Эльку же в последнее время угнетало чувство тревоги, какой-то подспудной нарастающей опасности.

Эти странные расследования. Как чемодан без ручки. Даже не чемодан, а ящик. … Ящик Пандоры. Фу ты!

Она пыталась гнать глупые мысли. И ей жутко захотелось помочь, стать соучастной, взять на себя хоть ничтожную часть тяжкого бремени Сергея.

Перевернувшись на бок, он тихо сказал, – У нас сейчас дежурства ночные, пока дроны висят над базой. Завтра мне в ночь.

– Где вы, и где база? Какой смысл в ваших дежурствах?

– Мостовой выбил вертолёт и трёх омоновцев в круглосуточной готовности. Должен быть и кто-то из наших. – Он помолчал и добавил между прочим, – А тут ещё Юрка заболел.

– Что с ним?

– Простуда. Или грипп. Врачи разве скажут? Температура второй день зашкаливает.

На звук служебного вызова они напряжённо переглянулись.

– Да, Ренат! … Появились? … Ага. … Двое? … Ага … Полежаева не беспокой. … Мало ли, что просил. Больной пусть спит – быстрее выздоровеет. …Уже на вылет? Давай, Ренат. И брать – только живыми. … Понятно, сам знаешь.

Живыми! Только живыми!

Но что-то щемило в груди – живыми, скорее всего, не удастся.

– Серёж, что случилось?

– Появились. Похоже та же парочка. С фонарями, лопатами, металлоискателем, – Сергей набрасывал одежду, – Эль, я в Управление.

Изящный «Орлан» подрагивал в белом круге вертолётной площадки на крыше Управления. Как присевшая стрекоза, лениво трепещущая крыльями.

Удар воздушной волны едва не сбил капитана с ног. Вытянутая капля прозрачного салона, внутри оказалась вполне комфортной. И тихой. Нет, звук конечно был, но говорить не мешал. Хотя говорить было не с кем. Три амбала в масках, упакованные по последнему слову армейской техники, словно их собирались выбросить в афганских горах, напоминали зомби. Они казалось спали с открытыми глазами, и отвечали коротко и односложно.

Неполная луна проносилась сквозь драные облака. Россыпями огней и лентами дорог мерцали окрестности ночного мегаполиса.

Луна медленно сползла к хвосту.

– Внимание! Заданная координата. Снижение.

Вращение усугубило свербящую невесомость лифта. В полу распахнулся люк, и канатная лестница полетела вниз. Бойцы исчезли в разверзшейся бездне.

Пока Хабибуллин, чертыхаясь и ловя ногами ускользающие перекладины спустился вниз, гвардия рассредоточилась по плацдарму. Взору капитана, умудрившегося на спуске потерять очки ночного видения, предстал исчезнувший над лесом вертолёт и две мутные фигурки, мечущиеся у берега на фоне серой реки. Своих бойцов он не видел.

Война шла нормально, вмешательства генерального штаба не потребовалось.

Усталый, но довольный, Ренат ввалился в кабинет Ерохина под утро.

– Серёга, ты не поверишь! Для двух наших хлюпиков прислали бронированный автозак. Я таких сроду не видел. Террористов в них что ли возят? Представляешь, какой слушок о нашей группе ходит?

– Да, хрен с ним, – прервал Ерохин, – Рассказывай.

Капитан скис и махнул рукой.

– Мутные. Без документов. На бандюков не похожи, хотя в бардачке нашли старенький «макаров». На простой вопрос, либо тупо молчат, либо бормочут какую-то хрень. Фамилии еле вытянул, да и те похоже липовые: Клюев Иван и Сидорова Анна, – он усмехнулся этим, вполне обычным, но для него абсолютно надуманным именам, – На контакт не идут. Нас, кто в погонах, считают продажными агентами какой-то секты.

– Во как? – выкрикнул Сергей и забегал глазами, что-то вспоминая.

– Они сильно напуганы. Подавлены. Мужик на грани срыва, а Сидорова эта, – на лице капитана прорезалось сострадание, – Так та вообще не в себе – мания преследования. Все вокруг враги, особенно врачи и менты. Верит только журналистам…

Ерохин ехидно хмыкнул. – Ну да. Честные и бескорыстные журналисты.

– Мне представляется следующее, – Ренат откинулся на спинку кресла, сцепив руки на затылке, – Они состояли в какой-то конторе, от которой, похоже сейчас и скрываются. И против этой конторы начали самостоятельное расследование. – Он наклонился и положил руки на стол. – Дилетанты. Триллеров насмотрелись.

Капитан болезненно скривился и цокнул языком, – Только вместо финальной драки на ржавой лестнице и победы над вселенским злом, оказались в следственном изоляторе, к их же, надеюсь, счастью.

 Ерохин задумался и шумно отхлебнул кофе. – Где они сейчас?

– На медосмотре. Нулевой этаж. Санчасть СИЗО.

– Там психиатр будет?

– Это первым делом, – заверил Ренат, – Причём ожидают какого-то профессора.

Сергей удовлетворённо кивнул.

18. Триумф и облом.

– Клюев, говорите? – сонно бормотал Степанченко, разглядывая фотографии на экране и натирая кулаком правый глаз, – Где-то я этого Клюева уже видел… Ё! А баба какая страшная. Прямо ведьма. Хорошо, что не к ночи увидел.

Ренат неожиданно вступился за подопечную, – Это фотка так вышла. Она просто загнанная, усталая и обозлённая.

Степанченко упёрся в капитана вопросительным взглядом, затем безразлично махнул рукой. – Пойду закину в поисковик.

Шаркающего Степанченко едва не сбил Полежаев – взлохмаченный и краснолицый, как индейский вождь.

– Батюшки. Эпидемия пришла. А где белый намордник? – широко улыбнулся Ерохин.

– Не ссы, я уже не заразный. Температуры нет, – прогундосил Юрий, грузно заваливаясь в кресло. На лиловом лбу проступили крупные капли пота.

Он прокашлялся, прикрыв рот ладонью. – Ну как там? Не томите.

Витало ощущение прорыва плотины. Сновали сотрудники. В это утро помешать делу не могло даже непосредственное руководство полковника Можайского, беспрестанно отиравшегося в группе.

Вдруг муравейник замер от крика из коридора. Все знали импульсивность Степанченко, но не да такой же степени.

– Тебе оса в штаны залетела? – спросил Варёный, когда Степанченко дрожащими руками вставлял флэшку в настенный экран. За ним собрался любопытный полукруг, а на экране вспыхнули две фотографии: надменный узколицый субъект с наглым взглядом, и осунувшийся доходяга с черными мешками, напоминавший наркота в ломке, в котором узнавался ночной задержанный.

Степанченко сдвинулся от экрана. Его распирало, но он молча обшаривал глазами напряжённые лица.

Первой громко всхлипнула Мурцева.

Её опередил Ренат, – Это же Климов!

Ерохин застыл с неприлично открытым ртом. Полежаев медленно поднялся, вытянув шею и опираясь о подлокотники, – Ну ни хрена себе!

Затем поднялся и двинул к Ерохину.

– Ты как тогда допёр? Колись. – Он вскинул руки, собираясь обнять, но кашлянул и отстранился, побоявшись заразить, – Ну ты опер. – Полежаев снова плюхнулся в кресло. – Как вычислил? Ерохин, колись. Респект тебе и уважуха.

Сергей не мог вспомнить причины озарения или помутнения, когда ему привиделась связь между этими делами, и когда он был высмеян Полежаевым.

Юрий зашёлся в приступе кашля. Щёки горели, глаза слезились. Поднималась температура, и он был отправлен на служебной машине домой.

Едва за героическим майором закрылась дверь, как Степанченко выложил на стол примятый листок.

– Сидорова ваша, оказалась Овечниковой Ириной Александровной, две тысячи пятого года рождения, уроженка города Сестрорецка, зарегистрирована в Питере по указанному адресу.

Куда был срочно отправлен Козак на служебной машине Ерохина.

Климова оставили на полдня в санчасти из-за гипертонии, а Овечникову привели в камеру для допросов.

Белокурая, с засаленными прямыми волосами, собранными на затылке в конский хвостик. Она не подняла глаз на вошедшего Ерохина и тупо смотрела в центр стола. Бледное изваяние. Лишь редкие подмаргивания набухших век с длинными загнутыми ресницами.

– Здравствуйте, Ирина Александровна.

Ни один мускул не дрогнул на лице. Лишь прожилки синели сквозь тонкий пергамент кожи.

– Зачем назвались чужой фамилией?

– А чтобы свою не отобрали, – выпалила она неожиданно низким голосом, явно переходя в атаку, – Чего болтать? – Она нервно всхлипнула, криво усмехнулась, обнажив зубы, подёрнутые серым налётом скитальческой жизни. – Когда устранять будете? Сразу? Или потом, в камере? – И прерывисто вздохнув, облизала растрескавшиеся губы, чтобы продолжить наступательную браваду.