— Но вы вернетесь...

— Конечно, мы вернемся, друг, — говорит Рентон, — но постарайся хорошенько поспать. Ты прошел через тяжелое испытание.

— Да, — трубит Больной, — отдых самое лучшее лекарство.

К моменту, когда трио возвращается на фестиваль, Рентон чувствует себя таким же разбитым, как Больной и Майки Форрестер, но не таким воодушевленным, как они. Видит, как они дают друг другу пять и Больной рычит:

— Главный хирург сделал свое дело. Теперь вся работа — на низшей бригаде по уходу. Наши специальные навыки больше не нужны, сегодня ночую мы празднуем!

Пока Рентон пытается прийти в себя, Больной и Майки направляются к гостевому бару позади главной сцены. Больной протягивает руку:

— Количество девушек, которых этот парень зафингерил, и все они пытались говорить мне об аккуратности и точности хирургов! Ебаные любители!

— Должен признать, но мне было как бы страшно, — кивает Майки, взяв две бутылки пива.

— Но наши ебаные нервы картежников хорошо натренированы! — Больной триумфально светится, когда они чокаются бутылками. Три девушки, стоящие рядом, смотрят на него, заметив энергию триумфатора.

Несколько секунд назад Рентон ни о чем не волновался, но вернулся в режим менеджера. Он облегченно вздыхает, увидев Карла, бухающего на диване под огромным плакатом «Depeche Mode». Но что-то не так. Диджей выглядит удрученным, а Клаус, который стоит у бара рядом с Больным и Майки, явно зол.

Рентон падает рядом со своим диджеем. Он хочет заговорить с ним, но Карл опережает его:

— Я не могу этого сделать, друг.

— Что?.. — говорит Рентон, удивленный своим волнением. — Что, гиг? Почему? Это твой грандиозный камбэк! — краем глаза он видит Конрада и Дженсена, которые кружат возле холодильника и стола, пожирая пиццу в дюймах от него.

— Я все потерял, Марк, — говорит Карл грустно, — я правда ценю все, что ты сделал для меня, — и он указывает на свою грудь, — но с N-Sign покончено, друг.

Конрад сначала слушает, а потом подбегает, указывая на расклеившегося диджея:

— Я говорил тебе, что он — алкаш, наркоман и мешок нервов, от которого ноль проку, — смеется он Рентону.

Карл отворачивается и хнычет, будто собирается взорваться в слезах. Это разрывает Рентона, он осуждающе смотрит на свою денежную корову.

Конрад снова смеется, заворачивая кусок пиццы, чтобы он лучше влез в рот. Красный жир капает на его майку.

— Ну, тогда это все, — мрачно заявляет Рентон, разговаривая с Карлом, но принимая всех собравшихся во внимание, — я потратил целое состояние на этот ебаный гиг и теперь нам не заплатят, и скорее всего, даже засудят.

Суровое лицо Клауса подтверждает это.

Пока Больной радостно пожимает плечами, Карл внезапно взрывается смехом. Он тычет в Рентона:

— Попался, ты, ебаный задрот «Хибс»! — он подскакивает и напрямую обращается к Конраду, — а ты, бесполезная, ебаная ванна с жиром, иди посмотри на то, как настоящий диджей взорвет это место! — он поворачивается к Клаусу. — Надеюсь, у тебя есть страховка для смерти от изумления, друг, потому что половина хуил тут, — он указывает на толпу, — умрет, блять, именно от этого!

— Да, как хорошо!

Конрад смотрит с открытым ртом, роняя бумажную тарелку с пиццей на пол, а потом поворачивается к Рентону:

— Он не может так со мной разговаривать!

— Он уебок, — облегченно выдыхает Рентон, — полное уебище.

Карл направляется в будку, кивая уходящему диджею. Он думает о Хелене и о том, какое благословение быть с ней. Но теперь не стоит плакать над тем, что он проебал. Думает о маме и папе, о том, что они дали ему, и о том, чем пожертвовали. Нет места печали, лишь горящее пламя внутри, желание заставить их гордиться. Он думает о Дрю Басби, Джоне Роберстоне, Стефани Адам и Руди Скайселе, пока кричит в микрофон:

— БЕРЛИН! ТЫ, БЛЯТЬ, ГОТОВ???!!

Толпа встречает его диким, громким ревом, когда он начинает играть «Gimme Love», его прорывной хит, показав свои намерения, и продолжает гипнотическим сетом. Энергичная толпа ест с его рук, и в конце они требуют еще. Когда уходит под крики «N-SIGN...», он игнорирует с широко разинутый рот и глаза Конрада, направляется к Марку Рентону с поднятыми пятью пальцами на одной руке и одним на другой. В этот раз Рентон не мог быть еще больше доволен этим раздражающим жестом.

— «Стенхаус» — секс-бомба, — шепчет он ему в ухо.

— Верю, — отвечает Карл.

Конрад, раздраженный и выведенный из строя, идет после него на сцену, когда танцпол стремительно пустеет. Он почти возвращает толпу, отыграв два своих главных хита раньше, чем планировал, но он недоволен — а публика чувствует его отчаяние. Рентон, который втихаря спасает всех весь день, ободряет звезду двумя поднятыми большими пальцами, пока диджей, нервничая, смотрит на него.

Вдруг Больной падает на плечо Рентона, держа пиво и помахивая маленьким пакетиком кокаина, кивает в сторону туалетов:

— Этот уебок боится, — говорит он. — Хотел бы я увидеть, как он бы извлек почку.

— Он, наверное, съел бы ее, — смеется Рентон, идя за ним, — это не повредит ему, побыть второй скрипкой. Тут толпа старых прожаренных хаус-хедов. Людей, которые ценят хорошую музыку. И они все помнят.

Они заходят в туалет. Больной делает дорожки, смотрит на Рентона, чувствуя необъяснимую любовь и ненависть. Оба кажутся сговорчивыми, но влиятельными и и важными. Пока Рентон занюхивает дорожку, Больной говорит:

— Знаешь, я подумал и придумал, как ты можешь вернуть Бегби его деньги.

— Все бесполезно. Мудила держит меня там, где ему хочется. Не хочет их брать. Он знает, что я всегда у него в долгу и это пиздец, как убивает меня.

Больной берет свернутую купюру и поднимает бровь.

— Помнишь о его выставке в Эдинбурге?

— Ага, мы играем на ней, — Рентон приоткрывает дверь и смотрит на Конрада, поглядывая на Карла, который прыгает с Клаусом и несколькими женщинами, включая Шанель Хеммингсворт, музыкальной журналисткой.

Когда он закрывает дверь, Больной уже снюхал дорожку и стоит, выпрямившись:

— И за несколько дней до выставки будет аукцион «Глав Лита».

Рентон пожимает плечами и занюхивает дорожку:

— И?

— И купи их. Сделай ставку, выиграй аукцион, переплати.

Улыбка прорезается на лице Рентона:

— Если я выиграю их, и заплачу за них больше, чем они стоят...

— Ты вынудишь его взять деньги. И так ты выполнишь все свои обязательства перед ним, вернешь уебку все, что должен.

— Мне нравится эта идея, — улыбается Рентон, проверяя свой телефон. — Кстати, о нем, — и показывает сообщение, которое только что получил от Франко.

Есть билеты в ВИП-зону на финальный «Кубок» в Хэмпдене для тебя, меня, Больного и Спада.

Выпучив глаза, Больной говорит:

— Теперь этот уебок Бегби совершает безвозмездный акт доброты, в самый первый раз за всю его жизнь. Что, блять, за день!

— Ох, ну теперь это он, Мистер Хороший Парень, — говорит Рентон.

Я помню, как встретился с парнем в тюрьме. Было удивительно, что большая голливудская звезда приехала к нам, в ебаную тюрьму. Но смешно то, что он хотел, чтобы я помог ему подготовится к роли сурового мужика, которую он получил. Ему нужно было изображать акцент, потому что работа основана на книге какого-то писателя-криминалиста, по которой европейский арт-директор хочет снять фильм. Честно говоря, мудень написал неплохо, но я никогда не любил такие книги. Писанина для уебков: всегда делают из полицейских супергероев.

Полицейские не такие уж, блять, и герои.

Первое, что я сделал, когда увидел этого статного и мелкого молодого человека в кожаной куртке и зализанными черными волосами — рассказал уебку все, как есть. Что я не буду провоцировать, потому что, как я думаю, тут не так, как в Америке, а Чак Понс — смешное имя в Великобритании. Сказал, что он строит правильного уебка из себя тут, с таким-то именем. Конечно, он знал что все это дерьмо; сказал мне, что его настоящее имя — Чарльз Понсора, и да, он знал, что это означает что-то другое в Великобритании, но решил не менять его. Агент уебка сказал ему, что его имя «слишком латинское» и это может сыграть против него в получении главных мужских ролей. Также, как Николас Коппола превратился в Николаса Кейджа, так и Чарльз Понсора стал Чаком Понсом.