Чёрт! Неужели догадался, что из-за непонятной реакции на него нахожусь в ступоре?!. От самодовольной надменности зверею:

– Или чтобы выйти из зала и подняться в номер, мне тоже в очередь встать?

Мужчина изучает до неприличия долго. Точно оценивает, примеряет, сравнивает:

– В свой – нет, а вот в мой – да…

– Хам! – шикаю возмущённо, намереваясь ударить, но пощечины не случается. Даже пикнуть не успеваю – верзила без особых усилий перехватывает руку возле своего лица и, заломив мне за спину, рывком подтягивает меня к себе настолько близко, что утыкаюсь носом в широченную грудь. Ощущаю пьянящий аромат, снова дурею.

– Так бьют, когда жаждут поцелуя, – вкрадчивый шёпот обжигает ухо. Тело неотвратимо задаётся жаром, щёки горят. Боюсь даже пошевелиться. Интимный тон окунает в пучину грёз, похлеще чарующего пения Лаурьер. – Но вы не в моём вкусе, – леденеет голос наглеца. – Проходите.

Задыхаюсь от негодования, но кого это волнует?!. Ни секунды немедля, охранник подталкивает меня в спину к выходу. Чуть не ухаю на пол, но чтобы окончательно не проиграть сражение, гордо выпрямляюсь, вскидываю подбородок и, не глядя назад, иду к дверям. Впервые не знаю, что сказать.

Выскакиваю в фойе и глубоко вздыхаю. Охранник – сволочь, тварь… мерзкий тип. Как позволил себе такую наглость? От возмущения киплю будто вода на огне. Стоп! Какое мне дело до секьюрити? Своих проблем навалом. Взглядом потерянно блуждаю по оживлённому холлу, – мраморные колонны, стены с картинами, большие окна, мягкая мебель, ресепшн, довольные посетители, работники, – пока не останавливается на собственных руках. Одна из них занемевшая, всё ещё стискивает мобильник. Из-за охранника совсем забываю о маньяке – словно помутнение случается и рассудок отшибает. Такое возможно?.. Ерунда какая-то. Самодовольное, циничное хамло своей выходкой вытесняет мысли о телефонном имбециле?.. Брр…

– Вит, – слышу голос Костика. Друг спешно нагоняет. Не оборачиваюсь, но на силу разлепляю непослушные губы:

– Нехорошо себя чувствую!.. – кидаю через плечо и ускоряю шаг. Хм… Позвонить мужу или нет?.. Если позвоню, будет волноваться, может сорваться в Москву, а это вредно для его сердца. Лучше промолчать. Со мной равняется Мичурин:

– Что случилось? – смотрит в упор.

– С кем? – придаю голосу лёгкости. Неужели Костя заметил выходку охранника и мой казус. Позор!

– Почему так поспешно ушла? – терпеливо поясняет друг.

Наконец, осмеливаюсь покоситься назад – толпа ещё не рассеялась, но наглеца-секьюрити не видно. Слава богу!.. Чуть мнусь, но решаюсь и протягиваю мобильник Костику:

– Опять сообщение! Вадиму не хочу говорить, надеюсь, и ты промолчишь.

Мичурин хмурится. С минуту изучает звонки и сообщение. Задумчиво поджимает губы и возвращает трубку:

– Ты права. Не стоит его беспокоить, и так последнее время чувствует себя плохо, – берёт меня под локоть, увлекая к лестнице. – Но и Александру ты обещала, что, наконец, обратишься за помощью. Самое время! Вит, ты же понимаешь, что это значит… – вопрос риторический – только киваю, опуская глаза. – Преследователь знает, – понижает голос друг, – чем ты занимаешься, где и что делаешь в данную минуту. Это плохо. Очень плохо…

– Понимаю! Всё понимаю, – устало качаю головой. Мы останавливаемся перед ступенями. Пропускаем спускающихся и медленно идём наверх.

В номере спешно принимаю лекарство, скидываю одежду, умываюсь и падаю на постель – долгий, нескончаемо насыщенный день. Пора спать! Утро вечера…

Приняв душ, одеваюсь в тёмно-синий костюм: глубоко-декольтированный пиджак с белоснежным топом и зауженные брюки на тоненьком ремешке. Чёрные туфли на высоком каблуке. Классический бардак на голове чуть упорядочиваю, закрепив непослушные локоны на затылке, но самые вредные выбиваются, обрамляя осунувшееся лицо. Ещё бы, добрые полночи не спала. С макияжем не усердствую – чуть туши, блеска для губ. На улице хоть и июнь, но погода совсем не радует – хмурая серость висит с утра. У парадного выхода уже ждёт такси.

– На Вознесенского семнадцать, – откидываюсь на спинку заднего сидения «Пежо».

Знаю, не лучшая идея ехать одной, – маньяк где-то рядом, – но Костика не хочется беспокоить по пустякам. К тому же не собираюсь гулять, доеду до места, оттуда сразу обратно. Вряд ли посмеет напасть…

В планах встретиться с колдуном. На днях прошёл слух, что появился сильный ведьмак. Узнав, где и кто, секретарша быстро созвонилась с ним и договорилась о встрече. Мне нужно проверить, насколько он хорош или плох. Иннокентий Никифорович назначил приём на четырнадцать. Послушаю, что скажет. Кто знает, а, может, и правда, удивит?!. Так или иначе – встреча, а потом назад в Питер! Ура! Уже скучаю по дому, мужу…

Смотрю в затенённое окно. Москва ужасает размахом, суетой и архитектурными изысками, пестрит рекламами, вывесками, щитами. Магазины, бутики, салоны, кафе, рестораны – мелькают сплошными бесконечными полосами вдоль широкой многорядовой дороги, под завязку полной всевозможными машинами. Бибикающими, подрезающими, торопящимися, наоборот, тормозящими. В Питере очень похожая картина, но в столице ощущается необъяснимая суета и давление. Неродная… чуждая…

Мой водитель ловко управляет авто – перестраивается, точно в шахматы играет, женский голос из навигатора навязчиво вещает:

– Через двести метров сверните налево. Через сто восемьдесят метров сверните налево. – И плевать, что авто на третьей центральной полосе.

Шофёр уверенно поглядывает в зеркала, занимает пустующее место, целенаправленно приближаясь к повороту.

Закрываю глаза и погружаюсь в раздумья. Слишком много всего произошло за два дня. Новые угрозы, налоговая, завещание, недуг мужа, поездка в Москву, подписание договора, встречи… Наглые секьюрити… Подарки от Ивакина… Как бы не чокнуться и так всякое мерещится. Точно! Совсем забыла. Чуть помедлив, распахиваю сумочку и выуживаю зеркальце – презент мужа. Осторожно открываю, и не сразу решаюсь глянуть –так боязно. Кручу в руках, несмело гляжусь.

Отражение моё… слегка напуганное. Всматриваюсь – вроде никого больше нет. Вот и отлично! Захлопываю и убираю – пусть лежит в сумочке. Машина плавно сворачивает на очередном повороте, водитель тормозит:

– Приехали!

Расплачиваюсь:

– Подождите здесь. Я не больше часа, а потом обратно.

Шофёр кивает и выходит из авто. Услужливо распахивает передо мной дверцу.

– Спасибо! – бросаю, рассматривая стандартную пятиэтажку в народе прозванную хрущёвкой. Серо-жёлтую, облицованную мелкой плиткой. Поднимаюсь на крыльцо, набираю на кодовой панели тринадцать. Мелодичная трель довольно долго сигналит – даже подкрадывается ощущение: никого, как вдруг неровно пропев, согласно пиликает: входите. Дверь поддаётся легко. Всегда считала, что на каблуках могу даже бегать, но подъём на четвёртый этаж ощутителен для ног. Дверь нужной квартиры приоткрыта, но, секунду помедлив, благовоспитанно стучу – молчание. Стучу настойчивей – тишина. Кхм… Что ж, не тарабанить же! Берусь за ручку и чуть сильнее распахиваю дверь – она мерзко скрипит в ответ, отворяется. В нос бьёт сладковатый запах палёного сухостоя, а точнее, марихуаны. Морщусь и несмело ступаю внутрь:

– Здравствуйте, – робко заглядываю. – Мы договаривались на сегодня.

Света нет – только уличное. Дощатый пол, как и дверь, поскрипывает. От каждого шага по коже высыпает морозец – за мной следует тень, но так жутко странно, что непроизвольно вздрагиваю, только останавливаюсь осмотреться. Обои длинного коридора обшарканы, местами обвисают. У первой комнаты нет двери, пожалуй, также, как и у кухни. Она ближе. Заглядываю и повышаю голос:

– Иннокентий Никифорович!

Зеленоватая краска на стенах облуплена. На полу – местами вздыблена, местами смыта. Некогда побелённый потолок пожелтел. Мебель – старая, полки – сломаны, дверцы частично отсутствуют. Почерневший от копоти чайник-свисток на грязной газовой плите. По соседству, на ближайшей конфорке, сковородка с жареной картошкой, неизвестно какой давности.