Да, все знали, что предложил его начальник отдела полковник Можайский, под чьим руководством лейтенант Ерохин когда-то служил в ОВД Невского района. Но всё равно, была в этой истории какая-то недосказанность. Тем более, что в начале, когда группа только формировалась, должность начальника исполнял Полежаев, чьи карьерные амбиции оказались сильно ущемлены. Видимо потому, и не сложились отношения начальника с заместителем.

Как сорокалетний мурманский опер, совсем недавно получивший майора, мог совершить такой прыжок? И как его утвердил генерал Мостовой?

Но удивительнее всего было то, что сам Ерохин не раз задавался тем же вопросом. Полтора месяца назад звонок Можайского застал его врасплох. Да и уехал он не от того, что прельстился должностью (хотя зарплата существенно возросла), а из-за горечи недавнего развода, решив начать жизнь с чистого листа.

Степанченко отыскал нужный файл, – Умерший Свиридов, … – начал он, но был прерван, – Это мне известно. По нему Варёный с Байкаловым отрабатывают. Ты мне по регистратору расскажи.

Степанченко задумчиво нахмурился, и стал шарить в компьютере. Изъятый с «субару» регистратор оказался единственным из пяти, что вёл запись.

– Мы тут с Ренатом несколько раз просмотрели… К сожалению, сквер не попал – неудачный ракурс. Виден Казарменный вдоль сквера. Запись, конечно, не ахти – далековато, но кое-что есть. Вот.

Ускоренно прокрутив, Степанченков запустил фрагмент.

– По данным экспертов, примерно за десять минут до происшествия.

На пустынной улице появилась спина удаляющегося мужчины. В футболке, со спортивной сумкой. Поравнявшись с боковой дорожкой сквера, он внимательно посмотрел на место происшествия. Напряжённо огляделся. Кивнул кому-то на противоположную сторону.

– Там кто-то был, – прокомментировал Степанченко, когда персонаж одевал оранжевую рабочую куртку, извлечённую из брошенной на траву сумки. Ерохин стиснул зубы. Он слышал висками удары сердца. Новоявленный рабочий стал расхаживать по переулку взад-вперёд, как маятник. Когда он направлялся навстречу, Ерохин вглядывался в отдалённое лицо.

– Что с личностью?

– Нечётко. Далековато, да и разрешение не очень, – замялся Степанченко, – Но я вчера восстанавливал тремя разными прогами. Кое-что есть. Сейчас запущу на поиск по базам фототек.

– Так запускай. Не жди, – Ерохин потряс спинку стула.

– Досматривать будем? – недовольно спросил Степанченко.

– На стрёме стоит. И так понятно. Или там ещё что?

– Сейчас подтверждение увидим.

И точно. Вдалеке, со стороны Петроградской набережной, на Казарменном появилась фигурка женщины с увесистым пакетом в руке и медленно двинулась в сторону сквера. Гулявший вразвалочку «рабочий» встрепенулся и марафонским шагом зачесал в её сторону. Завязался разговор. Было видно, как оранжевый жестикулировал, махал себе за спину, затем в сторону набережной.

Ерохин придвинулся вплотную к экрану, – Задерживает.

– Возможно. Но не факт. – Басовитый голос из-за спины заставил Ерохина повернулся. Невысокий коренастый мужик, на вид лет тридцати пяти, напоминал борца. Про таких говорят «широкая кость». Полежаев протянул руку и крепко пожал, – Может оказаться обычным рабочим, выполнявшим приказ бригадира.

– Во время происшествия? – ядовито спросил Ерохин.

Полежаев дёрнул плечами и плюхнулся в ближайшее кресло.

– В любом случае, он должен был что-то видеть, – от возбуждения Ерохин перескочил тоном выше, – Его надо вычислить и разыскать.

 Степанченко кивнул на экран, – Уболтал, – Женщина развернулась и пошла обратно.

– А тётку выцепил? – быстро спросил Ерохин.

– Слишком далеко. Да и этот её спиной закрывал.

– Фиг с ней. Ты поиск запускай. Не тяни.

В своём маленьком, но уютном кабинете Ерохин завалился в кресло. Он нервно выстукивал карандашом строевой парадный марш. Воспоминания метались в голове, как стая юрких аквариумных рыбок. Теперь, когда его версия получала зримое подтверждение, перед ним всплывали дни противостояния. И кабинет подполковника Рухляды.

Психолог разбирался тщательно. Беседовал с каждым по отдельности. С ним, с Полежаевым, с остальными сотрудниками. Рухляда не давил. Психолог не должен влиять на ход дела.

– Отчего люди так привержены собственным идеям? Как вы думаете, Сергей Васильевич? – вопрос был неожиданным и Рухляда продолжил, пока Ерохин собирал мысли в кучку, – Почему спорят и не понимают друг друга, с пеной у рта доказывая собственную правоту?

Рухляда, маленький и щуплый, обладал твёрдым голосом наставника. Через этот голос изливалась его сильная внутренняя харизма. Ерохин тщательно скрывал волнение, всегда пробиравшее в этом кабинете. Он принял сказанное на свой счёт и вновь повторил свои выкладки.

Подполковник терпеливо ждал завершения пламенной речи.

– Сергей Васильевич, я имел ввиду не это. Я о людях в целом, о жизни, о взаимоотношениях. Почему нам столь дороги собственные идеи? Почему в бескрайнем потоке информации наш мозг выхватывает лишь то, что подтверждает собственную правоту и отбрасывает остальное? Почему мы так боимся оказаться неправыми? Вам не доводилось задумываться?

Ерохин молчал, внимательно и напряжённо глядя в глаза подполковника. После паузы, тот ответил сам, – Инстинкт доминирования.

– Что, простите? – вскинул брови Сергей.

– Один из трёх основных инстинктов, управляющих нашими поступками независимо от воли и разума. Закреплён генетически. Достался от далёких предков. – Подумав, многозначительно добавил, – Очень далёких. Потому и лежит глубоко. Руководит нами из подсознания. Также присущ собакам, волкам, приматам и ряду других стайных животных со сложной иерархией взаимоотношений.

Сергей опешил. Чего-чего, а генетики при анализе раздора в группе он никак не ожидал. Тем более, что конфликт безличностный, сугубо профессиональный, как полагал Ерохин.

Ну, Рухляда, даёт. Куда занесло. Какая-то лекция по теории эволюции. И ладно бы услышать это от Байкалова или Мурцевой, с тех станется. Но психолог!?

Ерохин хотел оспорить сказанное применительно к себе, но Рухляда закончил беседу, не настаивая ни на чём, и, даже заранее согласившись, что в данном случае причина в ином, но предложил обдумать на досуге.

Вот хитрожопый психодрюк. Вбил гвоздик в башку. Куда-то в подкорку, где, по его мнению, и обитают инстинкты. И теперь Сергей время от времени колется об этот гвоздик.

Нет. Херня всё это. Не тянул я за уши собственную версию. Или тянул? Нет. Теперь – точно нет. За смертями явно проглядывается чей-то умысел.

Заглянула Тюрина. – Через три минуты совещание у Можайского. Просил не опаздывать.

Это совещание было пятым с объединения дел и начала расследования. На предшествующих заслушивались выжимки из материалов и строились версии. Старые материалы были многочисленны, неимоверно объёмны, но бесплодны, как пустынный песок. Новые мероприятия: опросы родственников, знакомых, соседей и сослуживцев умерших, прибавили к делу несколько томов, но… зацепиться по серьёзному было решительно не за что, что укрепляло позицию Полежаева.

Сегодня заслушивали Мурцеву. Она изрядно поработала с заключениями судмедэкспертизы, а последние дни зарылась в медицинских справочниках.

А сознание Ерохина в данную минуту витало в поисковиках. Тех, что хвалился Степанченко – ведомственных, специализированных, с элементами искусственного интеллекта. Которые методично сравнивали лица паспортной фототеки с фэйсом вчерашнего «рабочего». А может уже нашли?

– … миоглобинурия … – это новое, но уже знакомое слово, вытянуло Ерохина из полузабытья.

– В двух заключениях, причиной смерти значилась маршевая миоглобинурия. Данный симптом развивается после сильнейшего физического переутомления, например, вследствие длительного изнуряющего бега. Здоровому человеку для этого надо пробежать десятки километров без остановки. В одном из дел пытались подтянуть версию о стае собак, однако версия рассыпалась на стадии расследования. Собак в центре Питера не обнаружили. Также, по данным камер наблюдения, на улицах не обнаружили и бегуна. Кроме того, одежда и обувь покойных не предполагала возможности длительного бега. Тем более, что один из них был найден с увесистым портфелем.