- Да падет Ингельбалд!
"Да падет Ингельбалд!" - прокатилось эхом.
Гул нарастал - это мечи из ребра дракона колотили по легким круглым щитам, обтянутым кожей летучей рыбы Ау. Так себе оружие, но другого у нас не было. Нас вел праведный гнев, защищая лучше любого щита.
- Да падет Ингель...бульк, - сосед слева захлебнулся собственной кровью, что зеленым фонтанчиком брызнула из развороченной шеи.
"Снайпер", - пронеслось шелестяще по рядам. Толпа зароптала, кто-то дернулся бежать, но большинство лишь сомкнуло щиты, стиснуло зубы и продолжило движение вперед.
Крохотный Алый бутон расцвел на рукаве соседа справа, и я поспешно пригнулся, прикрываясь щитом. Грохнуло так, что содрогнулся мир уже почти бесшумно - уши забила мягкая вата контузии. Щит лопнул, кожа рыбы Ау свернулась обугленными трубочками и расползлась в стороны, оголяя скелет щита.
Я отбросил бесполезный остов, стиснул зубы и устремился вперед. Направо старался не смотреть, устремив взгляд на антрацитовые шпили Ингельбалда - Вечной Твердыни и вечного бельма на глазу для каждого истинного орка. Алый Цветок, вспучившийся позади, я не увидел. Взрыв смял мое тело и втоптал его в спрессованную в камень под тяжестью тысяч орочьих смертей землю Оривенн. Нашу землю.
Орки давно перестали считать, сколько длится осада Ингельбалда. Вечная Осада - так мы ее прозвали. "Слишком много Вечности для этих лупоглазых лупоухов", - говорил Арк. Больше не скажет - это он шел в строю справа от меня. Теперь вечность принадлежит ему по праву, Арк волен распоряжаться ею по своему усмотрению. А шагающий замок Ингельбалд, что пожирает наши степи, оставляя за собой пышный хвост эльфийских лесов,- больше не его головная боль.
- Ну и зачем оно мне надо? - голос причитал давно, просто я, укутанный пеленой болеутоляющих заклинаний, обращал на него не больше внимания, чем на зудящего над ухом комара. - У меня ведь хозяйство... Помидорки... Урожай переспевает. Эх, говорят, на той стороне - вот это урожаи... Эльфы, говорят, слово знают...
Я дернулся. Уж не знаю, что собирался сделать, подушкой в нытика запустить, что ли - тут, в шатре тылового госпиталя, другого оружия в моем распоряжении не было. Пошевелиться не удалось. Тело было не моим, оно не слушалось. Только и вышло - слегка повернуть голову в сторону говорившего.
Орк сидел на ложе у входа, разложив поверх шкур обмотанную пухлыми бинтами ногу. Упитанный, он и сейчас поддерживал форму: смачно похрустывая огурчиком, откусывал попеременно то от него, то от завернутой в свежую лепешку домашней колбасы. По лекарскому шатру вкрадчиво полз аромат чеснока и копченого шпика.
- "Помидорки", - передразнил орка невидимый с моего места собеседник. - Скажешь тоже.
- А и скажу! - продолжил разглагольствовать здоровяк. Челюсти его безостановочно двигались, перемалывая пищу. - Наши специально воюют, чтобы простому орку невдомек было, как за лесоразделом хорошо живется. А ведь эльфы нам зла не желают. Где доказательства, что это вообще они супротив нас стоят? Ты хоть одного эльфа у Ингельбалда видел? Только цветы ихние, но ими кто угодно мог воспользоваться, в любой колдунской лавке таких валом.
Подушкой в него запустить я так и не сумел. Смог лишь простонать в бессильной злобе что-то ругательное, но маловразумительное.
- Вон, смотри, что с парнем сделали. И кто виноват, эльфы, по-твоему? Неет, это наши шаманы за власть цепляются, это им выгодна война, - толстяк соизволил обратить внимание на стоны, но не на их источник: говорил так, будто меня тут и не было. - А нам оно нужно? Лучше уж под эльфами, да живыми.
- Ага, и с помидорками, - заржал невидимый мне собеседник.
Сегодня наконец-то удалось пошевелить рукой.
Я никому не сказал, даже милой юной сиделке, которая меняет мне подгузники и кормит с ложечки. В первую очередь, ей и не сказал. За месяцы, прошедшие с моей последней битвы, мир сошел с ума. Весь гребаный мир, все гребаные орки в нем, кроме меня и сиделки. Вот, опять забыл ее имя.
С памятью совсем беда. Вылетают из нее имена окружающих, а развидеть жующего орка из госпиталя не могу. Много таких, жующих, повидал. Оривенн устала от Вечной Осады. Лопоухая зараза вползла в шатры и уши орков.
- Что Ингельбалд? На сколько продвинулся? - Вечная Твердыня, будто чувствуя, что орки дали слабину, собирала все более обильную жатву, ускоряя ход.
- Что за страсть к самоистязанию? Оно тебе надо? Оставь уже войну. Живи... как можешь, - сиделка неодобрительно поджала губы, поддернула подушку повыше, устраивая меня в сидячем положении.
Я продолжал буравить ее взглядом, давая понять, что жду ответа.
- Шаманы объявили о ненападении. Конец Вечной Осады близится, - нервно передвинув камни заклинаний, сиделка рывком поднялась с колен.
Глаз она так и не подняла и даже не обернулась, впуская на мгновение под полог шатра знойный запах спелых степных трав и треск кузнечиков.
Беда с памятью. Не у меня, у орков. Они больше не хотят помнить, за что воюют. Я же забыть не могу и не хочу.
Оривенн сурова. Бескрайняя степь не балует обильными урожаями и требует мастерства от охотников, не желающих возвращаться с пустыми руками. Но Оривенн умеет быть благодарной, даря силу и мощь своим сынам, умеющим слушать степь. Так было испокон веков, и испокон веков орки были непобедимы.
А потом пришли эльфы - стройные, сладкоречивые. И принялись садить свой Благословенный Лес на нашей земле, не спросив нашего согласия. Настолько благословенный, что оркам в нем нашлось место лишь в качестве... удобрения. Эльфы предлагали сытное существование в обмен на наши земли, наше послушание и наших мертвых. Он хотели забрать у нас Последнее Право: соединиться с вечностью, отдавая свой пепел ветрам Оривенн.
Погребальные костры заклеймили дикарским обычаем, пережитком прошлого - эльфам наша мертвая плоть нужна не тронутой огнем. Лишь бесславно сгнив под корнями захватчиков-деревьев, тела орков могли подкрепить "слово" лопоухих. Помидорки от этого слова росли знатные. И леса их любимые вставали еще более пышной стеной.
