последним голливудским ковбоем. Сейчас это лишь сентиментальная чепуха. Кто теперь верит в это? – заметила Пола, глядя на него поверх поднятого бокала.

– Вы, молодежь, жестокий народ, – покачал головой Старый Том. – Ни во что не верите. Может, мое поколение и кажется сентиментальным, потому что не может без слез произносить слова: «Боже, благослови Америку»[3], но в наших чувствах мы искренни. Вы же не можете позволить себе такой роскоши, как искренность, потому что боитесь ее. Вот вы и стали холодными и быстро ломающимися.

Пола невольно поднесла руку к горлу.

– Может, мы такие потому, что в детстве нас сильно били по рукам линейкой.

Старый Том неодобрительно хмыкнул, уловив непочтительность в ее тоне.

– Не пытайтесь убедить меня вашими россказнями о том, какие вы реалисты. Вы мало что в этом смыслите. Я из того поколения, которое, строя города, в одном конце их возводило церковь и школу, в другом – публичный дом. Вот это я называю реализмом.

Кит хорошо знала Старого Тома и понимала, что для него это лишь легкая разминка. Смеясь, она шутливо подняла руки вверх.

– Все, мы сдаемся.

В это время оркестр заиграл медленный вальс.

– Послушай, Том, ведь это наша песня.

– Песня? – нахмурился старик.

– Наш вальс, – с невинным видом поправилась Кит, – первый вальс я отдаю тебе. Вашу руку, сэр.

– Ты все это придумала, чтобы заставить меня замолчать, не так ли? Боишься, что я обижу твоих друзей.

– Ты угадал. И еще – мне чертовски хочется танцевать.

– Хочешь одним ударом двух зайцев убить, не так ли, малышка?

– Что-то в этом роде, – усмехнулась Кит.

Старый Том, довольно хмыкнув, отдал должное ее сообразительности.

– В таком случае покажем им, как надо танцевать медленный вальс, – сказал он, обхватив ее за талию.

Беннон проводил их взглядом и снова вернулся к гостям Кит и, в частности, рыжеволосой женщине, с любопытством изучавшей его.

– Ваш отец... – начала Пола и запнулась в поисках нужного слова.

– ... личность? – тихо подсказал ей Беннон.

– Да. Это подходит. Спасибо, мистер Беннон.

– Можно просто Беннон. – Он снова посмотрел в зал на медленно вальсирующих отца и Кит. – У моего отца на все есть свое мнение, и он не боится его высказывать.

– Да, это видно, – медленно и сдержанно промолвила Пола. – Я ждала, когда он назовет нас самонадеянными молокососами или что-то в этом роде.

– Сколько лет вашему отцу? – поинтересовался Мори Роуз.

– Восемьдесят два.

– Неужели? – искренне удивился Чип. – Ему не дашь столько.

– Нам бы дожить до его возраста и остаться такими молодцами, – задумчиво промолвил Мори, похлопывая себя по животу, – у меня, боюсь, мало шансов на это.

– Прошу прощения, – извинился Джон. – Я выйду на террасу покурить.

Мори кивнул.

– Иди, Джон. В случае чего, я скажу Кит, где тебя искать.

Уход Джона прервал общий разговор, и Мори решил этим воспользоваться.

– Насколько я знаю, вы давно знакомы с Кит? – спросил он Беннона.

– Давно, – ответил Беннон и снова посмотрел в зал. – Мы выросли вместе.

– Ах, вот как это было! – невольно воскликнула прислушивающаяся к их разговору Пола.

Беннон с интересом взглянул на нее.

– Да, так это было, – спокойно ответил он и снова посмотрел на танцующие пары. Ему показалось, что лицо отца покраснело. – Простите, я должен выручать отца. Кажется, он переоценивает свои силы.

Старый Том, вальсируя с Кит, в который раз заставил другие пары потесниться к краю.

– Ты знаешь, что на нас все смотрят, – пожурила его Кит.

– Потому что я танцую с самой прекрасной женщиной в этом зале. Видела бы меня моя Бьюти. Она бы приревновала меня к тебе. Нет, вру. Она никогда бы этого не сделала. Она любила тебя как дочь.

– Я тоже ее очень любила.

– Мне так не хватает ее, Кит.

Тут старик впервые сбился с такта, но тут же поправился. Но он уже утратил прежнюю ловкость. Встревоженная Кит заметила бисеринки пота на его лбу.

– Ты устал? – спросила она заботливо и вдруг пожалела, что позволила старому ворчуну так лихо кружить себя.

– Бенноны – как сенбернары. Выглядят старыми с самого рождения, – сердито отшутился Том и, чтобы не дать ей далее проявить заботу о нем, спросил: – Ты надолго к нам, Кит? Или это один из твоих очередных коротких налетов?

– На этот раз надолго, пока не закончатся съемки. Я успею надоесть вам.

– Только не ты, Кит. Никогда, – с грубоватой искренностью в голосе проворчал он.

В эту минуту рука Беннона легла ему на плечо. Сын с вызовом посмотрел на отца.

– Теперь мой танец, отец, не так ли?

Старый Том с легким поклоном передал ему Кит с такой готовностью, что она уже не сомневалась, что старый упрямец порядком устал. Это встревожило ее.

Беннон, обхватив ее за талию, продолжил танец. Через тонкую ткань перчатки она чувствовала тепло и шершавость его мозолистой ладони. Обручальное кольцо, которое он все еще продолжал носить, тускло блестело на этой загорелой огрубевшей руке, напоминая Кит о том, как он сказал ей, что любит ее, и неожиданно женился на другой. Должно быть, он любил ее так сильно, как она его, грустно подумала Кит.

Повернувшись, она поискала глазами Старого Тома и наконец увидела его у стены. Он вытирал мокрый лоб носовым платком, и, когда прятал платок в карман, рука у него дрожала.

– Я не должна была заставлять его танцевать, – расстроенно прошептала Кит.

– Ты доставила старику огромное удовольствие, – успокоил ее Беннон.

– И все же я рада, что ты появился вовремя. – Она действительно была рада.

– Как же могло быть иначе, – улыбнулся Беннон. – «Еще один танец, еще один...» Помнишь эту пластинку? Мог ли я пропустить танец с тобой? Когда-то мы любили танцевать. Я не забыл этого.

– Ты помнишь все наши танцы, Беннон? – спросила Кит, подняв голову и глядя ему в глаза.

Господи, сколько раз она гадала – вспоминает ли он о ней когда-нибудь?

– Сейчас, танцуя с тобой, я вновь повторяю каждый из них.

– Но это было так давно! Более десяти лет назад.

Его сильная рука, уверенность, с которой он вел ее в танце, – все это было до боли знакомо. Только тогда, десять лет назад, он держал ее крепче и совсем близко, а кружились они в вальсе совсем медленно...