Литмир - Электронная Библиотека
A
A

…так вот, Клещатик, – продолжала Рома. – Это гений финансовой законности, гроссмейстер игры на всех досках, какие только попадаются ныне в столице, виртуоз распутывания самых сложных узлов.

Но главное, – и в этом-то беда и закавыка, – главное, Ной Рувимыч Клещатик сам желает идейно участвовать в деятельности Синдиката, направлять, вдохновлять, инициировать. Бездна его проектов нашла применение в нашей организации.

– Зачем, – спросила я, – зачем ему это?

– А он увлекающийся человек, – ответила Рома, ухмыляясь. – Профессор, между прочим.

– Профессор чего?

– А какая вам разница?.. У него творческая жилка играет… Он, между прочим, и стихи пишет. Совместно с Фирой Ватник.

По таким мелочам, как семинары, сказала она, с нами работают его девочки, вышколенные, как солдаты, – у каждой из них тоже свои фирмы. Нас обеспечивает Ниночка. «Глобал-цивилизейшн», мега-компания Клещатика, – это такая огромная матрешка, из которой вылупляются разнообразно и умело раскрашенные фирмы, на любой вкус и цвет. Они появляются и умирают, как далекие вселенные, поглощая немыслимые суммы, выделяемые Синдикатом на повседневную битву за Восхождение.

– …С другой стороны, – сказала Рома, – вам даже проще будет работать. – Вот вы говорите, семинар. А как вы собирались приступить к этой затее?

– А чего там приступать! – раздраженно сказала я. – Приглашаем российских и израильских художников, звоним в дом творчества – в «Челюскинскую» или «Сенеж», – где есть литографские камни, заказываем номера и харч…

– …и в самый последний день перед началом семинара вам звонят из дома творчества, извиняются и говорят, что к ним заехала большая группа, поэтому вашу группу они принять не могут.

– Что за бред, какого черта! – воскликнул мой муж, координатор выставочных и художественных проектов в моем департаменте. – Мы заранее подписываем договор… Заранее платим…

– О, тут все в порядке: вам вернут деньги до копейки. Вам некуда и не на что будет жаловаться.

– Но почему?! – воскликнула я.

– Потому что Клещатик не даст вам гулять без ошейника, – сказал разумный Костян. – Он перекупит весь дом творчества, чтобы в следующий раз неповадно вам было его обходить…

– Значит, надо позаботиться, чтобы он ничего не узнал, – начала я, и осеклась: мои ребята выразительно смотрели на меня, переводя взгляд на телефонный аппарат, который впервые показался мне одушевленным и притом подлейшим существом.

Тут они, опять-таки, перебивая друг друга, увлеченно поведали страшную историю пятилетней давности, когда некий безумно храбрый синдик решил восстать против Клещатика и отпасть от него, и заказал проведение конференции в гостинице «Украина» совсем другой фирме. Директор фирмы, молодая энергичная женщина, представила ему выгодную смету, конференция была подготовлена на высшем уровне, грянула дата открытия, гости съезжались на дачу… Мятежный синдик торжествовал, отпускал шуточки по адресу Ной Рувимыча, учил коллег жизни и чувствовал себя совершенным победителем.

Спустя три минуты после начала конференции в «Украину» явился Ной Рувимыч лично, вызвал даму-директора в холл, с полчаса посидел с нею на мягком кожаном диване, улыбаясь и что-то интимно шепча ей в шуме и гаме огромного вестибюля гостиницы… После чего дама исчезла. Причем, исчезла совсем, необратимо, навсегда. Для Синдиката, по крайней мере. Вместе со своими девочками-распорядительницами, вместе с коробками блокнотов и ручек, вместе с папками, бутылками минеральной воды и одноразовыми стаканчиками… Буквально: была фирма, и нету ее.

– Вздор, – не выдержала я, – что за апокрифы, что вы несете! Не шейте Воланда графоману Клещатику!

– Да, да! – горячо вскинулись все разом, – несчастный синдик бегал по этажам гостиницы, пытаясь узнать – где участники конференции могут пообедать, куда подадут им кофе… Все было тщетно. Администрация гостиницы прятала глаза и заявляла, что ничего не знает, ни с кем не договаривалась, впервые слышит… Участников международной конференции попросили выехать из номеров… Поднялся страшный скандал, поверженному синдику оставалось лишь припасть к стопам Клещатика, каясь и рыдая… Тот еще подержал ситуацию до вечера в нагретом состоянии, потом смилостивился и показал дирижерской палочкой diminuendo … Людям дали поесть, позволили внести в номера чемоданы… Однако испакощенная конференция уже не оправилась, обескураженные участники обсуждали доклады без особого интереса, к тому же странным образом все стало известно в Иерусалиме, карьера безумца немедленно была прервана, он был отозван домой… В Синдикате, многозначительно подчеркнула Рома, никогда не любили скандалов и революций…

На этом интересном месте совершенно смятого ходом событий совещания в дверях моего кабинета возник осанистый человек – очки в золотой оправе, рыжий дымок над лысиной, ласковые ямочки на пергаментных щеках… Все улыбалось в этом лице, все звало дружить, поверять душевные заботы, совместно трудиться на общую цель Восхождения

Сотрудники моего департамента прыснули врассыпную, как тараканы, и забились за экраны своих компьютеров…

– Ной Рувимович? – сухо и осторожно спросила я, поднимаясь и с омерзением чувствуя, как лицо мое в ответ расплывается в улыбке, а рука так и тянется к рукопожатию…

– Мечтал, мечтал познакомиться! – пожимая руку, (словно знал, что я не терплю припаданий чужих мокрых губ к руке), искренне и дружески проговорил Ной Рувимыч. – Вот только книжку на автограф не прихватил, но в самое же ближайшее время…

…и я уже не заметила, как меня повлекли за пределы детсадика…

Единственно, что колючкой застряло в памяти: когда мы с Ной Рувимычем проходили первым этажом Синдиката к выходу, из дверей своего кабинета выглянул Яша Сокол, схватил меня за руку, втянул наполовину внутрь и быстро, горячо прошипев в лицо: – Только не «Пантелеево»!!! – отпустил руку… и я ускорила шаги, чтобы поравняться с Ной Рувимычем…

Затем меня усадили в машину и повезли, не переставая говорить тоном доверительным, серьезным… И очень он мне нравился – неброской элегантностью, негромким интеллигентным голосом и подчеркнутой неторопливостью движений.

– Понимаете, дорогая, – говорил Ной Рувимыч, – вы, без сомнения, уже поняли, что в Синдикате-то, по большому счету, делать и нечего. Скажем прямо, никакой истовой работой цели достигнуть невозможно. Люди восходят или не восходят совсем не потому, что некий синдик устраивает какой-то семинар, а другой – валяет дурака и пьянствует. Все знают, когда и почему птицы перелетают с места на место, а животные переходят на другое пастбище… И я рад, что когда-то с моей, не буду скромничать, подачи был создан ваш департамент. Ведь, в каком-то смысле, Синдикат организация скорее представительская. Вы согласны со мной?

– Мне, на моей должности, было бы обидно с вами согласиться… – искоса взглянув на него, ответила я. – Но кое в чем вы правы…

– Ну вот, я рад… Далее: поскольку нет реального ежедневного рабочего производства, нет, так сказать, продукта деятельности, то любой самодур, попавший в Синдикат на руководящую должность, может изменить организацию до неузнаваемости, что случалось не раз… Поэтому наша задача, как это ни смешно, – ставить задачи. Ставить цели… И достигать их… Я бы хотел рассказать вам об одной моей гениальной задумке… Впрочем, успеется…

Ной Рувимыч оказался виртуозом вождения. Мой Слава тоже лихо объезжал пробки, нарушал все правила и совершал все мыслимые и немыслимые трюки, чтобы довезти меня вовремя. Но Клещатик проделывал все это с элегантной неторопливостью, легко, даже нежно, успевая поглядывать и на дорогу, и на собеседника справа, и на часы, и на крякающий мобильник.

…Закрытый клуб «Лицей» размещался в старинном особняке на Спиридоновке.

Я уже слышала от кого-то из знакомых об этом заведении, а может быть, читала в «Комсомольце». Дизайнеры, особо не мудрствуя, просто воссоздали внутри обстановку пушкинской эпохи.

14
{"b":"68080","o":1}