Ерохин почесал макушку. – А смысл? Они сюда не вернутся.

Вареный согласно кивнул.

– В заявлении сказано, что приезжали две группы: на черных внедорожниках и на синей ауди. Вероятно, между собой не связаны. Лодочника устранили либо первые, либо вторые, – аргументировал Полежаев.

– Либо третьи, – тихо промямлил Ерохин.

– Что?

– Нет, ничего. Я тебя услышал, логика есть. Обратимся к «небесным очам», пусть гоняют дроны, – он безнадёжно махнул рукой, – Поехали в Управление.

Юрий недовольно посмотрел на Ерохина. – Пока первый дрон не зависнет над базой, я отсюда не уеду. Так что, давайте без меня.

– У тебя ноги мокрые, уже третий час как в холодную воду оступился, – строго произнёс Сергей, – Ты хоть носки выжал? – и немного подумав, добавил, – Остаётся капитан Варёный!

Багровый Полежаев втянул голову в плечи, и прорычал, – Хорош включать большого начальника! Я сказал останусь – значит останусь!

– И чёрт с тобой! Оставайся! – рявкнул Сергей тем же тоном.

16. Древний Египет. Ахетатон. 17 год правления Еретика. (продолжение)

Хануфа не сразу понял, отчего сорвавшиеся на бег люди – высшая знать Египта, сгрудились левее храмовых ворот, где только что завершилась молитва. Они наваливались на спины друг друга, как стая скарабеев, учуявших навозный шарик в бесплодной пустыне.

Сообразив, что происходит нечто страшное, он бросился, увязая ногами в песке. Несколько человек кинулись в сторону колесниц и в кругу суетящихся образовалась прореха.

Голова царя покоилась на коленях его дяди, вельможи Эйе, носившего титул Божественный отец. Вытянув ноги, тот сидел на песке. Царь был жив, но неестественно бледен. Распахнутые глаза временами щурились, и тело пробивало мелкой дрожью.

– Успокойся повелитель. Отчего так неистово бьётся твоё сердце? Великий Атон посылает тебе ещё один знак. – Божественный отец пытался скрыть волнение, – Вслушайся. Ты единственный, кто может услышать.

На алебастровом лице фараона проскользнула тень отрешённой улыбки. – Звук большой воды утих навсегда.

– Тяжела твоя ноша. Ты устал, и мрачные мысли одолевают тебя. Ты услышишь знак в другой раз. Он всегда приходил нежданно.

Эхнатон слабо улыбнулся, как растворяющаяся в рассветных лучах звезда. Его голос был едва различим на фоне утренних шорохов, – Это и есть знак. Знак Атона. Знак истечения времени.

***

Тучный Эйе тяжко опускал плетёные сандалии в белую пыль узкой горной дороги. После долгого молчания, он сказал:

– Когда Атон изъявлял свою волю, фараон слышал голос большой воды.

Дорога к царской усыпальнице вдоль ущелья по руслу вади была проложена недавно, и на скорую руку. Ноги Эйе отвыкли от ходьбы и плохо слушались, а временами он спотыкался, хватаясь толстыми пальцами за руку посла. Шесть километров растянулись в четыре часа пути – единственного, что Божественный Отец должен был одолеть пешком.

Встречный ветер сносил пыльные клубы к нескончаемой траурной процессии. Они шли первыми в людской цепи, вслед за драпированным голубой тканью паланкином нового земного бога – фараона Семнех-Ка-Ра. А впереди, двадцатиногим кораблём плыли погребальные дроги, гружёные золотым саркофагом Эхнатона.

Извилистая дорога медленно поднималась вверх и завершилась утоптанной широкой площадкой. Пыльные дроги стали напротив чернеющей дыры в холмистом песчанике.

– Голос большой воды когда-то привёл фараона сюда, где не найти даже костей шакала. – Эйе жадно хватал горячий воздух, – Такова воля Атона. – Он вскинул ладони к нещадному полуденному солнцу, затем вытер потное лицо жёлтым платком. Поморщившись от едкой пыли, скосил взгляд на внимательно слушавшего посла, – Когда строился великий город, место для царской гробницы было там, – он указал пальцем в сторону Ахетатона, – На откосе скалы южного некрополя.

Эйе, как и всякий знатный египтянин, всю жизнь готовящий место своего погребения, туманно улыбнулся с налётом зависти, – Оттуда, как на ладони виден город. И большой изгиб Реки. И остров с зелёными нивами. И всё это – в золотом свете заката. Разве можно возжелать лучшего места для усыпальницы?

Он тяжко вздохнул и обвёл суровым взглядом безжизненный пейзаж ущелья с зазубринами холмов, продуваемых раскалёнными ветрами.

Гиблое место, – подумал Хануфа, и спросил, пользуясь откровенностью божественного отца, – А откуда он, этот голос воды?

Эйе впился маленькими влажными глазками и пару минут смотрел молча. Хануфа поёжился, решив, что спросил лишнего, затронув щекотливую тему. Ему, чужестранцу, лучше бы держать язык за зубами. Но Эйе ответил.

– Голос падающей воды он слышал с детства. А с ним приходили судороги и озноб. В раннем детстве звук был особенно силён. Он катался по полу и кричал, затыкая уши руками. Но звук был в голове. Родители призвали лучших лекарей. Его лечили, но тщетно. Тогда я. – Он ткнул себя в грудь пухлым пальцем, – Я первый распознал в его припадках знак богов. Мне не поверил даже его отец. Только мать юного Аменхотепа, – он снова пересёкся взглядом с послом, – Тогда его ещё звали Аменхотеп.

Хануфа согласно кивнул. Эйе продолжил, немного отдышавшись, – Так вот, только сестра моя, царица Тийи, поверила, и то не сразу. С годами наследник понял, что этот знак шлёт ему Атон. – Божественный отец умолк, задумавшись о чём-то. – А в последние годы звук стал стихать. Он был, но становился тише и мягче, словно порог божественной реки снижался со временем, и река усмиряла свой ход. А за два дня до этого… он сказал мне… но я не поверил, – лицо его свело глубокими морщинами, глаза помутнели, – Вернее, я не мог позволить себе поверить. … И не верить не мог, – он смахнул слезу высохшим на ветру платком, – Он был так молод. Я молился и надеялся на милость Атона.

Тут Эйе осмотрелся по сторонам, и оставил посла, завидев второй паланкин, только что поставленный четырьмя эфиопами.

Из-за отброшенного полога показалась юная царица Меритатон и черноволосый мальчик с утончённым лицом. Грузный коротышка Эйе, широко улыбаясь, распростёр руки навстречу бегущему внуку – наследному принцу Тутанхатону.

Положение Божественного отца при дворе не изменилось, так как на трон сел его второй племянник. Не изменится оно и через пару лет, когда, сменив имя в угоду вернувшим былую власть жрецам Амона, на трон взойдёт его девятилетний внук Тутанхамон.

Пока Хануфа взирал на окружавшую суету – рабочих, затаскивающих саркофаг в скалу, бритоголовых жрецов Атона, чинно воздающих молитву, его никак не отпускал вопрос, который так или иначе задавал себе каждый участник церемонии.

Почему фараон, посвятивший жизнь служению Атону, обрёл пристанище именно здесь, в столь ужасающе гиблом месте?

До ответа оставалось три тысячи триста лет. И находился он далеко на севере, где хлестали песчаный берег волны холодного моря, а широкая река несла воды огромного озера в узкую бухту морского залива.

И не было еще имён ни у моря, ни у озера, ни у реки, ни у залива.

А были ветер, вода, песок, да смолистые прибрежные сосны.

17. Ночной звонок.

Элька потянулась сладко и похотливо. Перекатилась к лежавшему на спине Сергею. Он тихо шепнул, – Эля, всё, я пас. Ты выжала меня, как тюбик.

Она презрительно ткнула пальцем в плечо. – Слабак!

Сергей повернулся, и широко улыбаясь, вопросительно уставился в упор. Cкорчив рожицу, она помотала носом и перевернулась на спину. Спать не хотелось никому. Также, как и остального. Элька вытянула руки за голову, подцепив ногтями складку дивана.

– Слушай, выжатый тюбик, а давай в выходные сходим в театр? Или в оперу.

– Лучше в театр.

– Замётано. Только я выбираю.

Затем долго молчали. Копавшийся в сознании червь не давал Сергею уснуть. Бессонницы начались со смертью лодочника.

Свои! Что может быть хуже? Как отследить? Доступ к базе имеет половина тех, кто в ментовских погонах, плюс следаки, плюс прокурорские, плюс…, плюс… Бесполезно. Хрен отследишь.