- Вы лжец, доктор! - Она засмеялась ему в ответ. - Вы все должны знать, или обязаны были узнать о пациентке. - С ней еще не случалось, чтобы ее не хотели изучить до кончиков волос и ногтей. - Вы обязаны знать всю чепуху, которая написала в карте больного.

  И мне было не до моего расшалившегося нерва внизу живота, я все внимание обращала на вас, и это вас угнетало и подавляло.

  Меня до потери пульса интересовало то, как вы новыми глазами взглянете на меня прооперированную. - Они обменялись понимающими взглядами, как продавец и покупатель обмениваются товаром и деньгами, и она ощутила то же самое, что и вчера, когда нерв внизу живота готов был взорваться.

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Чудовищный обман

  Simona Mercedes даже не подозревала, что нерва никакого не было, это плод воображения девушки, которую терзают муки творчества еще не созданных идеальных трусиков, и еще она волнуется перед свадьбой, которая не видна, потому что жениха пока нет официально.

  От доктора Mario Pisa исходил холод, беспокойство, страх, равнодушие и неуверенность в завтрашнем дне, обозленность и слабость, - все те качества и чувства, которые присущи настоящему мужу.

  Неверный, ненадежный, поэтому настоящий жених без лжи, без притворства.

  Она знала доктора уже очень хорошо и чувствовала, что он пытается защитить себя от окружающих претенденток на его руку и сердце, оттого у него на душе ад и беспокойство.

  Сколько в нем безразличия и небрежности, что очень важно для доктора, который с чистой совестью должен удалять часть тела у своего пациента.

  - Куда вас отвезли Санта-Клаус и полицейские, когда ваши родители продали вас в пансион? - Доктор Mario спрашивал холодно, в голосе его проскакивали нотки любопытства.

  Он внимательно смотрел на ее грудь, и ему показалось, что грудь поднимается в волнении, и на нее падает тень далекого воспоминания, которое стучит в сердце.

  Трудно не дышать, когда после прожитого ночью возвращаешься обратно в этот мир.

  - Отвезли меня в приют для особо одаренных детей.

  Одиннадцать лет в приюте промелькнули, как одна ночь на операционном столе.

  Сначала мне говорили, что меня очень скоро заберут в правительство в бункер, работать на военную машину, и посылали в разные департаменты - вдруг, я там изобрету что-то необыкновенное для войны, например, сыворотку продления жизни для раненых солдат. - Глаза у нее веселые, и хотя он пытался перебить ее рассказ своими замечаниями, сердце у нее растаяло.

  Сколько волнительных моментов она пережила, когда совсем еще маленькая выступала перед пожилыми ветеранами правительства, осталась одна перед огромным миром лжи и насилия, а потом, когда ее возвращали в приют, жила со сверстниками, совершенно чужими.

  Яркая судьба выпала ребенку, которого отдали в науку. - У меня не оказалось ни одного математического таланта, потому что я девочка.

  В одних департаментах я жила по несколько месяцев, пока не находился специалист, который замечал мою ненависть к математике.

  В других бункерах я жила неделями, в иных - месяцами на воде и хлебе, потому что голод, якобы, стимулирует работу головного мозга.

  А кто-то, вообще, не хотел со мной расставаться, и меня возвращали в приют под конвоем, силой отбирали у дряхлых генералов.

  С тех времен мало что изменилось в департаментах, все хотят взять на работу гениального ребенка и не платить ему ни цента.

  Всем нужна бесплатная рыжеволосая кукла с острыми локтями, которыми пробивает себе дорогу в жизни, к тому же еще с веселыми веснушками.

  - По-моему это чудовищно, - он содрогнулся, и она задрожала вместе с ним.

  - Умной меня считали многие, но очаровательной - только избранные.

  Я почти все время смеялась, и это мешало работе.

  И почти все время наводила страх на политиков, они боялись, что я свергну их с насиженных мест.

  Я быстро забыла цвет волос родителей, обожала чужих людей, которые меня посылали.

  Может быть, все они были очень хорошие, ничуть не хуже полярников или дровосеков.

  Я по ночам писала стихи, в темных углах ставила свечки, чтобы не бояться, что из темноты высунется волосатая рука, однажды спрятала под кроватью бобра, который не хотел вылезать обратно.

  Меня отсылали обратно в различные департаменты и говорили, что я слишком общительная до неприличия.

  Содержатели приюта меня хвалили и говорили, что я должна меньше нравиться посторонним.

  Они пытались меня пристроить в департамент рыбной промышленности, старались три года, пока мне не исполнилось восемь лет.

  Но я уже стала слишком взрослая и при этом очень красивая.

  В одной политической партии, куда я попала, как математик, решили, что я чересчур красивая для математика и заставили носить длинный белый парик из синтетического волокна.

  От парика воняло ацетоном, и я постоянно чихала, отчего мой нос распух и стал красный, как томат, корнями уходящий в мозг.

  А когда я вернулась в приют, то меня намазали лосьоном для роста волос.

  Маленькая девочка превратилась в обезьяну и радовала всех густой шерстью.