Очнувшись в больнице в первый раз, Эмма вырвала из руки капельницу и тут же упала с кровати.

Во второй раз она проделала то же самое.

Очнувшись в третий раз, она обнаружила, что привязана к кровати.

Палату заливал режущий солнечный свет. Ослепительный. Эмма быстро заморгала, затем наконец её зрение прояснилось. Она посмотрела вниз и увидела у себя на запястьях прикрепленные к кровати мягкие манжеты. Она принялась изо всех сил дергать их и тянуть.

— Неа, теперь они тебя раскусили. Тебе никуда не деться.

Эмма резко подняла голову.

У неё в ногах сидел Чёрч и красил ей ногти.

— Я думала, что ты — порождение моей фантазии, — прошептала Эмма, и он широко ей улыбнулся.

Если честно, это немного её напугало.

— Думаешь, ты смогла бы нафантазировать нечто столь совершенное, как я?

«Я умерла. Я не пережила самоубийство и умерла. Теперь вопрос в том, в раю я или в аду.»

Не успела она ответить, как в палату ворвалась медсестра. Лицо Чёрча вновь приобрело мрачное выражение, и он провел по угольно-черным лаком её ногтям. Медсестра ему кивнула, но он не обратил на неё внимания.

— Вы помните, что сказал врач? У Вас пятнадцать минут, — строго сказала она.

Чёрч не ответил, даже бровью не повел, поэтому она повернулась к Эмме.

— Как Вы себя чувствуете, мисс Хартли?

— Так, словно я в тюрьме. Снимите это, — проворчала она, дернув за ремни.

Медсестра покачала головой.

— Я не могу этого сделать, Вам придется поговорить об этом со своим врачом. Через пятнадцать минут я вернусь, чтобы отвести вас в душ.

— Меня не нужно…

Медсестра подняла вверх телефон, показав на таймер. Затем она повернула его к Чёрчу, практически сунув его ему в лицо. Эта женщина своё дело знала. Убедившись, что все всё поняли, она вышла из палаты.

— Какого хрена тут происходит? — настойчиво спросила Эмма.

Чёрч откашлялся и медленно убрал щеточку обратно в пузырек с лаком для ногтей.

— Ну, обычно, когда люди пытаются покончить с собой, их помещают под психиатрический надзор, — сообщил он и, наклонившись к её пальцам, нежно на них подул.

Эмма нахмурилась.

— С помощью наручников?

— Нет, их ты заработала своими многочисленными попытками к бегству. Кроме того, ты вырывала капельницы, и врачи сочли это за признак еще большего членовредительства.

Эмма легла и уставилась в потолок.

— Если бы я захотела это повторить, — медленно проговорила она. — То не стала бы этого делать иглой от капельницы.

— А чем бы ты стала это делать? Еще одним ножом?

Она вздрогнула.

— Нет. Это определенно было плохой идеей. Нужно было брать не нож, а дробовик Джерри.

Эмма обалдела, почувствовав, как Чёрч сжал её руку. Он подошел к кровати и встал рядом с ней.

— Если бы ты взяла дробовик, тебя бы здесь сейчас не было, — выдохнул он.

— Это не то место, где мне хотелось бы оказаться, — прошептала она в ответ.

— Зачем ты это сделала, Эмма? — спросил он. — У нас впереди было такое будущее.

— Какое будущее? Ты сказал, что между нами всё кончено.

— Я этого не говорил.

— Нет, говорил, ты сказал…

— Я много чего говорил, — перебил её он. — В тот вечер я не очень тщательно подбирал слова, но ни разу не сказал «между нами». Когда я говорил, что хочу покончить с «этим», то имел в виду ситуацию. Не тебя и меня. Ни в коем случае не тебя и меня.

Эмма с трудом сглотнула.

— Значит, я опять всё испортила, — прошептала она.

Чёрч застонал и прижался губами к тыльной стороне её руки.

— Нет. Нет, ты никогда ничего не портила. Ты была совершенством, совсем как я всегда и говорил.

— Совсем как ты всегда врал.

— Да, кое о чем. Но об этом никогда. Это я все испортил, потому что был слишком глуп, чтобы тебя увидеть, чтобы тебя услышать. Что ж, теперь я вижу. Слышу. Я больше не облажаюсь, — пообещал он ей.

Эмма взглянула на него.

— Значит ли это, что мы будем вместе?

Когда он помедлил с ответом, её мысли тут же закрутились вокруг острых предметов и взрывоопасных веществ.

— Не сейчас, — медленно произнес он и, высвободив свою руку, ухватился за боковой поручень кровати.

— Почему нет? — спросила она.

— Потому что ты серьезно больна, Эмма.

— Сказал парень, который мечтает об убийстве.

— Эй, это ведь ты пыталась кое-кого придушить, а потом филетировала свою ногу.

Да, Чёрч. Приятно было сознавать, что такая мелочь, как самоубийство, не притупило его острое, как бритва, презрительное отношение.

— Филетировала? — откашлялась она. — Это медицинский термин, доктор Чёрч?

— Нет, но самоубийство — да. Тебе повезло. Ты целилась в бедренную артерию, но попала только в вену. Всё равно получилось впечатляюще, жаль, ты не видела всю эту кровь. Мне пришлось выбросить матрас. Я рад, что ты никогда не ходила на анатомию, иначе мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

— Я думала, ты этого хочешь. Думала, это заставит тебя меня полюбить, — тихо сказала она.

— Ты справилась и без этого, Эмма.

Эмма закрыла глаза. Она отказывалась верить этим словам. Именно из-за таких слов она здесь и оказалась.

— У меня… туман в голове. Я это сделала? Я её убила? — спросила она.

Чёрч провел пальцем по её подбородку.

— Нет. Ты расквасила ей нос и подбила глаз. Видимо, ты очень здорово давила. Никто, кроме меня, ничего не знает, она думает, что упала на вечеринке.

— Тебе повезло.

— Нам повезло — если бы кто-нибудь думал иначе, у нас не было бы возможности попытаться еще раз.

Эмма открыла глаза.

— Ты хочешь попытаться снова её убить? — спросила она.

Одна только мысль об этом лишала её последних сил.

— Нет. Как я уже сказал, с этим покончено. С охотой на Лиззи... Мне следовало тебя послушать, это и впрямь было плохой идеей. Её смерть не изменит того факта, что я — хреновый результат какого-то хренового воспитания.

— Так... в следующем году ты справляешь Рождество в доме твоей мамы? — спросила Эмма.

Он рассмеялся, и впервые после своего пробуждения, она почувствовала, как её сердце забилось быстрее.

— Не думаю. Я еще даже официально не знаком с Лиззи. И не знаю, познакомлюсь ли с ней вообще. Я рассказал о ней Джерри, но думаю, он, так или иначе, уже знал о Лиззи.

— Меня это не удивило. Джерри... большой сюрприз.

— Это точно.

— Так когда меня отпустят домой? Может, я смогу представить тебя твоей сестре, — ухмыльнулась она.

Однако Чёрч не засмеялся. Вместо этого он нахмурился.

— Эмма, всё не так просто. Пока ты была без сознания, тебя признали душевнобольной, — сказал он ей. — Не способной самостоятельно принимать решения.

— Что это значит?

— Это значит, что Марго теперь твой законный опекун. Она принимает за тебя все решения.

— О, Боже, — прошептала Эмма, и он кивнул.

— И она собирается продержать тебя здесь как можно дольше. Мне запрещено с тобой видеться, — продолжал он. — Она говорила с психологом из колледжа, с которым ты занималась. Судя по всему, ты обо мне упоминала раз, или два, или тысячу. Они считают, что у тебя «нездоровая одержимость» мной.

— Я тоже, — Эмма выдавила из себя смешок.

— И я. Это мне больше всего в тебе и нравится, — сказал он. — Марго во всем винит меня. Мне сегодня разрешили с тобой встретиться только потому, что я убедил их в том, что, не поговорив со мной, ты не прекратишь свои попытки к бегству.

— Значит, ты сказал им правду, — констатировала она.

Чёрч глубоко вздохнул.

— Эмма, это серьезно. Если тебе не удастся убедить своего врача в том, что ты психически здорова, твоя мать сохранит над тобой контроль. Абсолютный контроль. Она может держать тебя здесь до бесконечности.

Эмма это понимала. Это был сущий ад.

— Мне всего лишь хотелось от неё уйти, — дрожащим голосом проговорила она, и по её щеке скатилась слеза. — Почему я никак не могу от неё избавиться?