– Не гневайся на нас баб Шура – сконфуженно произнёс Никифор. – Спасибо за всё. Прощайте.
Баба Шура сделала полукивок, младший взял корзину, взглянул на Вальку и тот ему моргнул. Всё трое вышли, перешли через дорогу и зайдя в лес остановились. Прошло около часа, из ворот показался Валька.
КУКЛА
Спасительное слово – эвакуация. Пятилетнюю Зоечку с мамой распределили в глухую деревню, поселив у одинокой старушки – бабы Серафимы.
Зоя видела и понимала радость мамы, когда сообщили, что их увезут из прифронтового города. „ А мы в ива… куця.. куц… едем“ – в конец уставала произносить незнакомое слово Зоя, хвастаясь попутчикам о своём путешествии.
Стояла ранняя весна, воздух ещё не прогрелся. Маму Зои, до этого не бывавшую в деревне, определили дояркой, через несколько дней она легко управлялась с десятком коров, успевая помогать бабушке Серафиме в огороде ; трудолюбие и быстро схваченные навыки сельской жизни пишлись бабушке Серафиме по душе. Она, чьи дети умерли от голода, давно отвыкла от семейного уюта, но сейчас расположилась к своим постояльцам и вскоре считала их родными. Зоя с первых дней привыкла к бабушке с разу завела подружек и как старая знакомая свободно ходила в гости по соседям. Всегда весёлая и озорная, в один день пришла она грустная; на все расспросы бабушки Серафимы отмалчивалась и только когда мама пришла с фермы кинулась к ней: ” а моя кукла не приедет в ива..куц…ю?” – с влажными глазами спросила Зоя. Мама прижала её и заплакала.
– Твоя кукла… милая… – пытаясь скрыть дрожащий голос тихо произнесла мама – твоя кукла ждёт тебя на твоей кроватке. Мы вот чуть-чуть побудем у бабушки Серафимы и скоро вернёмся домой.
– Я куклу хочу – уже не сдержавшись зарыдала Зоя.
– Дитё ж без петрушки – по старинному называя игрушки всплеснула руками бабушка Серафима. – Внученька – она погладила Зою по голове, другой рукой утирая себе слёзы – мы завтра сходим с тобой к дяде Кузьме, у него собачка ощенилась и он подарит нам маленького щеночка. Вот тебе и дружок. Вместе играть станете.
Зоя не совсем поняла что значит щеночек но знакомое слово собачка её ободрила –“мы собачку заберём?” – с надеждой посмотрела она на бабушку огромными синими глазами.
– Маааленькую собачку, щенка стало быть – показала бабушка руками размер новорождённого.
Мама Зои делала знаки бабушке, и она переведя разговор стала говорить Зое ласковые слова, а потом вышла в сени. Мама успокоила дочку, усадила её на пол вышла.
– Баб Серафима Вы простите меня. Я как то грубо поступила
– Ну что ты доченька, я ж понимаю.
– Да нет, вы не поняли. Если привести ей щенка, его ж кормить надо, пищать будет. А Зойка ему всё скормит. Сама не поест, а ему даст. До этого ли нам.
– Ну что ты доченька, дитю радость так и стерпеть можно.
– Нет баб Серафима. И так Вы добры к нам…. – еле договорила мама, заглушая подступающий к горлу ком.
Обе посмотрели друг на друга и зарыдав обнялись.
– Вот тебе кукла – бабушка Серафима протянула проснувшейся Зое большую и мягкую зверушку, не то слона без хобота не то похожего на него, с четырьмя ногами и глазами из белой и серой пуговиц – это мама зверушку привела .
Зоя заулыбалась, закричала, схватила зверушку, подкидывала, обнимала, целовала. Наспех одевшись, она выскочила из дома, оббежала всех соседей, своих подружек делясь радостью. Зоя не расставалась с куклой и не засыпала не обняв новую игрушку.
Наступила холодная осень. До последнего мама терпела, всё туже кутаясь в фуфайку, накинутую на тонкий жилет. “Нельзя же так. Заболеешь и ещё что хуже, как же дитё тогда” – уговаривала её бабушка Серафима. Проснувшись в одно утро, щупая вокруг рукой Зоя не нашла любимую игрушку: “Зверушка ушла в лес, у неё там подруги. Она придёт скоро”– успокаивала её бабушка Серафима. А мама Зои шла на ферму в шерстяных колготках и тёплом свитере с белой и серой пуговицами.
Ранней весной, как только начало греть солнце, из лесу вернулась зверушка и Зоя была счастлива. Потом, в разные времена года, зверушка снова уходила в лес и снова появлялась, пока Зоя не обняла свою старую куклу.
ОКУНЬ
Проснувшись, Матвей улыбнулся заглядывавшему в окно солнцу. Он поздно заснул, долго ворочался в кровати – утром с ребятами он пойдёт на первую в жизни рыбалку. Отец его, вечно занятый, не рыбачил, а с ребятами Матвея не отпускали, хотя речка была близко. “Вот закончишь в этом году музыкальную школу, тогда летом ходи на рыбалку ” – пообещала зимой мама. Матвей с нетерпением ждал лета и последних экзаменов в нелюбимой музыкальной школе. Но потом мама повезла его с собой на неделю – навестить тётю Дарью, и вот сегодня он наконец впервые поймает окунька, а окуньки в их речке водились большие и очень красивые. Матвею казалось, что про окунька он знает всё : как питается, в каких водоёмах живёт, когда нерестится; он прочитал все книги об этой рыбе, какие смог найти в городской библиотеке. Особенно ему нравился окрас – пёстрый, яркий. Матвей тысячи раз представлял первую рыбалку: он нанизывает на крючок красного червяка, закидывает удочку и ждёт; поплавок окрашенный зелёной краской, которую ребятам подарил сосед дед Тихон, стоит спокойно в воде, потом резко дёргается, снова всплывает и наконец быстро пропадает в воде, Матвей хватает удочку и дёргая вверх подсекает, потом медленно тянет леску к берегу и вот уже показалась рыба – окунь с красно-оранжевыми полосками, лоснящийся на солнце, Матвей каждый раз представляя этот момент, начинал ощущать в руках тяжесть удочки с уловом на конце.
Матвей собирался вставать, когда услышал громкие разговоры из кухни. Прислушался; бабушка о чём-то спорила с отцом и невесткой – мамой Матвея. Слов было не разобрать – говорили тихо. Матвей оделся и вышел. “Теперь надо! Теперь вы у меня не отговоритесь. Теперь я вам его не отдам” – настаивала бабушка. “Кто знает, как обернётся!” “Мама! Ни то время ! И Матвей скоро будет комсомольцем!” – аргументировала мама. “Времена доченька всегда одни – земля и небо всегда есть. Не дай Бог Колю вон заберут, сынок об отце молиться будет. Глядишь и пронесёт!” – бабушка была тверда. “Мама ну что Вы такое говорите! Война скоро закончится, очень скоро. Совсем сразу. ” “Доченька, видала я войну и не одну. Молитва и то время требует, а война и подавно. ” ” Пусть крестит” – махнул рукой отец, собравшись выходить с кухни и только сейчас заметил Матвея.
– Сынок, проснулся уже – отец погладил его по голове.
– О чём вы тут говорили, о какой войне? – спросил взволнованный Матвей.
– Война началась – вскрикнула мама, села на стул, закрыла голову руками и заплакала.
– Ты не бойся сынок – отец прижал к себе сына. – Ничего не бойся.
– Я и не боюсь – тихо ответил Матвей пытаясь показать твёрдый тон.
– Ты моя кровинушка – кинулась к Матвею бабушка. – Собирайся, пойдём в церковь крестить тебя.
Матвей не понял о чём речь, что значит “крестить” и слово ”церковь” – вызвала у него волнение. В школе говорили, что в церковь ходить не надо и даже нельзя и всё в таком духе. Дома о церкви никогда не говорили, хотя он раз видел у бабушки на шее маленький оловянный крестик. Бабушку Матвей любил и доверял ей все свои мальчишеские тайны, и сейчас вернулся в комнату одеваться забыв о рыбалке и о желанном окуне. Он даже забыл спросить с кем война и когда началась, ведь вчера перед сном никакой войны не было. Бабушка схватила Матвея за руку и выбежала из дому. По дороге, он уже осознав произошедшее на кухне расспросил обо всём бабушку. Она ответила парой слов, но на вопрос зачем они идут в церковь говорила долго и подробно; “ты только не волнуйся родной делай всё как скажет батюшка.”
Матвей знал, что церковь в городе осталась всего одна, недалеко от их дома, и когда он проходил мимо неё обращал внимание на пустой двор и запертую калитку. Прежде, чем войти в церковь, бабушка перекрестилась, показала Матвею как это делать, он путал очерёдность, и только когда трижды правильно перекрестился, бабушка тихо открыла дверь. “Людей – то, людей”– удивилась она увидев, почти полный храм. В храме стояла тишина, которой Матвей прежде никогда не чувствовал – понимание этого удивило его, только шёпот женщин нарушал тишину, он вспомнил, что часто слышал такой же шёпот из комнаты бабушки и когда она готовила; – “ молятся ” -объяснила бабушка.
