– За заглохни ты, – не выдержал Женёк, – иначе я сам тебя выключу. Весь мозг уже вынес.

– Да тебе, Жек, его и не вносили, судя по твоей долгоиграющей тоске. И не родился ещё тот Илья Муромец, который меня выключит. Но, хочу заметить, у тебя есть преимущество перед остальными дрочунами с биноклями – наша небожительница хотя бы знает о твоём существовании.

Со стороны очень странно наблюдать за этим стёбом. Я почти был уверен, что вспыльчивый Женёк сейчас взорвётся, но тот лишь поморщился и стал разливать вискарик по бокалам.

– Сворачивай уже свой театр, – оттащил я Геныча от окна.

– Согласен, я предлагаю отложить бинокли и выпить за доступных женщин, – быстро перестроился Геныч.

В «Дровах» нас уже заждались. Не был здесь полтора года, но показалось, будто и не уезжал никуда – вокруг всё те же лица.

«Макс, давай к нам!», «О, какие люди!», «Ну, ни хрена ж себе, явление!» – звучат со всех сторон грубые, охрипшие, весёлые и пьяные мужские голоса. «Вау, Максик!», «А-а-а, Максюшечка, котик мой!», «Максимилиан, душа моя…» – мурлычут, восклицают, визжат девичьи.

– Губа, ты ли это? Где пропадал, брателла?

– На приисках! А за Губу ответишь! – рявкаю с хмурым лицом, но губы предательски расползаются в улыбке.

Погоняло Губа ко мне приклеилось ещё в школе. Тогда я страшно психовал, потому что был твёрдо убеждён – мужику жить с такими губами не годится. И все убеждения мамы, что настоящего мужчину определяют поступки, пролетали мимо. Но со временем я перестал реагировать на неприятное прозвище, и оно перестало быть моим.

И вот – привет из прошлого в лице бывшего одноклассника Гришки-Рыжего. Он налетел на меня с крепкими объятиями и такой радостью, словно только меня и ждал два года. Примерно столько мы и не виделись. Впрочем, Рыжий всегда был таким – весёлым, бесшабашным и сентиментальным.

– Брат, а я ведь только дембельнулся! Звонил тебе, а ты что, номер телефона поменял? Давай к нам за столик, со мной такие отпадные девочки! Ток рыженькая уже занята, понял?

– Рыжее тянется к рыжему? – хмыкнул я. – Что-то ты поздновато дембельнулся, Гриш.

Дезориентированный неожиданно душевным приёмом старых знакомых и оглушённый напором Рыжего, я позволил ему увлечь меня за собой.

– Так ведь я после четвёртого курса, – пояснил он, – а ты забросил, что ли, универ?

– Нет, академ взял после армии.

– А-а, ну молоток! – ответил Рыжий на автомате, потому что мы уже пришли.

И попали в «розарий». Об этом свидетельствует не только обилие красок во внешних обликах, но и удушающее смешение парфюмерных ароматов. Сладкие, терпкие, горьковатые – все они служат для привлечения внимания сильных самцов. Со мной это перестало работать.

Я прекрасно осознаю, что в эмоциональном плане со мной далеко не всё в полном порядке, и причину следует искать в своей голове. Вот только я не хочу искать эти долбаные причины, и ответственность за свой, ранее не свойственный мне цинизм, предпочитаю возложить на Ирку. Мне нравится думать, что эта дрянь убила во мне наивность, романтизм и веру в чистых и искренних женщин.

И мне хватило времени, чтобы оценить пользу своего пофигизма – мне не больно, нет больше разочарований и страха. А с ними исчезла потребность обаять, разгадать девушку, постараться раскрутить на секс, в конце концов. И я сделал потрясающее открытие – отсутствие интереса с моей стороны возбуждает повышенный встречный интерес. Рад ли я такому открытию? Правильнее будет сказать – удовлетворён.

– Девочки, знакомьтесь – это Макс. Макс, это девочки! – Рыжий сияет, как чокнутое солнышко ранней весной.

– Добрый вечер, дамы, – поприветствовал я благоухающий девчачий цветник.

– Максим, ты та-акой серьёзный, – томно произносит редкозубая «двоечка».

И это тыканье меня отталкивает сильнее, чем прогалины между её зубов. Мой намётанный взгляд тут же безошибочно отыскивает мой любимый размерчик. И обладательница полной троечки с вежливой белозубой улыбкой озвучивает:

– Максим, присаживайтесь, пожалуйста, к нам.

Ничего не имею против.

– Братан, твой чудо-эхолот работает безотказно, – налетает со спины на меня Геныч. – Девчонки, а вот и я, а значит, ваш день пропал не зря!

На первую пару я всё же опоздала. Торчу уже минут пять под дверью аудитории и не могу заставить себя войти. За полтора года учёбы это моё первое опоздание, и мне невыносимо стыдно. Когда я, вдохнув поглубже, уже протянула руку, чтобы открыть дверь, она неожиданно распахнулась и стремительно вылетевший препод едва не сбил меня с ног.

– Котова, а Вы почему здесь? – рявкнул он грубо. – Или, подслушивая за дверью, Вы лучше усваиваете материал?

Моё лицо обдало жаром, и от волнения я не могу произнести ни слова и продолжаю таращиться на преподавателя, боясь разреветься. Вот зачем он так громко? Потому я и боялась входить. После недавних событий с Игорем я вообще стараюсь привлекать к себе как можно меньше внимания. Понимаю, что это глупо, что я ни в чём не виновата, но изменить себя не могу.

– Котова, что с Вами? У Вас всё в порядке? – кажется, мужчину всерьёз озадачили мои круглые глаза и подрагивающая нижняя губа. Да и меня, признаться, собственная реакция расстроила.

– Павел Сергеевич, простите, – бормочу я, проглотив ком в горле, – я проспала.

– И это всё? – с подозрением уточнил он.

В ответ я лишь кивнула. Брови преподавателя, известного, как Злой Павлик, удивлённо взлетели вверх и он с видимым облегчением произнёс:

– Проходите в аудиторию, – а спохватившись, прижал к уху зажатый в руке телефон. – Прошу прощения, у меня тут небольшая заминка вышла.

Я рванула в распахнутую дверь, радуясь, что не стала для Павлика большой заминкой.

Соньки, ожидаемо, на первой паре не обнаружилось – у неё свой собственный график посещения. В понедельник она обычно отсыпается после выходных, во вторник – после трудного понедельника, а в пятницу дрыхнет до обеда, набираясь сил перед очередными выходными. Сегодня среда, а памятуя о том, что среда – это маленькая пятница и следуя Софийкиной логике, раньше третьей пары её можно не ждать.

– Наша мартовская кошечка уже почуяла весну? – загоготал Жорик, которому моё имя в сочетании с фамилией не дают покоя с первого дня учёбы.

Да, я – Марта Котова, а мои родители – большие оригиналы. Но мне нравятся мои имя и фамилия – и по отдельности, и в дуэте. А если кому-то это кажется забавным, то очень недолго, и шутят, обычно, по-доброму. И только Жорик продолжает потешаться, несмотря на то, что его шутки обросли непричёсанной бородой и на них давно никто не обращает внимание. Не обращал… Вот уже вторую неделю я нахожусь под прицелом либо сочувствующих, либо злорадных взглядов.

– Жорик, заглохни! – гаркнула Анька, наша железная леди, она же староста группы и непререкаемый авторитет.

Но и её взгляд выражает сочувствие и участие, а мне хочется исчезнуть – отгородиться от всех непроницаемой стеной. Сонька говорит, что это всё я себе надумала и что не я первая, не я последняя. И я бы рада воспринимать всё именно так…

– Ты почему опоздала, что-нибудь случилось? – поинтересовалась Анька, пользуясь отсутствием Павлика.

– Проспала, – честно ответила я.

Но о причинах, вынудивших меня проспать, говорить совсем не хочется. Я вообще такие вещи могу обсуждать только со своей Софи.

– Не расстраивайся, с кем не бывает, – Анька ободряюще улыбнулась, – отличницам иногда тоже необходимо расслабляться.

Я машинально киваю в знак согласия и тихо вздыхаю. Похоже, они все меня считают заучкой, не способной на простые шалости и обычные развлечения всех студентов. А я способна?

Да – я вполне способна выучить по новой теме дополнительный материал, а вот не выучить совсем или отправиться резвиться с подругами, когда задание ещё не выполнено, я не смогу. Я честно пробовала – ничего не вышло. Сонька даже поинтересовалась однажды, ещё на заре нашего знакомства – очень ли строгие у меня родители. А мне смешно стало – я росла, как нежная тепличная фиалка, и не помню ни одного грубого слова от родителей. Они и в детстве на меня надышаться не могли, и сейчас готовы под тёплым колпаком держать.